Золотарь - Рыжков Лев (прочитать книгу TXT) 📗
Маэстро же продолжал:
— Буду краток. Ежели не возражаете, ограничусь перечислением того, кто какой смертью умер. Итак, Мария фон Дахау — отравительница колодцев, сожжена на костре. Барон Герхард — съеден на Цейлоне термитами. Барон Эдвард — убит на поле сражения. В отличие от прочих прекрасная смерть! Баронесса Клотильда — холодная, жестокая женщина, запорола до смерти полторы тысячи крестьян. Замученная укорами совести постриглась в монахини, но однажды во время всенощной ей свалился на голову колокол, придавив ее до смерти. Не исключено, что его обрушили на голову баронессы отнюдь не случайно, а из мстительных соображений. Это могла проделать какая-нибудь родственница запоротого до смерти крестьянина. Проводилось следствие, но оно не дало никаких результатов. Всех монашек, кроме настоятельницы, выпороли шпицрутенами и дело на том кончили.
— А скажите, маэстро, — перебил я, — не напоминает ли вам баронесса Клотильда нашу кухарку?
— Хм! — сказал маэстро. — Как-то не задумывался над этим. — Он пристально вгляделся в портрет, едва не водя по нему носом. — Да-с! Определенное сходство налицо! Вы и не подозреваете, мой юный друг, какую обильную пищу для размышлений вы мне дали! Но продолжим.
Маэстро, как заправский экскурсовод, сыпал датами, фамилиями, историческими фактами. Я же не без интереса внимал. Бароны фон Гевиннер-Люхсы умирали поистине фантастическими смертями, представить подобное невозможно даже в пьяном угаре. Барон.Рихард, например, поскользнулся на арбузной корке, выпал в окно, чудом зацепился ноздрей за балясину, его с трудом оттуда сняли, он снова поскользнулся на той же арбузной корке, но упал на сей раз не в окно, а на пол, угодил головою в ведро с водой, голова застряла и несчастный барон умер от удушья. Другой барон перестал мыться и его загрызли клопы. Третий умер от обжорства, четвертый же нечаянно проглотил за обедом три Фунта толченого стекла. Я до сих пор не представляю, как можно проглотить за обедом толченое стекло, да еще в таком количестве! Следующий мой славный предок любил купаться во рву, притом в полной боевой амуниции. И все бы хорошо, но однажды в горло ему попала лягушка, и барон умер, но не от нехватки воздуха, а от отвращения.
Перечень продолжался: тот повешен, тот застрелен, этот растерзан хищниками, а вот тот, что на барельефе, подавился жареным мясом и умер от икоты. Более всего мне запомнилось то, каким образом умер барон Вильгельм, который попросту лопнул. Бедняга был необыкновенно впечатлителен и одновременно с этим крайне скуп. Однажды на ярмарке некая цыганка попросила у него серебряную монету. Барон Вильгельм, разумеется, отказал. «Чтоб ты лопнул!» — воскликнула тогда цыганка и недобро на барона посмотрела. И действительно, несчастный барон лопнул прямо за обеденным столом. Говорят, что, когда он лопнул, из его утробы, а он был невероятно тучен, сыпались золотые монеты и куриные окорочка. Барон Рауль сделал себе харакири, барон Фридрих был убит в драке палкой, барону же Роберту не повезло больше всех: у него вырос большой пушистый хвост, и мальчишки задразнили его до смерти.
Пройдя до конца портретную галерею, мы кружным путем отправились в столовую, где нас уже поджидал великолепнейший ужин.
После трапезы меня опять увлек за собой маэстро. На сей раз он повел меня в библиотеку, которая, к моей немалой радости, оказалась обширна и содержала книги не только на немецком и на латыни, то есть на языках, на которых я могу читать, но и на французском, английском, испанском, греческом, русском, древнееврейском, арамейском, финикийском, арабском, санскрите, китайском. В замковой библиотеке оказалось даже несколько глиняных табличек, исчерканных клинышками. Маэстро, если ему верить, читает на всех этих языках. По его словам, книги, манускрипты, пергамента и папирусы из этого книгохранилища хранят множество прелюбопытнейших тайн. Я, не скрою, очень заинтересовался книгами из своей библиотеки. И даже попросил маэстро снабдить меня каким-нибудь чтением на сон грядущий.
— Предпочтительно, — сказал я, — почитать что-нибудь из последних изданий: нет ли у вас, дражайший маэстро, чего-нибудь из сочинений господ Клопштока, Руссо, Гофмана или, может быть, Детсада?
Как мне показалось, сей вопрос возмутил маэстро. Он завертелся на каблучках своих смешных туфель, замахал руками:
— Что вы! Что вы! Замковая библиотека содержит только старинные книги! Самая новая из них — XIV века! Не знаю, как вам, юноша, но мне это по душе. Ибо что хорошего можно почерпнуть в сочинениях новомодных писак? Пошлость, глупость и гадость! Зато старинные манускрипты буквально нашпигованы самой кристальной, самой чистой мудростью. Приятно, молодой человек, прикасаться к знанию, но не с новомодным пустословием!
Я заскучал. Куковать в замке целый год безвылазно, не имея под рукой никакой даже беллетристики! Замечательная перспектива! Разбираться же в старинных маэстровых хитромудростях не было никакой охоты. И попробуй поспорь с ним! Он ведь — доктор красноречия.
— А почему, — спросил я, — столь долго не было никаких поступлений в замковую библиотеку? Неужели, маэстро, все предыдущие бароны придерживались ваших взглядов на литературу?
— Они, о юноша, — отвечал маэстро, — не придерживались на литературу вообще никаких взглядов. Ни одного барона книги не интересовали. Более трехсот лет библиотека находилась в ужасном беспорядке. Здесь вовсю похозяйничали крысы, черви, жуки. Много рукописей погибло. Барон Дитрих Дебильный, когда его покинули ближние и прислуга, одичал и топил камин редчайшими рукописями! Варварство! В штате замка предусмотрены чесатели и ковырятели, но абсолютно нет места библиотекарю, хотя один всевышний ведает, какие здесь хранятся сокровища! Полюбуйтесь, юноша, какой здесь порядок! Все книга на своих местах. А если б вы видели, в состоянии какого дичайшего разгрома находилась библиотека изначально! Она, простите за грубость, напоминала авгиевы конюшни. К тому же здесь свил гнездо дикий сторож-полчеловека. Когда ему было скучно, он засовывал в свою пасть целые тома и жевал, грыз, мял их челюстями, как корова свою жвачку. Больших трудов стоило мне изгнать отсюда этого дикаря. Физически, очевидно, он меня превосходит. Но зато у меня есть прекрасная голова на плечах, чего нет у сторожа.
После месяца безуспешных попыток его выдворения я отчаялся. На него ничто не действовало. Человеческой речи он не понимал совершенно, запугать его невозможно — он сам кого хотите запугает. Хитрость также мне не помогла. Как-то раз рыжий вандал пошел жрать, а это он очень любит. Я же тем временем проник сюда, в библиотеку, со связкой ключей. Подобрав нужный, я замкнул дверь библиотеки на три оборота. Затем я помчался в свои покои за лупой и перчатками, ибо книги требуют нежнейшего с собой обращения. И что же я застал, когда вернулся? Рыжеволосая скотина преспокойно выломала крепчайшую дубовую дверь и в момент, когда я пришел, занималась тем, что обгрызала золотые переплеты редчайших изданий. Отчаяние охватило меня. Столь бесценное собрание рукописей уничтожает дикарь, не умеющий даже разговаривать! «Я убью его!» — помышлял ваш покорный слуга. «Ибо, — помышлял я далее, — что значит жизнь грубой скотины, полуживотного в сравнении с сокровищами библиотеки! Даже если я совершу убийство, меня оправдают!» Однако до этой крайности я не дошел.
Однажды я грустно сидел перед дверями библиотеки и сносил нападки грубого животного (в этот раз оно вздумало плеваться в меня бумажной жвачкой из китайского свитка, написанного самим Конфуцием). Сердце мое обливалось кровью, и это еще мягко сказано, юноша! «Я убью! Убью, убью его!» — размышлял я. Сделать это не представлялось сложным. Достаточно было лишь взять из арсенала аркебузу, зарядить ее и пристрелить наконец мерзавца. Размышления мои прервал резкий, мерзкий свист. Это дети любителя пива игрались глиняной свистулькой. На морде полузверя внезапно появился интерес. Он выскочил из библиотеки и на четырех конечностях помчался за детьми. Дети, визжа, скрылись за поворотом коридора. Туда же ускакало и полуживотное. Вскоре из-за поворота появились зареванные дети — сторож отобрал у них свистульку. Сам же он ходил целый день по замку и дудел в мерзкую дуделку. Этого времени хватило мне, чтобы спасти из библиотеки добрую сотню манускриптов. Под вечер животное разбило свистульку и вернулось в библиотеку. Меня же посетила гениальная мысль. Я поехал в ближайший городок, где как раз в самом разгаре была ярмарка, и скупил у всех торговцев все-все свистульки. Я привез в замок три воза омерзительных игрушек и сразу же поспешил в библиотеку, где застал гнусное животное за тем, что оно обматывалось с ног до головы ценнейшим египетским папирусом, довольно хрюкая. Я посвистел в свистульку. «Гыыыы!» — Сторож отбросил в сторону разорванный на части папирус и требовательно протянул руку. «Э нет!» — сказал я, знаками показывая ему убираться из библиотеки. Животное охотно подчинилось. Я отдал ему свистульку.
