Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ) - Кисель Елена (книги бесплатно TXT) 📗
«Ошивается у берегов Леты».
«Беспамятной тенью?»
«Нет. Он не пил, и его никто не заставлял. Во-первых, помнили твое распоряжение. Во-вторых, его тело не погребли».
А он ведь, между прочим, царь. Неужто Меропа тайно ненавидела своего мужа до того, что желала ему вечно мыкаться не до конца погребенным в моем царстве? Или надеялась, что я его – на огненное колесо?
Или от горя позабыла, что смертных нужно погребать после кончины?
«Смущает остальных?»
Убийца чуть пожал плечами.
«Бьет себя в грудь и вопит, что желает только забвения, чтобы быть как остальные. Просил предстать перед твоим троном».
«Пошли Гелло, пусть приведет его».
Глаза бога смерти чуть сузились, расправились за плечами широкие крылья.
«Решил сыграть с ним что-то?»
«Можно сказать и так. Не тревожься, скоро навестишь его вновь. А потом… впрочем, увидишь».
Танат исчез – сверкнули железом перья – и почти без перерывов в зал вступила Геката. Рядом шла потерянная Персефона. Я взмахом руки отослал безутешные тени, предчувствуя недобрый разговор.
Геката, по своему обыкновению, ограничилась лживым поклоном и приветствием, полным такого же неправдоподобного почтения. Два ее призрачных тела усмехались, пока она кланялась.
– Припадаю к стопам твоим, великий Владыка, и прошу позволения спрашивать… – нотка презрительной насмешки почти незаметна, и гневаться на дерзкую не за что. Я кивнул – спрашивай.
– А Громовержец-то на своих ушел после братской встречи, или на колеснице увозили?
Каменное выражение лица и взгляд мимолетом на жену – что это, мол, твоя подруга блажит.
– Она ничего не говорит, – усмехнулась Геката. – Только отворачивается и краснеет, и для сплетников с Олимпа это более чем правдоподобно. Но я-то знаю, какой ты бешеный. Насмотрелась.
Персефона беспомощно развела руками – мол, хочешь, сам разубеждай. Геката принялась неспешно расхаживать перед моим троном, два тела следовали за третьим, и концы дымчатого пеплоса подметали пол.
– Он послал Гермеса к Прометею, – сказала вдруг. – Еще вчера, верно, сразу после возвращения.
– Откуда знаешь?
– Я была там. Собирала цветы. Из крови Дарителя Огня чего только не вырастает, – и мечтательная, сладкая усмешка. Не хочу знать, что там вырастает из крови Прометея. – У меня нет хтония, Владыка, но я умею хорошо колдовать. Почти так же, как слушать.
Я не шевельнулся на троне. Если уж Трехтелая начала – значит, будет договаривать.
– Твое имя не было произнесено – о, нет, но Вестник настоятельно допытывался: кто же сможет победить Сильнейшего, из пророчества?
– Карами грозил, – утвердительно сказал я.
– Кроме всего прочего. А еще он от имени Зевса обещал титану помилование, если только тот скажет: в каком родстве с Громовержцем его будущий победитель. Хотя бы – из какого тот поколения богов или титанов.
– Прометей…?
– Крепче скалы, на которой он висит, и клиньев, которыми пробита его грудь. Не обронил ни слова.
Значит, Зевс почти уверен, что это я. Тьма Эреба… Хоть ты сам отправляйся на поклон к упрямому титану и проси его дать младшему ответ, чтобы это пророчество перестало жрать Громовержца изнутри, чтобы отвратило его взгляд от моих подземелий…
А вдруг там – и правда я?!
Прислушался: Ананка молчала. Наверное, пребывала в печали по поводу каши, которую я заварил.
– Славное варево, яд страшнее моих, – в тон моим мыслям отозвалась Геката. – Ты хорошо постарался, Владыка. Что будешь делать теперь? Учинишь беспорядок в собственном мире? Позволишь пробраться сюда паре-тройке героев, разрешишь какому-нибудь полубожественному оболтусу увести Цербера?
Я чуть опустил ресницы, как бы говоря: «Тебе-то что?»
– Игра в бессилие не хуже прочих, Кронид, – прошелестело в тронном зале. – Одно плохо – нужно, чтобы она была убедительна. А как быть с доказательствами? С ребенком, который докажет, что ты так же рогат, как сатир?
– Зевс не признает этого ребенка.
– Признает, - тихо сказала Персефона. – Он поверит, что я забеременела от одного его прикосновения, потому что…
Ну да, конечно, он же велик. Хотя и не всезнающ. Тьма Тартара, если он раскроет обман – он, конечно, будет молчать, но возненавидит меня страшнее отца.
– Это должен быть ребенок Зевса, – проглотив что-то, заговорил я. – Вседержитель должен узнать собственную кровь…
Геката наградила меня кровавой улыбочкой.
– В мире очень много неродившихся сыновей Зевса: нимфы, нереиды, смертные – можно выбрать. А у меня всегда под рукой нужные снадобья: чего только не растет на Стигийских болотах…
Я еще немного посидел, глядя в шесть ее истекающих таинственным туманом глаз. Все равно мы не смогли бы сделать это только вдвоем, даже чтобы играть в бессилие, нужны союзники…
– Я вознагражу тебя, – упало с губ.
Она окатила улыбкой, в которой презрения было гораздо больше, чем преклонения с благодарностью.
– Владыка велик. Я делаю это ради верности, а не ради награды.
Как же ты все-таки умна, Трехтелая… Ведь не уточнила же, ради верности – кому.
Чему. Я и так знаю. Опасность нависла над миром, за который ты сражалась, опасность такая, что ты готова заключить союз с тираном этого мира – тем более что жена этого тирана тоже в опасности, а она твоя подруга…
Трехтелая выплыла из зала неслышно. Зная ее, опасаться нечего. Персефона некоторое время колебалась, не пойти ли за подругой, потом опустилась на свой престол по правую мою руку.
– Я пыталась, – пробормотала она. – Но она только расхохоталась и заявила, что все ужимки я могу оставить для Гебы и Афродиты. И сказала, что все они поверят. Боги – потому что не смирятся с мыслью, что они никогда не осмелились бы на твой поступок. Богини – потому что иначе им придется иссохнуть от зависти, сравнивая тебя с их мужьями и любовниками…
Голос задрожал ослабшей струной кифары, словно она хотела прибавить еще что-то – и не смогла.
Смутно роптали тени за стенами дворца – мир понимал, что намечаются перемены, но не понимал, какие…
Великие перемены.
Будем играть в бессилие!
– Хорошо, что ты здесь, – выговорил я. – Гелло приведет Сизифа…
– Что мне делать?
– Что всегда. Просить за обиженного.
Впрочем, обиженный-то в этом случае – Танат, но жена поняла верно.
Этому очень способствовало то, что просить за Убийцу – заведомая нелепость.
Сизиф выглядел все так же – удивительный случай, когда бесплотность не отменяет благообразности. Он был полон героической покорности, которая доступна лишь смертным – да, смиряюсь, но смиряюсь лишь перед Владыками. В глазах – проницательная теплая грусть, на которую покупались боги…
Нужно будет у Аты узнать – не ее ученик?
– Подойди, – тень подплыла поближе, склоняя голову. – Можешь смотреть. Твоя жена не погребла твоего тела. Мы не получаем причитающихся жертв. Или пастбища Эфиры опустели, а богатства твоего дворца превратились в пыль?
Тень стояла, будто громом пораженная известием. Подергивалось лицо – страх, гнев, великолепная игра, которую и за игру-то признать сложно.
– В-владыка… Прости, Владыка... Я думал, что терплю кару от тебя за совершенное мной в прошлой жизни. Эол, отец мой, покарай эту дочь Ехидны… – поднял сжатые кулаки, но тут же опомнился и вновь опустил голову, избегая встречаться со мной взглядом. – Ей было мало моих мучений в мире людей – и она обрекла меня на муки в подземном мире! О, если бы я только мог…
И замер, не решаясь, выказать просьбу, весь в своем горе и гневе. В другое время меня бы это развлекло – уж больно красиво притворство: обезумевший от предательства муж, в прошлом – царь, перед престолами богов…
