Пепел и пыль (СИ) - "nastiel" (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗

— Инструктор Ларионов! — зовёт кто-то.

Оборачиваюсь. Это Гриб. Он встал со скамейки, но при этом продолжает смотреть перед собой, и вполоборота не повернув головы.

— Я разрешал подниматься? — тут же меняясь в лице, спрашивает Нина.

Сейчас рык мужчины мне слышен громче, чем голос подруги.

— Никак нет. Я только…

— Сегодня после занятий остаёшься на дежурство в кухне.

Плечи Гриба понуро опускаются раньше, чем он сам.

— Окей, я не хотела, — шепчет она мне на ухо. — Но этот мужик — монстр. В его воспоминаниях такие картины, что, видя их каждый день, я бы уже давно руки на себя наложила.

Я понимающе киваю. Кадры в моей голове не так страшны, но пугает и не это, а сам факт их наличия: проживать две противоположные жизни одновременно силы хватит не у каждого.

И остаётся лишь надеяться, что я в их числе.

— Видела Бена, — говорю я, пока мы идём к ждущим защитникам. — Он высокий красавчик-хранитель. И, кажется, Аполлинарии во мне он нравится…

Я кривлю губы. Нина издаёт глухой смешок.

— Что за странный мир! — бросает она.

Я останавливаюсь у нужной парты, а она идёт к учительскому столу. Быстро оглядывает всех присутствующих и начинает лекцию. Я слушаю Нину вполуха; удивительно, как она так быстро и так хорошо справилась с необходимостью толкать умную речь перед двумя десятками ребят?

Похоже, инструктор этот, потомком которого она является, очень умный парень, хоть и злющий, с Нининых же слов, как чёрт….

…В голове калейдоскопом возникают воспоминания, сменяя друг друга в хаотичной последовательности. Инструктор и правда тот ещё тип: всё время чем-то недоволен, орёт без причины, вместо того, чтобы запомнить ребят хотя бы по фамилиям, даёт им прозвища. Но почему-то Аполлинария не испытывает к нему ненависти. Наоборот: уважение — вот, что наполняет её, когда она смотрит на мужчину со смуглым лицом и белыми, словно мел, волосами.

Аполлинария знает, что иногда инструктор ведёт себя неправильно, но не может винить его: весы, где на одной чаше мораль, а на другой бесценные уроки, которые он даёт, говорят сами за себя в пользу перевеса второго.

Проходит, наверное, четверть часа, прежде чем Нина замолкает и даёт задание опробовать на практике всё, о чём она только что говорила. Пока смотрю на неё, отмечаю: если концентрировать внимание только на инструкторе, то он начинает приобретать более чёткую форму и как бы выходит на первый план, затмевая собой Нину; а если глядеть на девушку, то мужчина исчезает окончательно.

Когда остальные защитники расходятся, я иду к Нине. Она внимательно разглядывает бумаги, лежащие на столе.

— Как ты всё это запомнила? — спрашиваю я.

— Я? — Нинины брови ползут вверх. — Что ты, я перестала соображать ещё на первом предложении. Это Никита. Знаешь, было такое ощущение, словно я рассказывала выученный когда-то давно стих по памяти. Как на рефлексе.

— Выглядело очень профессионально.

— Спасибо. Ещё вот это зацени.

Она протягивает мне бумаги. На страницах небольшие зарисовки оружия, рядом с которыми значатся заметки об использованном сплаве и практике применения.

— Он очень серьёзно относится к своей работе, — говорю я.

— Ага, — подтверждает Нина. — Видимо, мы о-о-о-о-очень дальние родственники. Меня бы уже после первого рисунка в сон начало клонить.

Она забирает у меня бумаги и швыряет их на стол. Затем скрещивает руки на груди.

— Ну а ты, значит, Аполлинария, — говорит она. — Знаешь, какое Никита дал тебе прозвище?

— Обойдусь.

— На самом деле, оно одно из самых безобидных…

Нина обрывает саму себя, когда к нам подходит рыжий парень. Тощий и долговязый, он переступает с пятки на носок, покачиваясь, как длиннющий фонарный столб во время сильного ветра.

— Чего тебе, лопоухий?

— Инструктор, у меня нет пары для тренировки.

Он косится на меня. Я качаю головой.

— Хочешь, чтобы я помог? — Нина закатывает рукава до локтя.

То, что видит рыжий: сильные предплечья со вздувшимися венами. А потому понимает всё без лишних слов, разворачивается на пятках и быстро ретируется к другим ребятам

— Итак? — Нина снова обращается на меня — Каков план?

— Всё тот же, — говорю я.

Сую руки под слои платья; пальцы зябнут, хочется обхватить кружку с горячим чаем или надеть меховые варежки.

— Ищем Авеля?

— Да. И Христофа. А дальнейшие действия будем рассчитывать по тому, кого из них найдём первым.

***

Из-за Нининого ухода с занятий два десятка мальчиков и девочек принялись бы слоняться по штабу без дела, поэтому ей приходится остаться. А вот меня после её липового разрешения от лица инструктора уже ничего не держит. И поэтому я, выбежав на улицу, решаю cначала отыскать Бена. Несмотря на то, что я видела его лишь единожды, образ его предка крепко отпечатался у меня в мозгу. Я нахожу его там даже чаще, чем надо: вот он сидит в столовой и лениво водит вилкой по содержимому тарелки, вот он сидит на лавочке во внутреннем дворике и читает книгу, вот он смеётся, когда проходит мимо по коридору, вот под Новый год он помогает украшающим ёлку в общей гостиной девочкам прицепить звезду на самую верхушку, вот он только перешагнул порог штаба и стряхивает снежинки со своих волос, запуская в них пальцы.

Кажется, Аполлинарии он и правда небезразличен.

Алексей не похож на хранителей, которые по сути своей достаточно эгоистичны. Ему бы стать миротворцем, послом; такое доброе сердце не должно простаивать понапрасну.

— Какая ирония! — не удержавшись, я хмыкаю вслух.

Бену досталась абсолютная его противоположность.

Лаборатория хранителей располагается на втором этаже, и занимает сразу три комнаты, стены между которыми снесены, но не до конца, отчего как только я открываю дверь, в нос забирается запах пыли и кирпича. Ну, и химикатов, куда без них.

— Я чем-то могу вам помочь? — спрашивает взрослая женщина.

Куратор хранителей. Как ни стараюсь, не могу найти в памяти Аполлинарии её имя. Женщина очень высокая и невероятно худая, что заметно даже под многослойным платьем. Её чёрные волосы в аккуратной причёске собраны на затылке, тонкие губы, подведённые красным, поджаты. Она недовольно глядит на меня поверх очков, размещённых на самом кончике длинного крючковатого носа. Ну да, защитница в храме знаний — какая дикость!

— Мне бы Алексея, — несмело произношу я.

— Конкретнее, — требовательный тон не заставляет себя ждать.

— Меня, — на выдохе, со своего места встаёт Бен.

Женщина тут же теряет интерес к моей персоне. Развернувшись всем корпусом на Бена, она произносит: «Пять минут», и возвращается к своим делам, которые заключаются в хождении вдоль длинных лабораторных столов и внимательной слежке за действиями хранителей.

Молча выходим в коридор, переглядываемся. Бен кивает, и тогда мы пускаемся бегом к лестнице, там летим на первый этаж.

— Слава Богу, ты пришла! — восклицает Бен, хлопая меня по спине. — Я чуть с ума не сошёл!

На ходу стаскивая с себя пиджак и жилетку, он остаётся в одной белоснежной рубашке. Расстёгивает несколько пуговиц воротника, освобождая горло из рюшевых оков, и шумно вдыхает.

— Мой предок был хранителем, — Бен косо глядит на синюю ткань в своих руках и передёргивает плечами, даже не пытаясь скрыть отвращение. — Семейное древо-то оказалось с гнильцой!

С остервенением комкая одежду, он оглядывается по сторонам с явным намерением засунуть её куда-нибудь подальше. Я только и успеваю, что встать перед ним и горшком с цветами, который он примечает.

— А Нина — мужик, — говорю я, пытаясь как можно быстрее заставить Бена сменить настрой.

Это работает. Бен довольно хмыкает. О Нининой причастности к руководству защитниками я, пожалуй, промолчу.

— А ты кто? — спрашивает он, наконец обращая и на меня внимание. — У меня нет о тебе воспоминаний.

— Почему-то я и не сомневалась, — отзываюсь я. — Зато Христоф уж точно будет рад меня видеть.