Твое имя - Платунова Анна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Потерпи, птаха, — разговаривал он с ней, как с маленькой. — Смотри, мы уже прошли переулок. До «Трех топоров» рукой подать. Сейчас, девочка, сейчас…
Постоялый двор встретил их музыкой, льющейся из обеденного зала, — кто-то играл на лютне, — шумом голосов и запахом пищи. Бьярн шагнул на крыльцо, но Мара, очнувшись, вдруг схватила его руку:
— Увидят… Не хочу, чтобы меня видели такой… Давай через черный ход…
Бьярн только головой покачал, но свернул в сторону, чтобы обойти здание и зайти с черного хода. Мара и сама на себя удивлялась: о чем она думает! Но почему-то так не хотелось видеть сочувствующие взгляды, а еще хуже — саркастические, в которых ясно читалось бы: «А мы что говорили? Баба — она и есть баба. Какую работу можно ей поручить?»
Служанка, задремавшая у кровати Эрла, при виде их вскочила на ноги и застыла в ужасе, словно в комнату вломились чудовища.
— Э-э… Господин… Госпожа…
— Спасибо, ты можешь идти.
Девушка рванула было к двери — ей очень хотелось поскорее сбежать, — но все же у самого выхода притормозила:
— Господин наместник заходил. Спросил, выживет ли Эрл. Я говорю: не знаю, на вид очень уж плох. Он над ним постоял-постоял, покивал и ушел…
— Я понял тебя, — рокочущий голос Бьярна, хотя он вовсе не хотел пугать служанку, заставил ее исчезнуть в коридоре так быстро, что показалось, будто она прошла сквозь стену.
Бьярн уложил Мару на постель и бросился к батарее склянок, стоящих на столе. Мара выставила их на случай, если Эрлу срочно что-то понадобится. Укладка с иглами и льняными нитками лежала тут же.
— Сейчас, сейчас, девочка…
Бьярн зубами вытащил пробку из пузырька с темно-синей жидкостью — настойкой безличника. Поднес его к губам Мары.
— Три капли… — прошептала она.
— Трех мало. Ты останешься в сознании, когда я тебя буду штопать.
— Три! — сказала она твердо. — Я сама… себя заштопаю…
Бьярн только головой покачал, но сделал, как она просила, а потом вложил иглу в дрожащие пальцы.
— Отвернись!
Бьярн отвернулся, и Мара поняла, что он с трудом сдерживает резкие слова, готовые сорваться с языка.
— Проклятие!
Мара не могла удержать иглу, руки просто отказывались слушаться. Кровь между тем все лилась, особенно из раны на бедре, и заливала простыни.
Бьярн выругался сквозь зубы и вдруг выхватил из ее слабых пальцев иглу.
— Можешь орать и злиться. Потом. Потому что сейчас я намерен не дать тебе истечь кровью.
Стянул с Мары сапоги, принялся расстегивать ремень на брюках. Мара вцепилась в пряжку и только отчаянно помотала головой.
— Ну чего ты боишься?
Он аккуратно снял ее руки, бессильные сейчас, и Мара, понимая, как беззащитна, вдруг расплакалась, как маленькая. Она знала, что потом будет винить себя за эту минуту слабости. Никто никогда не должен видеть ее слез. Бьярн замер — за два года он ни разу не замечал, чтобы Мара плакала. Даже тогда, когда в начале весны шатун распахал ей когтями спину и Мара после этого две недели находилась между жизнью и смертью, но все же одолела мертвецкую хворь.
— Ну что ты? — Он погладил ее по волосам неуклюжей огромной пятерней, которая, однако, касалась Мары очень бережно. — Больно? Ах ты птаха…
И, уже не обращая внимания на слабое сопротивление, стянул пропитанные кровью брюки, а потом влил в искривленный от боли рот напарницы еще несколько капель безличника.
— Не буду наживую штопать, уж извини.
Мара почувствовала, как погружается в беспамятство, но все же огромным усилием воли удержала сознание. Она ничего не ощущала, но слышала, что Бьярн продолжает разговаривать с ней, зашивая рану на бедре.
— Потерпи, девочка… Ты на меня в прошлый раз ругалась, что я тебе рану на спине зашил, словно плугом прошелся. Я сейчас аккуратно постараюсь… Как смогу… Ты не злись уж… Не надо было нам связываться. Ты устала. И я… Прости, птаха, подвел тебя!
Бьярн долгие несколько секунд молчал, должно быть, только сейчас осознав, что, возможно, Мара была права, устроив ему выволочку за ночное бодрствование.
Молчал, а Маре сейчас был так нужен его спокойный, уверенный голос. Она застонала, и Бьярн будто очнулся.
— Тихо, тихо, птаха… Уже почти все. Вот подштопаю тебя и спущусь, заберу наши деньги. А заодно, может быть, голову оторву этому Горгу. Еще не решил…
Он закончил и крепко перевязал рану полосками ткани, разорвав простыню на лоскуты. Маленькие раны промыл настойкой живоцвета и тоже стянул повязками.
— Отдыхай теперь…
Он поднялся было на ноги, но Мара, повинуясь какому-то внезапному порыву, вдруг, не открывая глаз, схватила его за руку. Неясная тревога продолжала сжигать ее изнутри, хотя самое страшное должно было остаться позади.
— Не ходи, — проговорила она, собрав последние силы. — Утром…
— Мара, но… — он постоял пару секунд, а потом сел на пол у ее постели. — Ладно, хорошо. Я не уйду. Спи.
ГЛАВА 8
Старик недолго вел девочку по лесной тропинке. Дорога, вильнув, выбежала на небольшую полянку, где, притулившись к старому кряжистому дубу, стоял домик. Старик завел ее внутрь, и девочка оказалась в квадратной комнате с небогатым убранством.
Комната была разделена на две части старенькой занавеской. В одной стороне находилась кровать, стол возле нее, где стояла чернильница, лежали очиненные перья и, о чудо, даже книги. Девочка в своей жизни книги видела только один раз — в городе, на ярмарке. Стоили они целое состояние, а в руках их, конечно, продавец подержать не разрешил. В другой стороне располагалась крошечная печь, сложенная из кирпичей, стол, где на доске лежал ломоть хлеба, завернутый в чистую тряпицу, и стоял кувшин с водой. Девочка невольно облизнула губы — хотелось пить. А еще все стены этого странного дома от пола до потолка занимали полки, и на них — ух, глаза разбежались — чего только не было. Баночки и пузырьки — в некоторых жидкости, в некоторых непонятные предметы. Свитки, перевязанные ленточками. Камни и минералы. Черепа и кости. Ой, ужас-то! Девочка отвернулась и снова облизала пересохшие губы.
— Садись! — старик усадил ее на табурет перед столом, а после налил в кружку молока — в кувшине оказалось молоко — и отрезал кусок серого пышного хлеба.
— Ешь! — голос был все такой же властный и суровый, но девочка отчего-то больше не боялась.
Пока она откусывала маленькие кусочки от лакомства — а для нее после долгих дней впроголодь даже хлеб казался лакомством, — хозяин дома снял с полки какой-то флакон и смочил жидкостью тряпицу.
— Покажи мне свою руку! — сказал он вновь тоном, не терпящим возражений.
Девочка забеспокоилась. Руку она поцарапала три дня назад, и с тех пор царапина болела все сильнее и сильнее, так что она даже боялась прикасаться к этому месту. И ей вовсе никому не хотелось ее показывать.
— Не бойся! — старик заметил ее беспокойство, и голос его вдруг смягчился. — Больно не будет. Я только перевяжу тебе ручку.
И действительно, от прохладной повязки царапину тут же перестало дергать. Девочка наелась, напилась и повеселела. Ей захотелось поболтать с непонятным, удивительным стариком, тем более что за дни вынужденного одиночества она успела соскучиться по человеческому общению.
— Как тебя звать? — спросила она с детской непринужденностью.
— Хм… — хозяин дома усмехнулся в бороду. — Кто-то зовет меня профессором Вигге. Кто-то просто учителем. Но при рождении мне дали имя Биргер.
— Дядя Биргер, значит? — проговорила девочка, словно пробуя имя на вкус, но потом критически взглянула на старика и поправилась: — Дедуля Биргер. Можно я тебя так стану звать?
Дедуля Биргер, кажется, был немного ошеломлен таким натиском, потому в ответ издал что-то вроде сдавленного хрипа, но девочка не обратила внимания, потому что уже направилась с осмотром на другую половину дома. Первым делом ей хотелось прикоснуться к книгам.
Она подобралась к столу и застыла в благоговении у раскрытого посредине толстого фолианта. Пожелтевшие листы изображали нечто странное, да к тому же все были исчерканы надписями и незнакомыми знаками. Девочка только головой сокрушенно покачала: это кто ж такое безобразие учинил?!
