Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман (мир книг .txt) 📗
Но когда Ванаи распахнула дверь, на коврике в прихожей не оказалось ни одного конверта. Ей пришло в голову, что почтальон мог их по ошибке оставить у соседей, хотя обычно такого не случалось. А потом она услышала, как дед гремит посудой в кухне, и с ужасом осознала, что у нее могут быть неприятности.
Но в кухню ей все равно пришлось бы зайти, чтобы смешать вяжуще-горький отвар ивовой коры с медом — иначе Бривибас отказывался принимать лекарство.
— Добрый день, дедушка, — промолвила она. — Я принесла лекарство. Как вы себя чувствуете?
— Бывало лучше, — просипел Бривибас. — Бывало куда лучше. Я зашел в кухню сварить себе чашку травяного чаю и услышал, как этот неотесанный олух почтарь подсунул что-то нам под дверь. Я нагнулся и нашел вот это.
Письмо Эалстана он успел вытащить из проштемпелеванного конверта.
— Вы читаете мои письма?! — От злости Ванаи позабыла, что нужно бояться. — Мои?! Да по какому праву?! Что бы там Эалстан ни понаписал, к вам это не относится. Отдайте сию же секунду!
— Хорошо, «дражайшая моя, возлюбленная, милая Ванаи», — процитировал Бривибас с желчным смаком. На щеках его заалели пятна — то ли от жара, то ли от возмущения, то ли разом от всего. Он скомкал листок и швырнул его Ванаи: — Что же касается моего отношения к сей эпистоле — я не могу согласиться. По одному стилю послания, не говоря о содержании его, я мог бы определить, что сие письмо не первое в ряду подобных!
— Это тоже не ваше дело! — отрезала Ванаи, проклиная дедову склонность к литературному анализу. Нагнувшись, она подняла смятый листок и бережно разгладила. Ну почему дед не мог полежать в постели до ее прихода?
— Я бы сказал, что мое. — Глаза старика блеснули. — Ты еще живешь под моей крышей. Сколько еще позора должен я вытерпеть из-за тебя?
Бривибас до сих пор оценивал действия Ванаи по тому, как те отзывались на нем, а не по тому, что значили для нее самой. Девушка надменно вскинула подбородок, будто благородная дама времен империи.
— Я не намерена это обсуждать.
— Нам весьма повезло, что в округе не селятся зувейзины или куусамане, — язвительно промолвил Бривибас, — иначе неизвестно еще, с кем бы ты предпочла утолить свою похоть.
Ванаи швырнула склянку с ивовым декоктом ему в лицо. Ярость придала ей силы, но не меткости — бутылочка пролетета мимо и разбилась о стену.
— Если вы полагаете, что с проклятым альгарвейцем я утоляла свою похоть, вы еще более слепы, чем я думала, — прорычала она. — Я отдавалась ему ради того, чтобы сохранить вам жизнь, а теперь…
«Теперь жалею об этом», — хотела сказать она, но не успела, разрыдавшись.
Бривибас предпочел понять ее слова превратно.
— А теперь нашла утешение в объятьях этого фортвежского варвара?
Осознав, что руки ее сами собой забрались в ящик для столовых приборов в поисках самого большого и острого ножа, Ванаи со стоном отвернулась и бросилась в спальню. Укрытие это было не столь уютным и безопасным, как ей хотелось бы — каким оно было год назад. Ворочаясь в одиночестве на кровати, девушка не могла не вспоминать, как приходилось ей терпеть на этом ложе прикосновения Спинелло. Если дед полагал, будто она мечтала возлечь с этим альгарвейцем… если так, он еще дальше оторвался от реальности, чем Ванаи могла подумать.
Ванаи понятия не имела, что станет делать, если Бривибас постучится к ней в дверь или, того хлеще, войдет без стука. По счастью, выяснить это ей не пришлось. Слезы, рожденные скорее гневом, чем печалью, быстро высохли. Девушка расправила плечи и бережно разгладила смятое письмо Эалстана.
«Хоть кто-то обо мне думает», — пробормотала она и стала читать. Письмо полно было, как глумливо сообщил дед, нежных слов — как и те письма, что отправляла юноше Ванаи. Но помимо этого, в нем содержалось подробное описание всего, что случилось за прошедшие дни с юношей, с его родителями, сестрой, дядей и кузеном. Ей стало любопытно: понимает ли он, как ему повезло, что у него такая большая семья, где все — за исключением, как она поняла, Сидрока и Хенгиста — живут в мире? Навряд ли. Семья для Эалстана, должно быть, точно вода для рыбы.
«Поверь мне, я уважаю твое решение остаться с дедом, — писал Эалстан, — хотя это значит, что мы по-прежнему в разлуке. И поверь также — как бы я хотел, чтобы мы могли быть вместе!»
— Как бы я этого хотела… — прошептала Ванаи.
Впервые она всерьез подумала о том, чтобы покинуть дом, в котором провела большую часть жизни, и отправиться в Громхеорт. Девушка понятия не имела, чем станет заниматься там и как заработает на пропитание, но мечта вырваться из-под опеки Бривибаса тлела в ее сердце, как уголек в сухой траве.
Девушка покачала головой и сама удивилась: почему отвергает эту мысль с порога? Покуда Ванаи была ребенком, они с Бривибасом неплохо ладили. Но сейчас отношения ладиться перестали. Девушка выросла из них, точно из старой детской сорочки. Так почему не отправиться своею дорогой, оставив деда?
«Потому что, если я его оставлю, он скоро умрет. Потому что, если бы я хотела его смерти, то не позволила бы Спинелло насиловать меня. Потому что, раз я позволила Спинелло овладеть мной, я слишком много отдала, чтобы позволить деду скоро умереть. Но… как бы я хотела, чтобы все иначе обернулось!»
В конце концов, скривившись, она распахнула дверь. Ванаи не могла даже позволить себе дуться, если хотела — или полагала своим долгом, что было ближе к истине, — выходить деда. Надо согреть ему ужин и отнести. Небогатая трапеза — миска овощной похлебки и ломоть хлеба, — но Ванаи не доверила бы деду приготовить и такую.
Девушка всегда знала, что дед ее недооценивает. Сейчас она обнаружила, что и сама недооценила Бривибаса. Обоняние подсказало ей это, стоило выглянуть из комнаты: в доме пахло горячим супом. Войдя на кухню, она увидала котелок на слабом огне и записку на столе.
Бисерный почерк Бривибаса был знаком Ванаи не хуже ее собственного и куда лучше, чем почерк Эалстана.
«Внучка моя, — писал он на каунианском, словно выдернутом из эпохи расцвета империи, — понеже разумно было бы нам не сталкиваться в течение ближайшего времени, позволил я себе отяготиться приготовлением трапезы, оставив тебе достаточно, надеюсь я, чтобы утолить потребности тела, кои возможно удовлетворить пропитанием».