Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Новый выпад, и взмах, и тычок; Альен уклонялся от ударов, пока не упёрся спиной в стену. Он, конечно, мог давно применить против Турия магию, но не хотел этого делать: в такой близости от разрыва было трудно рассчитать силы. От кентавра осталась бы кучка пепла — а он всё-таки нравился Альену…
— Ты что-то путаешь, кентавр, — Альен взмахнул лезвием, надеясь, что боль образумит его. На голом плече Турия осталась неглубокая царапина; он резко выдохнул и попятился. — Не думаю, что бессмертные волокли Тааль-Шийи… Она шла сама, разве нет?
Турий помрачнел, и Альен понял, что попал в цель. Он пошёл в наступление. Ему удалось сбить кентавра с толку, прокрутив несколько изящных петель мечом (рыцарь, тренировавший его в Кинбралане, мог бы гордиться памятливым учеником)… Поймав подходящий момент, Альен нанёс удар, который мог бы ранить, но не убить кентавра — однако встретил неожиданно прочную древесину посоха. Оглушительно перебирая копытами, Турий попытался дотянуться концом посоха до его виска. Альен шагнул назад и одновременно сделал вид, что собрался ударить сбоку, по рёбрам кентавра. Тот опустил посох, чтобы выставить его для защиты — так легко поддался уловке… Альен вскинул меч и с размаху опустил лезвие на беззищитный посох. Две бесполезных деревяшки покатились по полу. Турий опустил дрожащие руки.
Альен приставил кончик синеватого лезвия к его груди.
— Я не хочу убивать тебя, кентавр, — от тщательно проговаривал певучие фразы на наречии тауриллиан. — Действительно не хочу. Тебе лучше меня пропустить. Мы оба знаем, что я в любом случае попаду внутрь.
Турий вздохнул и скорбно прикрыл глаза.
— Ты прав, волшебник. Тааль-Шийи в самом деле шла сама. Видимо, никому из нас не уйти от того, что написано в небесной Книге Судеб… Но ты ответишь за всё, что сотворишь сегодня.
Альен серьёзно кивнул.
— Отвечу.
Медленно отведя меч, он убрал его в ножны. Потом снял их и положил на пол, у высоких дверей.
— Видишь? Я оставляю их здесь. Знай, что я не причиню вреда Тааль-Шийи.
— Ты — не причинишь?… — кентавр коротко хохотнул. В его голосе Альен впервые отчётливо различил конское ржание — оскорблённое ржание лошади, по телу которой прошёлся хлыст. — Что ж, Повелитель Хаоса… Иди. Теперь на всё твоя воля, — он с отвращением, точно на змею, покосился на ножны с мечом. — И этот клинок забери, когда выйдешь. Сдаётся мне, что это твоё оружие.
…Альен осторожно, но настойчиво подтолкнул Тааль в спину; она сама не поняла, как оказалась в центре пентаграммы, а потом обернулась, глубоко и часто дыша. Мысли у неё путались, а руки, кажется, дрожали — впрочем, неважно… Альен стоял за её спиной, в центре сектора, отведённого для Повелителя Хаоса, и тщательно вычерченные знаки вихрились огнём у его ног. Воздев руку, он просыпал вокруг себя горсть чего-то блестящего; Тааль узнала драконью чешую и почему-то догадалась, что это — дар Андаивиль. Драконица не смогла бы отказать Альену, тем более не зная, зачем ему это…
Точно так же, как не могла она сама.
Вокруг них полыхало колдовство — потоки Силы пронизывали огромную залу, сгущали воздух возле Тааль, проникали ей в горло и грудь. Магия металась меж зеркалами, поднималась от чертежей, покрывавших пол. Всё это сделал Альен… Его черты заострились, синева глаз стала ещё ярче и пронзительней; он побледнел и будто светился изнутри, накаляясь Силой. Зеркало на его поясе сияло алым, как Звезда Дракона.
Он был ужасен и нечеловечески красив — не той красотой, что прежде, а иной, уже не принадлежащей Обетованному. Но он всё ещё был Альеном, её Альеном; и Тааль сглатывала слёзы, тщетно пытаясь достучаться до него. Его мысли были скрыты от неё пламенем Хаоса, чистым огнём, игрой-разрушением без концов и начал. То была абсолютная, совершенная свобода. Он впустил её в себя — и навсегда пропал для Тааль: смотрел на неё, явно не узнавая.
Он видел тысячи сот-миров, которые рождались и умирали, гасли и вспыхивали, сливались и поглощали друг друга. Бездна, и две вечные Цитадели, и зеркальный Центр Мироздания, который в мыслях его накладывался на Долину Отражений, как замок накладывается на собственную схему-чертёж.
Он был свободен.
Он был Повелителем Хаоса — и всё Обетованное скрученным жгутом, смятым шариком пергамента в чернилах лежало на его ладони. Там же, где лежала душа Тааль.
— Я не хочу, — прошептала она сквозь слёзы; она тянулась к нему, но вихри магии не пускали, пестря в глазах разноцветными всполохами. Всё в ней противилось тому, чему предстояло свершиться, и всё отчаянно этого желало. — Я не хочу, Альен. Мы не должны.
Лопатки ныли, будто готовясь выпустить новые крылья. Ныло всё в ней, каждая косточка, каждая мысль корчилась от боли; и неужели эта боль, это пламя — и есть свобода, магия, любовь?…
Полёт, которому не суждено закончиться. Высота, разрывающая в клочки. Долететь до солнца, чтобы сгореть. Чистота создана, чтобы проиграть… — говорили бессмертные.
Так ли?…
— Не хочешь? — спокойно повторил Альен — и шагнул к ней. Он легко мог преодолеть любой барьер внутри сокрывшего их огненного кокона; только Тааль не могла пошевелиться без его дозволения. — Неужели?
Он осторожно дотронулся до волос Тааль, потом вдруг запрокинул ей голову и поцеловал — почти грубо. Она изошла дрожью, но вырвалась: поцелуй жёг, как укус. Он был не здесь и думал не о ней.
— Так не хочешь?…
Тааль покачала головой: лгать нет смысла. Даже его лицо — лицо бессмертного, проклятого бога — теперь расплывалось перед ней из-за слёз. Она хочет. Повелитель Хаоса знает, и Узы Альвеох, осиной царицы, тоже знают, что она хочет. Что бы она ни говорила сейчас, этого довольно.
— Альен, прошу тебя… Пожалуйста…
Альен вновь отошёл. За его спиной распахнулись огненные врата — точно крылья гигантской солнечной птицы; всполохи пламени отражались в десятках зеркал, которые он расставил вдоль начерченных на полу узоров. На Тааль дохнуло жаром.
— Дай мне руку, Тааль-Шийи. Просто дай руку. Не бойся.
Значит, всё-таки?…
Тааль улыбнулась: ей вдруг стало легко. Она поступит именно так, как, сами того не понимая, посоветовали ей боуги под Холмом. Она сделает то, что должна была сделать всё это время. Как больно, и сладко, и странно от этого выбора, от этой петли в высоте!..
Если нет сил отказаться, у неё единственный путь. Повелитель Хаоса не должен заключить Узы с Защитником — и этого не произойдёт. Обетованное будет спасено, а судьба его — вверена Повелителю. Но разрыв закроется навсегда, и даже он не сможет этому помешать.
— Я не боюсь, — выдохнула Тааль, рукой скользнув за пазуху. Человечьи пальцы уже привычно сжались на рукояти с дубовыми листьями, зацепили широкое лезвие… Спасибо за подсказку, Дана. Спасибо за испытания, духи. Вы были мудры. — Совсем не боюсь. Прости.
Ликующая, какая-то детская улыбка осветила лицо Альена — но сразу погасла, когда он увидел нож.
— Что… Тааль?! Тааль, нет!
Сквозь многоцветное пламя, сквозь лабиринт символов на пентаграмме он метнулся к ней, но не успел. Сердце бескрылых очень большое, и попасть по нему легко.
И…
Молчание было вокруг — тишина жуткая, как будто все миры умерли разом. И Тааль была в самом сердце этого молчания.
Она уже не чувствовала боли — даже не ныло то место, где когда-то трепыхались крылья, нежные, беспомощные. Память осталась — чёткая, извечная вереница воспоминаний: мать, отец, Ведающий, Гаудрун, — но принадлежала уже не ей.
Чужие, странные сны — вот и всё.
«Так значит, в этом жертва? — думала Тааль, купаясь в безмолвии. — В том, чтобы отказаться от себя? Как странно…
Это ведь всё ещё я. Я остаюсь я. В теле крылатом или бескрылом, в объятом ветром или страстью, с памятью или без — Я. Как странно. Странно и непонятно».
Кто мог бы объяснить это? Ведающий? Альен?
Подумав об Альене, она привычно прислушалась к себе — и снова ничего не ощутила. И потом не последовало страха — разве что изумление.
