Ледобой. Зов (СИ) - Козаев Азамат (книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
Небольшой отряд, верховых семь-восемь, рванул от избушки и скрылся в непролазной чащобе.
— Глухомань, глухоманью, а стёжка в большой мир, я уверен, есть, — старик махнул рукой на вереничку всадников.
— Это хорошо, что глухо, — усмехнулся Сивый. — Криков не услышат.
— Выждем, — Стюжень показал пальцем. — Тракт в той стороне. Как птицы там встанут с деревьев, значит, проехали наши всаднички. Можно спускаться.
Безрод кивнул. Ждём. Где-то там, под покровом лесной кроны, отсюда невидимые, шагом идут конные — даже осторожная рысь невозможна в густом лесу — здесь и там, по-одной, по-две встают над лесом вороны. Птичья беспокойная цепочка утягивается всё глубже и дальше, всё дальше и глубже, и когда огромное чёрное облако, видимое даже на расстоянии пяти-шести перестрелов исчертило черными точками синее полуденное небо, Безрод и Стюжень переглянулись. Пора. Безрод проверил нож, легко ли выходит, старик бросил лишний взгляд в суму, и только было оба собрались положить первый шаг вниз, к избушке, кто-то вышел из сруба, повернулся в их сторону, приглашающе махнул и свистнул. И ещё раз махнул. Показал: спускайтесь, жду в доме.
— Твою мать, — не сдержался ворожец, хлопнув ладонью о ладонь, а вышло будто заступом припечатали свиную тушу. — Засада?
Сивый, усмехаясь, помотал головой. Ну, сколько мечей может прятаться в том срубе? Все, кто мог войти, уже вошёл, кто должен был выйти, вышел. Появись какой-нибудь отчаянный стрелок в окне, видно станет сразу. А в рукопашной…
— Сходим спокойно.
— И вот ещё что, — ворожец оценивающе оглядел Сивого: дров не наломает, с порога не оторвёт гаденышу голову? — Сразу вусмерть не бей. Пусть сначала язык развяжет.
— Думаешь? — Безрод нахмурился и расстроенно крякнул. — Может с порожка да в мечи?
— Когда вернёмся, — старик развернул Сивого к себе. — Сдам тебя в лицедеи. Ты просто рождён для этого. Всю ту войну морочил млечам голову, дескать, вот-вот помру, а те придурки и рады стараться. Аж слюни во все стороны летели, как у ездовых собак.
— Не, а чё… я на самом деле едва не сдох.
— Коряге и другим расскажешь, — Стюжень разлапил пальцы, начал загибать. — Тем девятнадцати, что на Скалистом успокоил, разбойничку, которого на суде порешил, Брюнсдру и четверым его поединщикам, Тёмному, что из Отвады выгнал…
— Тс-с-с, — Безрод приложил палец к губам. — Нас хозяева ждут, а мы в считалки играем. Поди, уж разносол на столе заветрился.
Верховный погрозил пальцем, Сивый сделал непонимающее лицо, пожал плечами. Спустились без приключений, выйдя на полянку, взяли прямо на угол избушки, да по сторонам глядели, ровно у самих восемь глаза на двоих. Дверь хозяин предусмотрительно раскрыл. Безрод показал: «Ты первый», ворожец с мечом в руке молча кивнул.
— Я один. Больше никого нет! — прилетело из избушки. — И самое главное — не прикасайтесь ко мне. Ни рукой, ни оружием. Позже поймёте почему.
Безрод усмехнулся, пожал плечами, сделал старику знак: «Входи», сам же обошёл сруб кругом и лишь тогда поднялся по трём неказистым, но очень крепким ступеням.
Вот стоит Стюжень против крепкого, бритого человека с острым взглядом глубоко упрятанных глаз, носом с горбинкой, бородой, раздвоенной, словно ласточки хвост, держит громадный меч наизготовку, и едва не колотит старика от желания распополамить сволочь. Вражина стоит прямо, головы в испуге не гнёт, но глядит без вызова хоть бы даже исподлобья.
— Ты знал? — только и спросил старик. Не стал уточнять.
— Да, — говорил бритый с заметным хизанским говором. — В то самое мгновение, когда вы взяли в руки мою вещь. Что это было? Золото, которое я дал тому договязому млечу?
— Да.
Хизанец ещё долго молча глядел на боянов, ровно не мог в толк взять, кто они такие и что тут делают.
— Меня нельзя было найти, но вы нашли.
Безрод молча пошёл по горнице вдоль стен, Стюжень не спускал с хизанца глаз.
— Ты сделал всё, чтобы нашли. Хотел бы спрятать концы в воду, убирал бы своих отравителей. Но ведь не убрал, оставил жить. Сколько их всего?
— Пятеро, — бритоголовый хмыкнул, кивнул.
— Куда делись остальные отсюда? Мы их видели.
— Если ты, могущественный колдун, хочешь спросить, много ли у нас времени, заверяю тебя — достаточно.
— Здесь ведь баба с тобой? — Сивый встал за спиной хозяина, и тот против воли поёжился, хоть и не так заметно.
— Да. Она забрала охрану и умчалась в город, на торг.
— Зачем?
Бритоголовый пожал плечами.
— Не знаю почему, но ей вдруг захотелось купить себе белое платье.
Безрод молча кивнул, пошёл дальше, и хизанец заметно выдохнул и расслабился.
— В спину не бью, не трясись, — бросил Сивый назад, двинулся дальше.
— Рассказывай, — потребовал верховный.
Безрод обошёл горенку всю, от угла до угла. Бабой пахнет, аж в нос шибает. Острой бабьей охотой брёвна разве что в три слоя не вымараны, покрыты, ровно мхом, как оно ещё соплями на пол не стекает? Верна пахнет чуть иначе: когда её изнутри рвёт, она свежескошенной травой отдаёт, эта — недозрелой сливой. Не смог удержать губы в покое, слегка потянул уголки. Знакомая слива.
— У тебя с ней что-то было? — Сивый остановился у входа, выглянул на хизанца исподлобья.
Ужега ощутимо тряхнуло. Хоть и был готов к такому, но зазнобило и затрясло так, будто выбросили боги далеко на полночь голым прямо в снег. Не могут быть простыми люди, которые воспользовались единственной предоставленной им возможностью, а в том злополучном сне напугали так, что пришлось простынь перестилать: вымок, будто в полуночной меховой верховке боги обратно зашвырнули в знойную пустыню. Боги, боги, бросаете туда-сюда, заберите уж к себе, только родителей отпустите, жену и детей.
— Разговор предстоит долгий, — колдун встряхнулся, ушёл к стене, противолежащей входу, сел на лавку. — Сбежать я не хочу. Хотел бы сбежать, давно улетел бы на край света.
Сивый присел у входа, держа нож в руке, Стюжень присел по другую сторону от двери.
— Ты спрашивал, вой с рубцами на лице, было ли у меня что-то с этой красавицей. Нет, не было. И не потому, что я дал обет воздержания и целомудрия, и не потому, что счастливо женат. Будь мы в иных обстоятельствах, никакая жена меня не удержала бы.
Стюжень, глядя на колдуна холоднее холодного, покрутил рукой, мол, давай-давай, разгоняйся.
— Я — Ужег, колдун Зимограсса, ещё совсем недавно дерабанна Хизаны. Ворожец по-вашему.
— Вроде как почил старый волк? — Безрод мазнул взглядом по хизанцу вскользь, не стал знобить в упор и утюжить.
— Да, Зимограсса больше нет. Вернее… — Ужег скривился, покрутил пальцами, какое-то время раздумывал: говорить-не говорить, наконец, махнул рукой. Потом. — Об этом чуть позже. Вслед за отцом повелителем Хизаны стал старший сын Зимограсса Чарзар. И все ваши беды идут от него. Мор, душегуб с рубцами на лице…
Стюжень и Безрод переглянулись, Сивый холодно усмехнулся.
— А ты здесь каким боком?
Ужег на мгновение отвёл глаза в сторону, ровно вспомнил о чём-то, что хотел пережить в одиночестве, не деля с чужими.
— В одну ясную, звёздную ночь Чарзар превратил мою жизнь в нескончаемый безлунный, беззвёздный мрак. Он просто не оставил мне выбора. Отнял у меня близких людей и заставил обрушить на ваши благословенные края треклятия и беды.
— В общем, ты хороший, это Чарзар плохой? — старик упёр в колдуна тяжёлый взгляд.
— Что ты, уважаемый ворожец. Я такая же сволочь, как дерабанн Хизаны. Отчасти ещё и потому все ваши беды, что один колдун не сумел переступить через несколько жизней и выторговал их за жизни тысяч и тысяч.
— Дальше.
— Мои родители, жена и дети заточены в темницу. Их жизни висят на волоске… и не смотри на меня так, Безрод. Да, я знаю твоё имя. Не смотри на меня этим морозящим взглядом. Я чувствую твою силу, и мне ты не по зубам. Не понимаю, правда, почему так. О чём это я… Ах да. Я не смог переступить через себя и согласился творить все эти мерзости. Ты спрашивал, было ли у меня что-нибудь с этой красивой, ослепительной девой? Она очень хочет, чтобы было, из кожи вон лезет, но вся закавыка в том, что она принадлежит самому Чарзару, и если я позволю себе хоть малейшую вольность в отношении его женщины, боюсь, в отношении моих девчонок Чарзар позволит себе гораздо большее, даже если я исполню всё, что он прикажет. Они будут обречены в любом случае.
