Великий магистр (СИ) - Грушковская Елена (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
После тренировки Оскар деликатно взял меня за локоть и отвёл в сторону, к окну. Он осторожно бросил косой взгляд на Никиту, который, с любопытством наблюдая за тренировкой достойных, сидел у стены на скамейке.
— Я чувствую, что с этим Дудником не всё чисто. Он сказал, что сбежал от людей, которые пытались заставить его работать на них, но я ему не верю. Это легенда. Сдаётся мне, что он внедрился к нам в качестве крота, госпожа. Люди хотят узнать нас изнутри.
Я усмехнулась.
— Так это же замечательно. По-моему, все беды — от недопонимания.
Моя усмешка отразилась в его глазах, как в зеркале.
— Так ты уже знаешь?
— Разумеется, старина, — сказала я, положив руку ему на плечо. — Подсылая его, люди не учли одного — того, что мы сразу раскусим любого шпиона. Вот я и говорю, что они на самом деле плохо нас знают — а туда же, воевать.
— Ты что-то задумала? Я заинтригован. — Оскар шевельнул бровью.
— Посмотрим, — улыбнулась я. — Ты не слишком-то «наезжай» на Ника. Возможно, он сослужит нам службу. Кстати, он, кажется, не совсем обычен… Он чувствует паутину, хотя не является достойным.
А вот теперь Оскар по-настоящему удивился. Он снова глянул в сторону Никиты, который непринуждённо болтал с парой достойных у выхода из зала, причём так, будто они были уже сто лет знакомы.
— Кажется, он умеет находить общий язык с кем угодно, — заметил он. — Хорошее качество для шпиона.
— Или достойные чувствуют в нём своего, — сказала я. — Хотя у него и нет жука.
— Ты полагаешь, что паутину способны чувствовать и обычные хищники? — проговорил Оскар задумчиво.
Вот что значит разговаривать с «собратом по паутине»! Лишние слова не нужны, он сам поймёт всё, что нужно.
— Пока не могу сказать точно, — ответила я. — Но на самом деле нет ничего невозможного… Кто его знает, может, и способны, только не знают об этом.
Через полчаса мы были втроём: огонь в камине, я и ОН. Его стриженая голова доверчиво лежала у меня на коленях, и я всеми силами пыталась отбросить настоящее, чтобы полностью отдаться ощущению тепла, разливавшегося где-то в животе. Хотелось отринуть все заботы и мысли о войне и просто быть с НИМ. Сколько нам было отведено времени? Пока даже паутина не могла ответить на этот вопрос…
И всё-таки пришлось поднять шпионскую тему. Это было неизбежно.
— Они угрожали твоей маме? — спросила я.
Никита внутренне сжался, как от боли. Подняв голову с моих колен, он сел, глядя на огонь сузившимися и посуровевшими глазами. Долго молчал, потом ответил:
— Я чувствовал… Нет, я знал, что обмануть тебя не получится. Да, у меня задание разведать, каким образом вы получаете информацию о готовящихся операциях по уничтожению хищников. Ну, вот я и раскололся… — Он невесело усмехнулся. — Хреновый из меня шпион.
— Задание разовое или с перспективой? — спросила я.
— Они не уточняли, — ответил Никита. — Наверно, до первого результата, а там уж видно будет, отзовут меня или скажут работать дальше.
— Когда ты должен выйти на связь?
— Первая связь назначена через две недели. Под каким-нибудь предлогом мне придётся улизнуть и встретиться с моими шефами. За две недели я должен собрать нужную им инфу, а если не соберу… Не знаю. Секир-башка, наверно. А мама… У неё сердце больное.
Боюсь, это звучало суховато и смахивало на допрос. А огонь уютно потрескивал, создавая романтичную обстановку, и становилось до боли обидно за время, которое можно было бы потратить совсем на другое… Я притянула Никиту к себе и снова уложила его головой на свои колени. Поглаживая его ёжик, я сказала:
— Я знаю, ты боишься за маму… Точнее, того, как она воспримет твоё обращение. Но можно попробовать вылечить её и заодно изменить её отношение к хищникам. Тогда угроза твоих шефов просто потеряет силу, и это снимет тебя с их крючка.
— Ты можешь вылечить маму? — встрепенулся он.
— Могу попробовать, — сказала я.
— Лёлька! — Он сгрёб меня сильными руками и упёрся лбом в мой, как он всегда любил делать. — Я по гроб жизни буду тебе благодарен…
Богатырь с глазами доверчивого мальчишки — так он сейчас выглядел. Он верил безоговорочно каждому моему слову, каждому вздоху и движению — и сейчас, и тогда, и я не могла обмануть, не оправдать его доверия. Он один называл меня забытым именем — Лёля, прикасаясь им к моей душе. Он так и сказал: «Авророй тебя зовут те, кто тебя видит со стороны. А твою душу зовут Лёля». Откуда он это знал? Или не знал, а просто сказал наугад? Как бы то ни было, «Лёля» могло быть уменьшительным от многих имён: Оля, Юля, Лена, Алёна, Лариса, Лолита, Элеонора, Илона и даже Лейла — словом, всех певучих имён, где присутствовал звук «л». И это только женские. А Алексей, Леонид, Олег, Юлий? Тогда, в сорок первом, меня звали Олей, в этой жизни — Алёной. А ещё у славян была богиня весны Леля — дочь Лады.
А ещё… Леледа. Как ни странно. Может, её тоже кто-то называл Лёлей? Я-то думала, что Леледа — это слегка видоизменённое «Лилит», а теперь смутно чувствовала связь её имени с моим. Значит, не только белые крылья…
— Спасибо тебе, Лёлька, — прошептали губы Никиты.
— Рано благодарить, — сорвалось с моих. — Я ещё ничего не сделала…
— Ты сделаешь, я знаю.
Огонь в камине, уже отчаявшийся увидеть сколько-нибудь романтичную концовку этого разговора, был счастлив. Он дождался! Он так старался, трещал и плясал, а эти двое играли в вопросы-ответы… Но вот они наконец перешли от слов к делу, и огонь вспыхнул ярче, заглядывая в глубину их зрачков и разлетаясь в них на тысячи искр — довольный и счастливый, потому что были счастливы они. Надолго ли? Ответа пока не было.
15.10. Невеста
— Мам, привет. Познакомься, это Лёля.
Наверно, нет нужды описывать типовую двухкомнатную квартирку: таких миллионы. Ничего оригинального не было ни в её планировке, ни в обстановке. Её хозяйка, Любовь Александровна, обладала удивительно молодыми и светлыми глазами при почти совершенно седых волосах, а когда она заговорила, горло у меня сжалось: её голос был невероятно похож на мамин. Да и в светлом, добром её лице было что-то такое, отчего мне тут же захотелось уткнуться в её фартук и заплакать. Мама, как я по тебе скучаю…
Но, конечно, ничего подобного я не сделала: неудобно падать на колени перед незнакомым человеком и обнимать его. Вместо этого я сказала:
— Здравствуйте.
Столько любви сияло в её обращённом на сына взгляде, столько радости… В первые пару минут я даже не вникала в суть того, что она говорила, просто слушала её голос, чувствуя мучительную нежность и пульсацию солёной боли в горле. И не сразу поняла, в чём дело, когда прочла в её глазах недоумение: оказалось, она о чём-то спросила меня, а я всё пропустила мимо ушей. Толчок локтем от Никиты вывел меня из оцепенения.
— Простите, — пробормотала я. — Я не расслышала, что вы сказали.
Во взгляде Любови Александровны, обращённом на Никиту, читался вопрос: «Она у тебя что — глухая?» Я честно призналась:
— Просто ваш голос очень напомнил мне голос моей покойной мамы. Потому я и обалдела слегка.
Её губы вздрогнули в растерянно-растроганной улыбке.
— А… Ну ладно, ладно, неважно, — торопливо сказала она. И спохватилась, захлопотала: — Ох, что же я вас на пороге-то держу? Заходите, заходите! Раздевайтесь, разувайтесь… Никита, вот твои тапочки… Всегда на своём месте стоят, тебя ждут… Лёлечка, вам тоже сейчас тапочки дам… Чувствуйте себя как дома!
Мы повесили куртки и переобулись в тапочки. Забытое ощущение, уютное, домашнее… Мои ноги, привыкшие к обуви военного образца, поначалу слегка растерялись от этой необычной лёгкости и свободы, но уже через секунду блаженно и благодарно расслабились. Дома? Да, дома…
— Ну что ж, пожалуйте на кухню, ребята! У меня скоро борщ будет готов, — радушно пригласила Любовь Александровна.
