Клетка для мятежника - Якоби Кейт (версия книг txt) 📗
Эндрю чувствовал, как им овладевает паника. Отойдя от лагеря, он спустился по склону холма туда, где виднелось несколько упавших деревьев. Он принялся собирать сухие ветки, и скоро набралась целая куча хвороста. Однако Эндрю не останавливался. Вскочив на один из стволов, он стал ногами бить по сучьям, пока они не обламывались. Это была хорошая работа, требующая физической силы: совсем не то, что целый день и половину ночи сидеть в седле, следя за тем, как жизнь покидает его мать...
По одному из сучьев Эндрю промахнулся и потерял равновесие. Хрипло вскрикнув, он попытался спрыгнуть, но не сумел и свалился между двумя лежащими на земле стволами. Мальчик сильно ушибся и несколько мгновений лежал, ловя ртом воздух. Немного придя в себя, он приподнялся, опираясь руками на стволы. Дело ограничится несколькими синяками... Чувствуя себя весьма глупо, Эндрю встал на колени, а потом и выпрямился во весь рост.
Перед собой в темноте он увидел лицо Роберта, который сидел на том самом стволе, с которого Эндрю только что свалился. Мгновение Эндрю не мог пошевелиться. Лунный свет ярко освещал все вокруг — ветки деревьев были еще голыми.
— Пытаться спрятать голову под крыло бесполезно. Ты ведь знаешь это, верно?
— Вот как? — бросил Эндрю, перелезая через толстый ствол. — Вы именно тут прочитаете мне нотацию о том, как следует обуздывать страх? — Не дождавшись ответа, Эндрю оглянулся, но Роберта рядом не оказалось. Мальчик выбрался из бурелома и направился к могучему дубу, росшему ниже по склону.
Роберт ждал его там, прислонившись к стволу и сложив руки на груди. Казалось, он разглядывает далекие холмы, — по крайней мере Эндрю так предположил, хотя было слишком темно и сам Эндрю видел только ближайшие окрестности.
— Что ты помнишь о том, как погиб твой отец? Эндрю замер на месте, от изумления разинув рот.
— Я... не очень много. А что?
— Сделай милость, ответь мне.
— Я... я помню вас на крепостной стене, вы с отцом сражались, и я думал, что вы его убьете.
— А потом?
— Потом... — Эндрю пожал плечами. Ему было неприятно говорить на эту тему, противно даже думать... Однако, чтобы ответить, он должен был все вспомнить. — Он напал на маму. Я... я боялся, что она умрет. И тут... он упал со стены, а мама и отец Джон вытащили вас, и вы вывели нас из замка.
Роберт искоса взглянул на Эндрю.
— Но сам момент, когда Дженн нанесла удар, который и убил твоего отца? Ты его помнишь?
Эндрю почувствовал, что щеки его пылают; оставалось только надеяться, что в темноте это незаметно.
— Нет. Но я знаю, что она убила его, чтобы спасти вам жизнь.
— Да, — пробормотал Роберт. В его голосе проскользнуло что-то странное, и Эндрю нахмурился; но прежде чем он успел задать вопрос, Роберт продолжал: — Ты ненавидел своего отца?
— Ненавидел? — Эндрю, качая головой, попятился. — Какое это имеет значение? Я его почти не помню. Когда он умер, мне было всего шесть. Почему вы меня о нем спрашиваете?
— Те же вопросы ты задавал мне. Вот мне и стало интересно, как будешь ты говорить о своем отце. Прости, если я тебя обидел.
Эндрю снова остановился, оказавшись вынужденным переоценить человека, который стоял перед ним, — такого противоречивого...
— Я не собирался говорить с тобой о том, как одолеть страх, — сказал Роберт, глядя в темноту. — Я хотел поговорить о горе.
Эндрю вдруг стало трудно дышать. Он протянул руку и ухватился за дерево, закрыв глаза и опустив голову.
Голос раздался совсем близко, казалось, Роберт шептал прямо в ухо Эндрю.
— Ты ничего не изменишь тем, что не будешь думать о нем. Его нельзя прогнать по желанию. Нельзя притвориться, будто умершие живы. Горе — могучая сила, и нанесет тебе удар, когда сама пожелает. Не нужно отрицать, что ты испытываешь горе. А когда оно нанесет удар, не бойся. Как любая другая сила, горе со временем истощится, потускнеет. Ты обязательно его переживешь, только не нужно бояться.
На плечо Эндрю легла рука, источающая колдовскую силу, и мальчик отшатнулся, как будто она его обожгла. Он попятился еще дальше, тыча пальцем на человека, который был готов полностью изменить его жизнь — во второй раз.
— Я и не думаю бояться! Мои чувства в отношении моего отца — не ваше дело! Это вы во всем виноваты! Если бы не вы... я не оказался бы на той дороге, и мама... если она умрет... Почему вы не можете оставить меня в покое!
Эндрю повернулся и побежал вверх по склону, мимо лагеря. Он продолжал бежать до тех пор, пока огонь костра почти не скрылся за деревьями. Тогда, задыхаясь, Эндрю остановился и упал на колени: ему хотелось молиться.
У богов он просил только одного:
— Прошу вас, не позвольте ей умереть тоже...
Она слышала, как они ходят вокруг, слышала их голоса. Иногда кто-то обращался к ней, но понять, что ей говорят, она не могла. Однако она их узнавала, этих троих мужчин ее жизни. Роберт, Эндрю, Финлей. Где же Мика?
Внутри ужасно жгло, словно ей в грудь насыпали горсть углей. И каждый раз, когда она пыталась пошевелиться, казалось, что весь бок рвут на части или терзают когтями.
Эндрю был очень встревожен. Это она слышала в его голосе. Дженн хотелось прижать его к себе, успокоить. Или, может быть, ему нужно держать ее за руку... Но ему же четырнадцать, скоро исполнится пятнадцать. Он уже слишком велик для таких вещей. Он мужчина, а не ребенок.
Сон подкрался к Дженн, и голоса слились воедино. Дженн знала, что слышит голоса не своих спутников, а те, что были с ней постоянно. Ключ говорил мало, но голос его был силен и с каждым днем становился сильнее. Казалось, он хочет сообщить ей что-то важное, когда она будет в состоянии слушать. Мысленно Дженн улыбнулась и пообещала выслушать.
Она всей душой жаждала темноты, сонного умиротворения. Ей так хотелось слышать птичье пение, шелест молодой листвы. Хотелось обнять сына.
И больше всего хотелось, чтобы Роберт улыбнулся.
Через несколько часов после того, как все улеглись, на луну набежало легкое облачко. Роберт сидел, прислонившись к стволу дерева, и следил за прозрачными тенями, окутывающими светило, увеличивающими его в размерах.
На этот раз он выбрал для лагеря место в редкой рощице, а не в глубине леса. Это было лучшее укрытие, которое ему удалось высмотреть с самого утра, а Дженн нуждалась в отдыхе. Роберт и представить себе не мог, что перед ним откроется такой захватывающий дух вид.
Роберт слышал пение птиц, иногда видел, как они перепархивают с дерева на дерево, — с такой быстротой, что уследить за их полетом он не мог. Здесь жили и кролики; в ночной темноте они выглядывали из норок, которых вечером Роберт не заметил, сновали по склону, щипали траву; их уши и носы были в постоянном движении, и при малейшей опасности зверьки скрывались в своих подземных убежищах.
Роберт пытался отогнать такую мысль, но параллель напрашивалась сама собой: кролики очень напоминали ему жителей Анклава. Конечно, подобное сравнение было несправедливым: салти не обращались в бегство при первом же признаке неприятностей, и уж конечно, в их распоряжении было более грозное оружие, чем просто острый слух. И все-таки сходство имелось: Анклав никогда не вмешивался в события, если только они не касались его непосредственно.
Да и зачем? С какой стати заботиться о стране, жители которой уничтожили бы их, если бы могли?
Все дело заключалось в отношении. И в страхе.
Роберт сунул руку за пазуху и вытащил книгу. Он мог создать колдовской огонек, чтобы читать, но сейчас ему было достаточно возможности просто смотреть на нее. Текст был написан на древнем сэльском языке и, несомненно, представлял интерес, но ничто в содержании книги не указывало на ее особую сущность.
И каким образом Каликсу была придана такая форма? Как сохранился он на протяжении всех этих столетий? Как попал в тайную библиотеку гильдийцев?
Конечно, если Калике действительно создал Амар Траксис, он должен был позаботиться о его сохранности и скрыть от тех, кто осквернил бы сосуд; в таком случае то, что артефакт упорно сохранял неприметный вид, было идеальным решением. Все, что Роберту удалось узнать о Каликсе, говорило именно об этом, — но возникал вопрос: если Калике был скрыт от тех, кто мог его осквернить, то как им могли воспользоваться истинные наследники Каббалы?
