Самое Тихое Время Города - Кинн Екатерина (лучшие книги онлайн txt) 📗
На вершину холма, к пустой каменной чаше у лап полуразрушенной статуи кота, они поднялись вчетвером – Кэт, Индракумара, Василий и Бидаладаса. Брат опять обернулся, и теперь рядом с белой каменной кошкой сидел огромный дымчатый котище и сверкал зелеными глазами. И гриб серого холодного и липкого тумана висел прямо над ними. Воздух студенисто дрожал от жары, в воздухе звенела мошкара. Дышать было тяжело, в ушах звенело. От болот полз ядовитый смрад, от которого болела голова и хотелось кашлять.
Индракумара медленно опустился на колени, положил руки на края каменной чаши. Взял свой меч, схватился за лезвие обеими руками, установил его в середине чаши.
– Я, Индракумара, сын Индры, потомок рода Бидалапутра, по праву царь и защитник этой земли, пришел объявить свою власть в этих краях.
Он с силой провел сжатыми руками по клинку, и струйка густой темной крови заструилась на дно чаши. Никто не шевелился. Время на какое-то мгновение остановилось. А потом красная струйка посветлела, стала шире, прозрачнее, и вот уже со дна чаши забил широкий, буйный холодный ключ, белой струей ударил вверх. Дымчатый кот кубарем скатился с пьедестала. Кэт взвизгнула, Индракумара упал на спину от неожиданности, мокрый с ног до головы, рассмеялся и расплакался. А вода, словно прорвав незримую плотину, рванулась вниз широким потоком. По старым ступеням, по каменной тропе, вниз, вниз, туда, где уже шумела где-то вблизи, прокладывая себе путь, река, прорывая ложа болот, снося мертвые деревья, расчищая забытое, заболоченное русло, подобное загноившейся ране. Сильный порыв прохладного ветра сорвал гриб тумана и унес его куда-то прочь вместе с мошкарой. В воздухе запахло грозой и цветами.
– Царь вернулся, – заплакал Бидаладаса.
– Я рад, – отвечаю я Брюсу. – Если в Царском Городе хорошо, так и Моему Городу будет хорошо. Все взаимосвязано.
– Правда ваша, друг мой. Еще мадеры?
– А давайте еще!
– А теперь уж вы рассказывайте. Про друзей ваших. Как у них сейчас?
– Да живут…
– Еще двое. – Джек, усталый, мокрый, в этом ярко освещенном светленьком кабинете казался темным и чужим.
– Где нашел? – вздохнула Эвриала. С этими двумя сегодняшний наплыв составлял сорок два человека.
– Этих? – глянул снизу вверх оборотень. – Этих подобрал возле «Римской». Там есть непростые места. Бродили в переулках, обалдевшие до полного изумления, так сказать. В старинном смысле слова. Ничего не помнят.
– Может, не наши клиенты? – затосковала Эвриала. – Простые наркоманы, обкурились?
– Может, – пожал плечами Джек. – Но я бы не надеялся.
– Ладно, – смиренно ответила горгона. – Константин разберется.
Снова запел звонок. Джек аж подскочил, а Эвриала выпустила клыки. Но вошла Анастасия.
– Видок у тебя, сестрица, – протянул Джек вместо приветствия.
– А ты бы встал да поздоровался, – отгрызнулась Анастасия. – Чаю. Горячего! А то загрызу всех! И сдохну.
Эвриала убрала клыки и нажала кнопку электрочайника.
– Пирожков хочешь? – кротко сказала она. – С печенью.
– С чьей? – осведомилась Анастасия.
– С вражеской, ессесссно, – нежно прошипела Эвриала.
– Тогда давай.
Пока чау и Анастасия давились слоеным остывшим печевом, не дожидаясь чая, Эвриала говорила по внутренней связи с кем-то из добровольных помощников.
– Все же наши клиенты, – вздохнула она, положив трубку. – Придется вам вести их в Убежище. Как там Лана?
Анастасия грустно улыбнулась:
– Пытается возвратить этим выеденным оболочкам душу. Но договора уничтожить мало кто готов. Многие просто уже настолько опустошены, что даже и желать ничего не могут. Бедная Ланка…
– Почему бедная? – вскинула красивые брови Эвриала.
– Да потому, что сама себе положила зарок – пока не заставит уничтожить их все договора, не знать ей покоя… А Слово, сама знаешь, много значит…
– Ну за все надо платить. Сама выбрала.
– Все мы сами выбрали…
– Подкормыши вот тоже довыбирались, – рявкнул Джек. – Поделом. Нечего было заигрываться. Зона умеет ловить на потаенные желания. Хочешь вампиром – на те вампиром! Хошь быть психоэнергуем – будешь психоэнергуем! Хошь зеленым человечком – на те зеленым человечком! Все к вашим услугам – только отдай себя Зоне. Ну вот. А как щупальце отрубается – все, жо… полная. Как выдернут из мозгов-то вомпера или человечка – глядь, а там уже ничего и нет. Все вомпер с человечком пожрали. Так что ты зря их жалеешь. Им еще повезло, что их досуха не выжрали.
– А все равно жалко, – протянула Эвриала. – А вдруг тот симпатишшшный блондинчик был в меня влюблен? А теперь даже и не помнит…
– Ничего-ничего, – сладенько протянула Анастасия. – Тебя увидит – снова влюбится. А ты, Джекушка, неправ. Не обязательно, чтобы только подкормыши.
– То есть?
– Я помню, был проект такой. Вкратце – проникаешь в сны человека и внушаешь ему какую-то мысль, приказ. Заставляешь забыть сон. И человек действует словно бы по собственной воле.
– Подожди, но ведь…
– Дружок ты мой корейский. Думаешь, с башней той да с «Откровением» все закончилось?
– Да знаю я… Только надеяться-то не вредно. Когда подкормышей поведем и как?
– Вот поедим, чаю попьем и пойдем. По переходам, вестимо. И, конечно, с охраной. Там много всякой дряни непонятно откуда лезет. Знаешь, – она протянула Эвриале чашку для второй порции чая, – даже через Зону безопаснее. Мы с Ланой уже натоптали пару тропок. Долго, муторно, но безопаснее.
– Сталкерши, – уважительно протянул Джек. – Завидую.
– Ага, – охнула Анастасия. – Устаешь так, что свету белого невзвидишь. Господи, – поникла она, – я скоро сдохну…
– И станешь очаровательным привидением, – проговорила Эвриала, глядя в экран. – Игорю позвони, – проворковала она, сверкнув клычками.
…Весна в предгорьях. Зелень лугов, что к июню сменится золотом и рыжиной выгоревших трав, а сейчас пылает алыми и золотыми тюльпанами. Время пробуждения. Белые, в голубых тенях горы над зеленым городом, и длинная тень от сверкающей телебашни на горе ложится на тихие кварталы. Люди просыпаются золотым утром и спешат по своим делам, лезет клейкая тополиная листва из почек, журчит вода по арыкам – вдоль улиц, с юга на север, под уклон.
А там, где от зажатого в ущелье шоссе ответвляется новая ветка, стоит на скале Дева-лебедь. Реют по ветру широкие белые рукава платья-койлек, из алого китайского шелка ее кемзал, с соболиной опушкой – шапка-саукеле, звенят подвески, летит по ветру вуаль – это Весна Алатау с веткой цветущей яблони в руках смотрит на свой город. Смотрит на сады в предгорьях – и видит обгорелые ветви, и выкорчеванные пни, и занявшие место яблонь новомодные виллы. О Город Яблок, [33] где теперь яблоневый цвет по весне и бордовые, сахарные на изломе яблоки по осени, твои слава и гордость? Забыты, брошены, засеяны бетоном и железом твои сады! И опадают дождем лепестки с ветки в ее руках, и плачет она над обрывом, Дева-Обида, глядя на свой город, утонувший в сизом мареве дыма…
– Мне так ее жалко, – шепчет Вика.
– Мне тоже. Смотри, вот видишь две пятиэтажки за теми корпусами? Мы там жили. А вот там, – рука Андрея указывает на путаницу улочек под зеленым горбом горы, – там мы играли после школы. Тогда частных домов было больше, это сейчас их сносят.
На смотровой площадке у закрытого еще фуникулера нет случайных свидетелей. Да если бы и были – вряд ли обратили бы внимание на парня лет тридцати в черных джинсах и кожаной куртке и девушку в длинном платье, со светлой косой до пояса. В кармане у парня пищит таймер мобильника.
– Нам уже пора? Так мало… – удивляется Вика.
– Я уже попрощался. – Андрей обнимает ее за плечи. – Пойдем. Теперь я принадлежу другому городу. Навсегда. Идем.
И они идут по дорожке, по вытянутой на запад тени от телебашни, и случайный наблюдатель не уловил бы мгновения, когда они исчезли в этой тени.
