Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ) - Кисель Елена (книги бесплатно TXT) 📗
Жена подошла робко и почти неслышно. Места на холме было достаточно для двоих.
– Ты не должен был этого делать.
– Да.
– Я видела его взгляд, когда он уходил. Он не простит тебе никогда.
Я ему тоже вряд ли когда прощу, хотя кого это волнует…
– Ты никогда бы не пошел на то, чем грозил.
Я кивнул: не пошел бы. Ключник, приставленный к Тартару, держащий его на плечах – я не мог бы нарушить долг, не смог бы откинуть жребий, отогнать судьбу, которую сам когда-то выбрал. Я поклялся, что удержу, – я никогда не отойду от клятвы, пусть даже рушится мой мир.
Только вот остальные Одиннадцать не знают об истинной сути моего жребия.
– Давно ты держишь его? – вдруг спросила она. Я пожал плечами: не считал. Со жребия, а когда он был, тот жребий…
– Значит, поэтому… – пальцы легко коснулись ссутуленных, окаменевших плеч. – Аид, Зевс будет мстить тебе до конца. Он поднимет против тебя остальную Семью, он не успокоится, пока…
Пока я не составлю компанию отцу. Она не решилась выговорить этого, я знал и так…
– Сумасшедший, – сказала горько. – Никто из богов не отважился бы. Они бы расстелили ложе и ушли дуться в угол…
Я молчал. Родниковая вода становилась на губах полынью от ее слов. Она выдержала паузу, бездумно гоняя босой ногой в воде стайку любопытных рыбок.
– Никто и никогда, – речь зазвучала тверже, – не заступит дорогу Вседержителю. Разве осмелился бы его брат на такое? Он не узнал или узнал и закрыл глаза, не выходя из тени, он же Аид-невидимка… И Зевс обольстил Персефону в виде змея, как когда-то ее мать.
Я шевельнулся. Повернул к ней голову. Зеленые глаза потемнели – листва олив в пасмурный день, губы на бледном лице казались особенно алыми.
– Ты ведь знаешь, что такое молва. Они придумают все позы, в которых я была с ним. Они услышат каждый мой крик. В тот раз я отрицала – теперь я ничего не стану отрицать, я буду только краснеть и отводить взгляд, это так распаляет их воображение… Никто никогда не становился на пути у Громовержца – в это ведь так легко поверить, правда?
В это гораздо легче поверить, чем в то, что владыка подземного мира смог совершить такую несусветную глупость.
Она сглотнула – губы покривились, словно у комка был мерзкий привкус.
– Они не смогут оспорить, потому что я рожу ему… кого? Кого-нибудь… он тоже не будет спорить: это ведь все равно что признаться в том, что он отступил. Тебе только нужно будет проявить слабость… показать, что твой мир полон раздоров, что ты не следишь там за всем… ты придумаешь… и войны не будет. Он опасается только сильных. Муж, который не сумел отстоять жену, для него не соперник.
Я молчал, глядя, как из перевернутого шлема вытекает вода.
Да, я знаю силу молвы – какая она мстительная, оказывается, ведь возвращается сошедшим с ума метательным диском, бьет за то, что прибег к ней однажды.
Я знаю силу славы, которая заставит Зевса поверить в то, что победителем вышел он и что никто никогда не становился у него на пути.
Эта вера будет преследовать его вместе с ненавистью ко мне, он все равно настроит Семью против… кого? Я никогда не был там особенно своим.
Немного ослабить путы на мире, выпустив пару теней, дав обмануть себя, – и брат убедится в моей слабости, в том, что я не намерен бороться за власть, а раз так – какой интерес со мной воевать?
От слабых он удара не ждет: слишком велик сам, слишком воин… Он не знает, какой опасной и изворотливой бывает слабость.
– Почему ты спасаешь меня? – спросил я, глядя на разноцветную гальку на дне ручейка.
Два мига. Три – и ответ.
– Ты мой муж.
…не тот, который я хотел услышать.
Плечи у нее мелко подрагивали, хотя тучи на небе разошлись, и Гелиос рассиялся не на шутку. Наверное, специально снизил лет своей колесницы – посмотреть, что там было.
Не нужно, чтобы меня видели. Вообще, я задержался.
Она смотрела, как я медленно вытряхиваю последние капли из хтония и приподнимаю его, готовясь надеть.
– Ты не останешься?
– Нет. Дела.
Взгляд – как будто я, тварь, черствее Тифона, забыл о чем-то невероятно важном. Она сглотнула еще раз, теперь уже явно задрожала.
– Колесница?
Я кивнул туда, где разоряла кустарник прожорливая четверка скакунов. Рука жены мягко легла на мою, опуская шлем.
– Аид… поедем вместе. К тебе. Я… не хочу быть здесь.
Дернулся угол рта. Ты бы встретился с Мнемозиной, что ли, владыка умерших. Ты свою жену-то спросил, каково ей после того, что чуть не случилось, что случилось и перед тем, что должно случиться дальше? Или решил твердосердием с Танатом померяться?
Хотя если опросить богов – пожалуй, я Таната опережу.
Я все же надел шлем: Гелиосу незачем видеть нас. Обнял ее, делая тоже невидимой.
– А твоя мать опять убьет землю.
– Я попрошу у нее, – шепот обжёг плечо. – Только на день или два. Я буду убедительной, она отпустит…
Скорее скует по рукам и ногам, наплетя при этом тысячу небылиц о том, как Персефона нужна природе и матери. Стоит Деметре услышать мое имя – и Лисса-безумие начинает обильно приправлять ее природную стервозность своими дарами.
– Незачем, – буркнул я. – Гипноса позову, день-два он обеспечит.
Я навсегда запомню ее поцелуй в тот день – короткий, горячий, родниково-чистый, благодарный и… для меня – единственный.
* * *
В ночь она не сомкнула глаз – и ни на миг не отрывала их от моего лица, как будто хотела убедиться, что с ней действительно я и не собираюсь исчезать. Я не собирался. Я – Аид-невидимка, но ведь не полная же свинья.
А после ее хватки на моих плечах – держащих Тартар – остались темные пятна.
Еще она потом долго не могла заснуть – боролась с усталостью, приподнимала клонящуюся мне на плечо голову, пока я не разогнал молчание спальни.
– Спи. Морфей знает: один твой кошмар – напою из Амелета.
Бессмертия не лишит, но кто сказал, что будет приятно…
Она слегка улыбнулась – беззащитнее смертной в этот момент, и я хорошо помню ее заострившееся лицо в рамке растрепавшихся медных локонов.
– А ты?
А что я? Гипнос мой подданный, а эти понимают меня без слов. Когда их царь в таком состоянии – ко мне не суется никто, вот бог сна тоже не осмеливается…
Утро принесло с собой чувство опустошенности и скуки. Персефона отправилась к Гекате пробовать на вкус первую порцию своей лжи. Я, сидя на троне и изрекая суждения о тенях, думал, что в одиночку устроить хаос в подземном мире будет непросто, да и выглядит подозрительно. Кто из подданных способен провернуть все, что угодно, без вопросов? Гелло и Танат, на остальных надежды никакой.
Что может заставить Зевса считать, что моя власть ослабла? Выпустить из мира пару чудовищ… еще решит, что посягаю на его удел, и без того придется Ламии и Эмпусе влепить очередной выговор: или пусть будут незаметными – или… у меня большое воображение по части казней.
Отпустить кого-нибудь… нет, отпускает лишь сильный. Дать сбежать, в открытую нарушив мои законы. Позволить обвести себя вокруг пальца, и миляга Дионис со своей матушкой – здесь не пример, он-то действовал через Персефону и выспросил дозвол у Зевса.
А здесь должен опростоволоситься я, причем, попасться на крючок не простого смертного, но кого-то, кто имел отношение к богам, лучше – кто уже прогневал меня…
Железные крылья Таната мелькнули раньше, чем я успел об Убийце подумать. Можно было испросить любого из посыльных или Кер, или Гелло, но при манере Убийцы ничего не забывать – уверен, он приглядывает за тем, кто его когда-то сковал.
«Что сейчас Сизиф?»
Нижняя челюсть бога смерти чуть выпятилась вперед – надо же, Жестокосердный, да ты мстителен! Чего еще я о тебе не знаю?
