Королевский дракон - Эллиот Кейт (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Констанция цыкнула на них. Толпа затаила дыхание. Собаки, во время разговора сидевшие позади Лавастина, заворчали. Одна даже щелкнула зубами перед неосторожно приблизившимся вельможей. И тогда произошло нечто странное. Все знали, что Лавастин был справедливым господином, и люди любили его, несмотря на то, что смертельно боялись огромных черных собак, которых не мог остановить никто, кроме хозяина. И вдруг чудовищные твари умолкли, услышат одно только слово, произнесенное стоявшим рядом юношей.
— Преклони перед королем колени, — приказал ему граф и мальчик повиновался. Он был высоким, темноволосым и с удивительно ясными глазами. Что-то в его облике, не слишком красивом, но изящном, понравилось Росвите.
— Вы знаете, ваше величество, что я дважды овдовел и не имею наследников. И вряд ли буду иметь из-за грехов, за которые несу кару. И потому пришел к вам с просьбой. Это мой незаконный сын Алан, и я прошу вас позволить ему наследовать мои земли и мой титул, когда я оставлю этот мир.
Оборони, Владычица! У Росвиты подогнулись колени, но она, как и все в зале, как и обе принцессы, не сводила глаз с лица своего короля. Только Констанция прикрыла глаза и подперла голову руками.
Раздался резкий смех.
— Что дальше, любезный братец? — глумливо проскрежетала Сабела. — Одного ублюдка сделаешь графом, а другого королем?
Генрих подал знак страже. Бывшую принцессу увели в башню, где она теперь содержалась. Король спустился с помоста и возложил руку на голову юноши.
— Любой граф может передать земли и титул бастарду, если не желает видеть наследниками других родных. Чем ты докажешь свое происхождение?
Вместо него отвечал Лавастин:
— В церкви при Лавас-Холдинге тщательно фиксируются все дни рождения и смерти. Но есть и более весомое доказательство.
Тут граф тихонько свистнул. Собаки, до этого неподвижно сидевшие за его спиной, кинулись в разные стороны, и даже Генрих в испуге отпрянул назад. Юноша вскочил с колен и негромко окрикнул животных. Те повиновались незамедлительно и вернулись, послушно застыв у его ног.
— Как твое имя, дитя?
— Меня зовут Алан, ваше величество. — Он говорил без запинок, но речь его была грубовата, выдавая низкое воспитание.
— Все сказанное — правда?
Алан почтительно склонил голову.
— Граф Лавастин признал меня своим сыном.
— Что ты сам знаешь о своем рождении?
— Я рожден в Лавас-Холдинге незамужней женщиной, умершей спустя три дня после родов. Меня вырастили в купеческой семье и по достижении совершеннолетия обещали церкви. Но… — Тут он вкратце изложил историю об эйкийском набеге. — Так я оказался на службе в Лавасе.
— И спас мне жизнь, — вмешался Лавастин, нетерпеливо постукивая ногой, пока длился рассказ, — освободив меня от наложенного заклятия. Брат Агиус, служивший в Лавас-Холдинге, не раз намекал мне на возможное происхождение юноши, но я не решался поверить этому.
Констанция подняла голову. Генрих, поняв вдруг что-то, оживился.
— Так это юноша, который убил гуивра! О случившемся много говорят, но нам так и не удавалось найти спасителя королевства. Подойди, дитя, поцелуй мне руку. — Алан оглянулся на отца и опустился на колени, принимая оказанную честь. — Сделанное не останется без награды, — милостиво сказал король. Он явно обрел уверенность после того, как разобрался с мятежной сестрой.
Росвита почувствовала, что Генрих сейчас совершит то, последствия чего будут преследовать его многие и многие годы спустя. Она шагнула вперед, пытаясь привлечь внимание монарха. Но было поздно.
— Властью, коей Господь и Владычица облекли меня, как законного короля Вендара и Варре, и в соответствии с законом, изданным во времена великого Тайлефера, я даю тебе, Лавастин, граф Лаваса, право назвать этого человека твоим наследником, хотя он и рожден вне закона.
Все знали, что значит сказанное. Король торжествовал. Он окончательно сделал свой выбор, и теперь оставалось только наблюдать. Сапиентия подскочила со своего места так быстро, что стул с грохотом опрокинулся. Она попыталась что-то сказать, но замолкла и выбежала из зала. Эккехард тяжело дышал. Теофану выразительно приподняла брови, готовясь к тому, что услышит дальше.
— Генрих! — зашептала Констанция так тихо, что только сидящие рядом могли слышать. — Ты понимаешь, что делаешь?
— Понимаю, — так же тихо отвечал король. — То, что следовало сделать давно. Санглант единственный, кому можно доверить трон, после того, как душа моя вознесется в Покои Света.
Констанция, словно увидев дурное знамение, сжала висевший на груди Круг. Генрих повысил голос:
— Никто и ничто да не осмелится противостоять моему решению!
Но двери зала распахнулись вновь.
— «Орлы»! Пропустите к королю «орлов»!
Два уставших человека почти бегом вошли в зал. Совсем еще юная и очень смуглая девушка. И старый Вулфер, давно лишенный права появляться при дворе короля. Теперь он ступал твердо, словно забыл о запрете или твердо решил пренебречь им. Лицо девушки выражало тоску и безнадежность, Вулфер был угрюм. Позади себя Росвита услышала шепот двух «орлиц». Хатуи удержала младшую подругу:
— Оставайся на месте. Нам следует ждать.
— На ней «орлиный» значок. Ты же знаешь, что это значит! — Девушка чуть не заплакала.
— Владычица наша! Посмотри только на их лица! — проговорила Хатуи и замолкла.
— Почему ты здесь, Вулфер? Тебе запрещено появляться перед нами.
— Мы прибыли из Гента, ваше величество. И привезли скорбные вести. Люди народа эйка взяли город штурмом. «Драконы» уничтожены — все до единого. Принц Санглант в их числе.
— Господи… — выдохнул Генрих, хватаясь за грудь. И не произнес больше ни слова.
Росвита, понимая, что должна что-то сделать, подбежала к нему. Ей казалось, что кто-то руководит ее движениями. Они вместе с Хатуи подняли почти бесчувственного Генриха и под руки вывели из зала в часовню, бывшую при дворце.
Там прямо в золотой одежде он распростерся на каменном полу перед алтарем. Корона и скипетр, выпавшие из рук, со звоном покатились в разные стороны. Откуда-то несчастный вытащил заскорузлый от крови и ветхий от времени клочок ткани и прижал его к губам. Он не мог плакать — хотя король должен был слезами выказывать подданным свое горе от бед, павших на них. Боль была так глубока, что на слезы не хватило сил.
— Сердце… Мне вырвали сердце…
Хатуи рыдала, глядя на него. Росвита преклонила колени перед алтарем и начала молитву за упокой павших.
Зал опустел. Какие-то знатные герцоги, лиц которых она не запомнила, расспрашивали Лиат и Вулфера о судьбе Гента. Потом, напоив Лиат медом, отправили ее в маленькую часовню.
Вулфер с ней не пошел, она видела, как его, не пустив к королю, отослали куда-то еще. Красивая женщина в епископском облачении подвела девушку к Генриху, сидевшему на скамье в своем обычном платье. Его поддерживал какой-то клирик, а слуга отирал лицо влажной тканью. В руке король сжимал маленькую тряпицу. Лиат опустилась на колени.
— Рассказывай, — без предисловий потребовал он.
Она чуть не стала молить его смилостивиться и не заставлять воскрешать в памяти эти страшные дни. Но сдержалась, ведь «орел» — не большее, чем лишняя пара королевских глаз, и его долг рассказывать своему хозяину обо всем. Не совсем обо всем, впрочем. О некотором она умолчит: о лице Сангланта, блеске его глаз и стальных нотках в голосе, когда он говорил ей: «Никаких браков!» О чувстве, нахлынувшем, когда она коснулась его щеки. Этим нельзя делиться ни с кем. Никто, даже сам принц, будь он жив, не может знать о ее любви.
Рассказывать о некоторых вещах — то же самое, что переживать их вновь. Но выбора не было. Окружающие смотрели на нее, выжидая. Среди толпы придворных стояла Хатуи, и взгляд ее, как всегда, придавал мужества. Лиат немного откашлялась и начала свой рассказ.
Говорить было тяжело. И еще тяжелее было говорить перед лицом короля, смотревшего с ненавистью, ибо кого еще ему было ненавидеть? Обвинять его за это Лиат не могла. Она и сама ненавидела себя за то, что осталась в живых после того, как погибло столько людей. Рассказав самое страшное — то, что увидела сквозь огонь, она ждала, когда начнутся подробные вопросы. Не уведут ли ее отсюда в цепях, как волшебницу?
