Золотой ключ. Том 1 - Эллиот Кейт (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Ей двенадцать. Еще горстка лет, и она выйдет замуж, зачнет ребенка. А до той поры ни разу не уснет, не увидев мысленно того, что случилось с Томасом Грихальвой, Неоссо Иррадо.
– Пресвятая Матерь с Сыном, – прошептала она, – пусть Сарио будет не таким гневным, как Томас. И не таким глупым.
Сарио надел темную блузу, мешковатые штаны и мягкие войлочные шлепанцы и вышел из своей крошечной мастерской в коридор. При нем были свеча, трут и кресало, но он не спешил зажигать огонь. Все лежало в объемистом кармане блузы, привычном к уголькам, кусочкам засохшей камеди и порошковым красителям.
Он возвращался к узкому чулану над кречеттой. Оставил позади коридоры и чулан с узорчатой занавеской; поднялся по ступенькам к двери с лепниной. Там остановился, затеплил свечу и потянулся к щеколде.
Надо было выяснить, знают ли они, что Сарио с Сааведрой побывали в тесном, темном чулане с косым потолком. Если на полу остались следы ее рвоты – значит, бояться нечего, если смыты – значит, они обнаружены. Вьехос Фратос обязательно будут искать – причем тайно – тех, кто во время Чиевы до'Сангва побывал в комнате над кречеттой.
Он решил сам убрать Сааведрину грязь, хотя, если по совести, следовало бы ей поручить это неприятное дело. Но нельзя: как ни крути, он сам ее туда затащил. Откуда ему было знать, что у нее такой слабый желудок? Ладно, как-нибудь справится. Главное – выяснить, знают ли муалимы. И если не знают, то Сарио позаботится, чтобы никогда не узнали.
Сарио поднял щеколду и отворил дверь. В такой тесноте даже оплывшего воскового огарка с почти истлевшим фитилем хватило, чтобы осветить два узких марша по четырнадцать ступенек. Дымок зазмеился вверх, к чулану с косым потолком.
Там кто-то двигался.
Сарио обмер.
«Знают! Уже нашли!»
Снова движение. И голос – сорванный, плаксивый:
– Кто это? Тут есть кто-нибудь? Шуршание.
– Умоляю, помоги… Именем Пресвятой Матери, помоги мне!
Сарио затаил дыхание.
«Матра Дольча! Нас разоблачили!»
Нет. Конечно же, нет. Разве тогда стали бы просить о помощи?
Если только это не западня…
Руки дрожали так сильно, что едва не погасла свеча. Он чудовищным напряжением воли подавил дрожь и потянулся к щеколде.
«Если мы разоблачены…»
И тут в сумраке наверху зашевелился человек. Он сидел, съежившись, в остром углу между потолком и полом чулана, над самой лестницей. Сарио, впервые в жизни от страха лишившийся дара речи, смотрел на него, раскрыв рот.
– Ты пришел мне помочь?
Человек упирался в стену и косой потолок тем, что еще совсем недавно было умелыми, трудолюбивыми пальцами. Сейчас их так скрючило болью, они так распухли и побагровели, что напоминали клешни вареного омара. Блеснула золотая цепь на камзоле. Раньше этот человек был горд и самовлюблен, нянчился со своим тщеславием.
– Где ты?
Свет огарка проникал всюду, кроме самых дальних углов. И все-таки человек спрашивал Сарио, где он.
"Здесь”.
На самом деле Сарио этого не сказал. Только судорожно, мучительно сглотнул и зачарованно уставился в мутные бельма.
Тело было юным – и плоть, и кости, и волосы, и черты лица. Перед Сарио сидел не кто иной, как Томас Грихальва – красавец, талантливый художник. Даже Одаренный. Но – Неоссо Иррадо.
«Подвергнутый наказанию…»
Сарио понял все. Вот что это такое. Самое страшное наказание, которому можно подвергнуть Одаренного Грихальву: “священная кара для ослушников”.
– Ты больше никогда не сможешь писать.
Вслед за сиянием свечи эхо голоса Сарио проникало в закоулки чулана.
Томас содрогнулся.
– Кто там? Ты кто? Что тебе надо? Пришел поиздеваться? Это часть кары, да?
Он потерял равновесие и в поисках опоры замахал изувеченными руками.
– Кабесса мердита! Кто ты? Сарио не удержался от смеха.
– Неоссо Иррадо, Томас… Такой же, как ты. – И тут возникла иррациональная мысль и тотчас выскочила наружу, как злая дворняга из конуры:
– Но я умнее тебя… – По лестнице снова взбежал его нервный смешок. – Поэтому меня никогда не разоблачат.
– Фильхо до'канна, кто ты?
Мятежные мысли оттеснили страх и изумление. Муалимы его не ценят, не признают его способностей. Видят в нем не талант, а юность, а если и разглядят огонь, сделают все возможное, чтобы погасить. Ради своих устоев, ради власти будут внушать Сарио, что он бездарен. Но они просчитались. Над лестницей скорчился не просто молящий о помощи слепец с изувеченными руками, а ошибка наставников, старших иллюстраторов, Вьехос фратос, – им, ослепленным традициями, не хватает ума, чтобы увидеть талант Сарио.
"Они меня боятся… Сделают со мной то же, что и с Томасом…” Страх. Да. Чем еще можно объяснить надругательство над чужим талантом? В блестящем и непокорном уме осталась Луса до'Орро, но Томас уже никогда не поделится ею с миром.
Кара для ослушников. Воплощенное глумление над всем, что боготворят Грихальва. А ведь их божество гораздо взыскательнее, чем Святая Матерь с Ее Сыном!
Дар. Золотой Ключ – Чиева до'Орро. И его применение. Сарио медленно выдохнул. Жестокое, беспощадное разглядывание привело к тому, что страх и изумление сменились странной похотью – вовсе не той, что жгла его юные чресла.
– Томас, как это было? Да, я видел, как они это делали, как уродовали Пейнтраддо Чиеву и порча переходила на тебя. Но как они этого добились? Как действует это колдовство?
Томас съежился в комок.
– Фильхо до'канна. – Он всхлипнул. – Тебя подослали!
– Ошибаешься. – Сарио затворил дверь и клацнул щеколдой. – Это правда, клянусь, никто меня не подсылал. Я пришел кое-что узнать, но узнал больше, чем надеялся.
Затрепетал огонек свечи, но Томас не заметил – не мог заметить.
– Томас, я, Одаренный, как и ты… был. И я хочу знать, как это происходит. Я должен знать. Меня называют слишком маленьким – меннино моронно – но во мне не унимается голод.
«И какой голод, о Матра Дольча!»
– Я должен узнать. Сейчас. Иначе не успею приготовиться. “Я не хочу, чтобы со мной сделали то же, что с тобой”. Пауза затянулась. Наконец Томас выпалил:
– Я не могу ничего сказать.
"Ну уж нет, у меня не отвертишься, я-то знаю тайну, я видел своими глазами”.
– Да? А почему? Ты хранишь им верность после того, что они с тобой сделали?
Над лестницей громко раздавалось неровное дыхание Томаса.
– Ты не вправе знать, пока не пройдешь конфирматтио.
– Это начинается с Пейнтраддо Чиевы, – настойчиво сказал Сарио. – Правда? С автопортрета, совершенного во всем… И порчу на тебя навел их Дар. Да, Томас? Почему ты до сих пор им верен?
Тишину нарушало только прерывистое дыхание. И вдруг Томас глухо произнес:
– Они меня не отпустят. Мне больше незачем жить, но они меня не отпустят.
– Неоссо Иррадо, – очень тихо промолвил Сарио, – открой мне твою истину.
Томас истерически расхохотался.
– Мою истину? Разве не видишь, во что меня превратила эта истина?
Сарио подумал, нервно кусая верхнюю губу, а затем открыл свою личную истину, которую знала только Сааведра.
– Я читал Фолио.
– Ну и что? Мы все читаем Фолио.
– Я забежал вперед.
– Что?! – возмутился Томас. – Но ведь это запрещено!
– Как и то, что сделал ты. И все равно ты это сделал. Вот почему ты здесь.
Это утверждение побудило Томаса выкрикнуть едва разборчиво:
– Когда придут, я скажу, что здесь был ты! Сарио едва не цыкнул на него, как на Сааведру. Но сдержался, а затем высказал истину, которую даже Томас не мог отрицать:
– Мы, Грихальва, живем так мало… Век любого из нас – неделя по сравнению с жизнью других. Вчера тебе было пятнадцать или двадцать лет, а сегодня костная лихорадка скрючила твои руки и бельма закрыли от тебя белый свет… И больше впереди нет ничего. Ни единого года. – Помолчав несколько мгновений, он твердо произнес:
– Томас, расскажи, и я сделаю все, о чем ты попросишь.
– Милосердия! Вот чего я прошу. Чтобы ты отпустил меня из этого кошмара к милосердной Матре. – На лицо Томаса, осененное светом и тенью, легли тона мучительного знания и безысходной тоски, превратив черты красивого молодого человека, коим он был считанные часы назад, в жуткую маску.
