Стражи цитадели - Каляева Н. (читать хорошую книгу .txt) 📗
— Что ты имеешь в виду?
— Слыхал тут на днях, как говорили про нового раба, одного из тех, знаешь, кто сражается с воинами на тренировках.
— Раб для тренировок?
— Ну да. Говорят, он лучший. Уже прожил дольше, чем любой другой раб. Они заставляют его учить их всему, что он знает, а не просто драться с ними. Может, он тот, кто тебе нужен.
— Может быть.
На следующий день я спросил наставника Драка о рабе для тренировок, который выдержал дольше всех остальных.
— Слышал о таком. Он подчиняется уоргриву Дэймону, но участвует и в поединках с другими воинами. Впрочем, вряд ли он еще долго продержится. Он сегодня дерется с Врускотом, а Врускот еще ни разу не проиграл поединка за последние двести лет. Лорды выжгли из его памяти слова «отступать» и «сдаваться», так что он не может произнести их, даже если захочет.
— Я хочу видеть этот поединок.
— Это может быть поучительно. Врускот знаменит своими атаками. Я покажу вам его основные приемы, так что вы будете знать, на что обращать внимание. Поединок, скорее всего, закончится так скоро, что вы можете их пропустить.
Мы занимались до полудня, а затем спустились на одну из тренировочных площадок, как раз за двором военных. Немалая толпа воинов, крепостных и рабов собралась на открытой стороне двора. Другие жались по стенам. Я не привык к толпе и чувствовал себя неуютно, особенно когда мне освободили проход и пропустили в первый ряд.
Угадать, кто из них Врускот, было нетрудно. Я давно уже узнал, что зиды не стареют. Они остаются в том возрасте, в котором их преобразовали, и, чтобы убить одного из них, требуется весьма серьезное ранение. Но в зидах постарше было что-то узнаваемое. Они напоминали старые деревья с загрубевшей корой, под которой, очевидно, находится самая твердая и плотная древесина, способная выдержать любую бурю. И хотя Врускот выглядел не старше тридцати — сорока лет, он был очень стар. Он был невысок, но с очень длинными руками, узловатыми от мускулов. Его бедра напоминали бревна, и, как у всех зидов, глаза его были бледными и пустыми.
Множество рабов стояли вдоль стен, преимущественно — личные слуги высокопоставленных воинов. Я не мог определить среди них того, кто будет драться. Он должен быть огромным и свирепым, чтобы продержаться так долго. И вряд ли ему позволяют бродить свободно. Но единственный раб, который никому не прислуживал, сидел у стены, прикрыв глаза и опустив голову, словно спал или был напуган. От его ошейника тянулась цепь к кольцу, вмурованному в стену у него над головой.
Разумеется, едва зид коснулся цепи, как раб сразу же встал. Он оказался рослым, на голову выше Вру скота. Его плечи и руки были крупные, загорелые и все в шрамах, но он выглядел и вполовину не таким сильным, как зид. Тощий и крепкий, прекрасно сложенный для фехтования, он все равно не был похож на воина. Просто еще один раб, он стоял босой и тихий, пока с него снимали наручники, потупившись, как если бы боялся поднять взгляд на настоящего бойца. Они не собирались давать ему доспехи, так что он стоял босиком на раскаленной земле, пока Врускот облачался в толстый кожаный шлем, поножи и легкую кольчугу поверх поношенного гамбезона. Лопни мои глаза, если этот раб хоть раз оцарапает Врускота.
Но все изменилось, когда они дали рабу меч. Он поднял голову, и можно было подумать, что его кожа превратилась в сталь. Я бы не удивился, увидев, как меч соскальзывает с его голой руки или искры сыплются из его глаз. Маленький круглый щит, который ему дали, едва ли был ему нужен.
Врускот этого не замечал. Он оглядел раба с головы до ног и скривил губу. Потом дотронулся острием меча до ошейника.
— Сквозь него, — сказал он. — Я проткну тебя прямо сквозь него. Ты забыл свое место, падаль.
Раб даже глазом не моргнул, что Врускоту не понравилось.
— К бою, раб! — прорычал зид.
Не было медленного начала, кружения, ложных выпадов, попыток нащупать слабину противника или наиболее опасные стороны его стиля. С самого начала схватка оказалась по-настоящему яростной. Они бились на длинных мечах, нанося настолько мощные удары, что можно было почувствовать колебания воздуха. Трижды я видел, как мой отец — то есть тот, кого я считал своим отцом, герцог Томас, Защитник Лейрана, — сражался с лучшими бойцами Четырех королевств. Я думал, что никто не может двигаться с такой скоростью и изяществом, как папа… до этого дня в Зев'На. Рядом с рабом Врускот выглядел как вол.
Прошел час. Шум толпы — болтающей, заключающей пари, охающей и насмешничающей — стих до полной тишины, нарушаемой лишь звуками поединка. Лязг и скрежет мечей, глухие удары меча о щит. Тяжелое, сбитое дыхание. Кольчуга Врускота звенела от малейшего движения, а его сапоги глухо стучали и шаркали по твердой земле. Босой раб двигался бесшумно.
Врускот пролил первую кровь, ранив противника в переднюю часть бедра. Зид наступал, используя преимущество, так что толпе, сгрудившейся у одной из стен, пришлось убраться с дороги. Но он был слишком разгорячен, слишком сосредоточен на своем следующем ударе и ошибочно принял за слабость то, что раб все еще оставался в защите. Когда Врускот почти притиснул противника к стене, и они оказались так близко друг к другу, что могли бы почуять дыхание друг друга, раб отразил следующий удар тычком щита — мне достаточно было представить это движение, чтобы у меня заныла левая рука, — и в то же самое время обрушил по высокой дуге собственный меч в мощной встречной атаке. Зиду пришлось отступить, чтобы не расстаться с головой, и он тем самым дал рабу пространство, чтобы уклониться, отступить назад и развернуться кругом, вынуждая Врускота встать лицом к солнцу. Тот тоже не был медлителен, несмотря на толстые ноги, и успел вскинуть меч и щит, прежде чем его достал новый удар. Пот ручьями лился с обоих противников.
Теперь раб осыпал Врускота шквалом рубящих атак — выше, ниже, снова выше, переходя от одного удара к другому с плавной силой. Зид держался, но потом угодил каблуком в трещину и рухнул прямо под занесенный меч раба. Толпа ахнула в один голос. Раб ждал, подняв меч — нацеленный прямо в шею Врускота. Зид просто лежал, тяжело дыша, с таким убийственным выражением лица, что я поражался, как его противника еще держат ноги. Но раб ударил по губам тыльной стороной оружной руки и указал на Врускота. Тот раздувал ноздри и молчал.
Никто не сказал ему! Раб не знал, что воин не может сдаться.
Вместо того чтобы прикончить зида, раб отступил и позволил тому встать. Что за глупец! Неужели он думает, что зид преисполнится к нему благодарности или что у него есть хоть какое-нибудь представление о чести, которое удержит его от того, чтобы выпустить противнику кишки при первой же возможности? Лицо Врускота пылало — и не только от жара схватки. Он с яростью бросился в атаку. Враги медленно двинулись по кругу. Раб заставил зида опуститься на колени — на этот раз благодаря собственному мастерству, а не удаче, но снова сделал знак, чтобы Врускот сдавался, и снова отступил, когда тот ответил отказом.
Я бы не поверил, что хоть один из них еще в состоянии шевельнуть рукой, но они опять продолжили бой, кружась и атакуя, словно только что начали. Даже так, это должно было вскоре закончиться. Раб был тяжело ранен в бедро. Вся его нога была залита кровью. Она явно болела, так как он ее берег. Врускот сосредоточился на этой стороне, нанося лишний удар или пинок, как только предоставлялась возможность. Но раб продолжал двигаться, отступать, уклоняться — защита, короткий выпад, небольшой шаг. А затем ударом сверху вниз, с гудением, разрезавшим воздух, клинок раба отсек правую руку Врускота чуть пониже плеча.
На мгновение воцарилась полная тишина. Раб отступил, бросив оружие на песок. Все уставились на руку Врускота, с лежавшую на побагровевшей земле и все еще сжимающую рукоять меча. И вдруг Врускот взревел с такой болью и ненавистью, что камни крепости задрожали, а толпа в ужасе отхлынула. Бросив щит и пошарив на поясе левой рукой, зид обнажил нож и неловко ткнул им в раба. Но тот легко отбил удар и швырнул зида на землю. Врускот закричал, когда культя ударилась о поверхность площадки и кровь хлынула на песок.
