Серый ангел (СИ) - Трубецкой Олег (книги TXT) 📗
Заметив Бориса, старик торопливо поднялся со скамейки и отвесил ему низкий поясной поклон. Борис решил, что это какой-то попрошайка, и стал шарить в карманах в поисках мелочи. Тут случилось то, чего Борис никак не ожидал. Когда он подошел поближе, старик как подкошенный бухнулся на колени. Борис решил, что у того тепловой удар: старик был одет явно не по сезону.
Вам плохо? — Борис дотронулся до его плеча. Вдруг старик схватил его за руку и стал осыпать поцелуями, при этом бормоча что-то вроде молитвы. Ангел, отрекшийся от сатаны и не примкнувший к Отцу небесному! Ангел не в белых одеждах и не в черных одеяниях, не делающий правды, не есть от Бога, равно как не обольстившийся сатаной. Сделай свой выбор! И сделай его во имя славы Божией.
Ошарашенный, Борис отдернул руку и стал брезгливо вытирать ее носовым платком. Вот черт, подумал он, угораздило же меня! Вот тебе и гуманное отношение к ближнему. Борис хотел было уйти, но старик, пытаясь встать, стал цепляться за его штаны и все продолжал лепетать.
Знаю дела твои, и труд твой и терпение твое, и то, что ты не сможешь сносить злословие, и испытал тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы. Знаю дела твои, ты не холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Вспомни, откуда ты низпал, и покайся, и твори прежние дела.
Борису наконец удалось поднять старика и оторвать его от себя. На мгновение их лица оказались рядом, и ему в лицо пахнуло чудовищным перегаром. Очевидно, старик пил не просыхая. Оттолкнув его от себя, Борис большими шагами направился по аллее, стремясь увеличить расстояние между ними как можно быстрее. Старик каркающим голосом прокричал ему вслед.
— Не бойся ничего, что тебе надобно претерпеть! В решающий час будь верен Отцу небесному!
Когда старик пропал из виду, Борис позволил себе перевести дух и подумать. И чего я так разнервничался? Обыкновенный пьянчужка, каких немало в любом городе. Это все проклятая жара. Кстати, в кабинете комиссара стоит новейший кондиционер, а само здание комиссариата разве что паутиной не покрылось. Домашний кинотеатр и прочие прибамбасы, все это тоже не из бюджетных средств. Тогда предполагается наличие джина из лампы или состоятельный спонсор. Первое мало вероятно. Спонсор… Хороший знакомый из сенатской комиссии. Девилсон. Куратор-прокуратор. Если судить по реакции доблестного комиссара Морару, то курирует он не только Институт. Борис вспомнил странное явление, свидетелем которого он был: зеленоватое свечение и странный звук, рожденные в недрах здания. Было в них что-то мистическое. Слишком много мистики для такого маленького городка как Орбинск. Особенно, если при этом учесть невесть откуда-то взявшихся средневекового рыцаря и вампира, который находит свои невинные жертвы в барах. Все-таки, не настолько я был пьян. Вернее, пьян то я был, и даже сильно. Ну, ладно, где-нибудь в Нью-Йорке или Москве, куда ни шло. Мегаполис, густое варево: маньяки, вурдалаки, бандиты, святые — всего с избытком. А маленький провинциальный Орбинск в лучшем случае тянул на какую-нибудь шаманствующую бабульку, которая лечит геморрой и заговаривает зубы. Нет, пора отсюда уезжать. И кто бы мне объяснил, зачем я здесь торчу…
— Мистер Ласаль!
Борис обернулся. Возле тротуара стоял припаркованный длинный серебристый лимузин. Пассажирскую дверь открывал вышколенный шофер, а из недр этого автомобильного великолепия выходил сам Джон Девилсон, Куратор архитектурного шедевра именуемого Институтом.
— Мистер Ласаль! Я рад вас видеть.
— Аналогично, — ответил Борис.
Люпус ин фабулас — как волк в сказке, промелькнуло в его голове, легок на помине.
Мне сообщили, что вы приходили к Институту, и у вас там произошла какая-то неприятная история, — сказал Девилсон. Вы очень хорошо информированы. Вероятно, этим вы обязаны господину комиссару, — Борис кинул пробный шар. Впрочем Девилсон и не думал скрывать, что они с комиссаром на короткой ноге. Комиссар полиции господин Морару был весьма обеспокоен, что такой известный человек, как вы, подвергся нападению каких-то типов. Да еще возле учреждения, вверенного под мою опеку. А что вас привело к нему? Обыкновенное человеческое любопытство. Только и всего, — сказал Борис. — Вы знаете — вокруг Института ходят различные слухи. Например? — Девилсон изобразил на лице удивление. Например, что вы собрали в Институте психов со всего света и делаете из них зомби. Или что вы пытаетесь клонировать Гитлера, Мао и прочих монстров. И вы этому верите? — улыбнулся Девилсон. Я-то нет. Но народ у нас темный, то чего не знает — додумает, дофантазирует. Местное вино под южным солнцем очень развивает воображение. Жара, знаете ли. Но половина жителей Орбинска работает в Институте, — возразил Девилсон. Уборщиками, курьерами, в лучшем случае водителями, — сказал Борис. — Так что они не имеют понятия, что же происходит в ваших лабораториях и кабинетах. Что ж, тогда прошу в мой экипаж — Девилсон сделал приглашающий жест. — Предлагаю совершить ознакомительную экскурсию и себя в качестве экскурсовода.
Естественно, Борис не преминул воспользоваться предложением. Залезая в нездешний по своей роскоши лимузин, Борис обнаружил там еще одного человека: маленького, чопорного типа — в очках, с бабочкой и парнокопытной бородкой.
Познакомьтесь, — сказал Девилсон. — Это профессор Эренбург из Копенгагена, ваш бывший соотечественник. Мистер Эренбург — филолог, лингвист. Приехал сюда изучать язык местной молодежи. Как утверждает профессор, это язык будущего столетия. Матерщина — язык будущего? — изумился Борис. — Тогда изучайте меня. Я знаю матерные слова по крайней мере на тридцати языках. Язык будущего — это симбиоз различных языков, в том числе и арго. Но он может зародиться только на перекрестке культур, где-то в новом Вавилоне, — мягко грассируя, назидательно произнес Эренбург. И этот новый Вавилон — наш маленький Орбинск? Да, только в библейском Вавилоне единый язык человечества был разбит на множество других, а здесь мы станем свидетелями зарождения нового языка, на котором будет говорить весь мир. Из механического арго заводного апельсина возникнет единая новоречь. Берджессу такое и не снилось. Все филологи Европы, Азии и Нового Света вскоре ринутся сюда изучать язык будущего, да только я буду первым, — самодовольно сказал Эренбург. Ну, что ж, в добрый час, — примирительно сказал Борис. — Желаю вам удачи, тем паче, что вавилонская башня у вас уже имеется. Это вы о Институте? — спросил Девилсон, — Весьма лестно слышать. Вы практически попали в точку. Те научные исследования, которые мы проводим, в конце концов, приблизят нас к творцу. Это вы о Самом? Весьма самонадеянно, — хмыкнул Борис. Мистер Ласаль, скоро вы сами сможете убедиться, что мои слова не просто пустой звук.
Лимузин проехал за бетонный забор. Институт находился на огороженной территории, равной десяти квадратным километрам и пейзаж за забором значительно отличался от того, что был вокруг него. Отсутствия дождей и аномальная жара выжгли все леса и посадки в округе до бурого цвета, а вот на территории Института трава и деревья сочились зеленой свежестью. Капельный полив, решил Борис. Прямо как в Эмиратах.
Через пять минут они были на месте. Шофер обошел машину и открыл перед Борисом дверь. Девилсон продемонстрировал ему улыбку радушного хозяина.
— Добро пожаловать в страну чудес, господин Ласаль.
Масштаб и размах того, что называлось Институтом, поражали воображение. Сто пятьдесят этажей, запутанный лабиринт коридоров, стерильная чистота многочисленных лабораторий и еще кабинеты, кабинеты, кабинеты… Отдел биохимии, отдел биофизики, прикладной математики, психологии, отдел квантовой физики, нанотехнологий, биоэнергетики, геронтологии, отделы традиционной и нетрадиционной медицины. А также отделы социологии, экологии, военно-промышленный одел, отдел космических разработок, инженерный отдел и, наконец, отдел по изучению внеземных цивилизаций и паранормальных явлений. Надо сказать, что Девилсон великолепно справлялся с обязанностью гида. Казалось, он упивался всем этим великолепием. Он гордился Институтом так, как иной папаша гордится своим чадом- вундеркиндом. Девилсон говорил с таким воодушевлением, как будто вещал на огромную аудиторию. Борис даже немного проникся его речью.
