Золото Ларвезы (СИ) - Орлов Антон (лучшие книги .TXT) 📗
Взгляд упал на девицу в коричневом платье, с наглухо замотанной шеей. Еще одна жертва вурванов, вроде Мейлат? Да это вроде и есть Мейлат… Куда же она направляется одна, без Щуки?
Не то чтобы Дирвену было до нее дело, они ведь уже доплыли до цивилизованных мест, а где цивилизация, там и бордели. Он теперь даже смотреть на нее не станет. Но Щука могла насчет него проболтаться, они ведь не умеют хранить секреты, и все они предательницы. Причем если Глодия своим щучьим умишком понимает, что сдавать его бартогским властям ей никакой выгоды, то от этой куклы из Эгедры жди чего угодно. Денег у нее нет, вдруг захочет подзаработать? За него же наверняка обещано вознаграждение.
Вскоре он заметил, что за этой унылой дурехой еще кое-кто следит: худощавый парень в широкополой шляпе, физиономия до глаз замотана серым шарфом – то ли грабитель, то ли в Бражене нашлась для Мейлат родственная душа. Дирвен активировал «Мимогляд», и на него не обращали внимания ни эти двое, ни редкие прохожие.
Улица вывела на набережную канала, здесь Мейлат остановилась возле засиженного птицами парапета. Хмырь пристроился рядом. Разговаривают. По разбитой мостовой прогрохотал фургон с намалеванными на парусине ножницами. Все еще разговаривают. Потом снялись с места и пошли – рядышком, под ручку!
Дирвен, кипя от злости, двинулся следом. Во гады! Ему она отказывала в поимелове, потому что рядом Щука, а с первым встречным – нате, пользуйтесь! Все они одинаковые. Ничего, он этой парочке испортит праздник… Сами виноваты.
Они так и жались друг к другу. Прошли мимо дурацкой каменной беседки, в которой торчал рыбак с удочкой, скрылись за торцом грязновато-белого дома с казенной табличкой. Дирвен осторожно выглянул из-за угла. Вот они: остановились в тени раскидистого дерева и целуются, по такому случаю даже свои шарфики размотали! Ну, сейчас он им устроит…
Начал прикидывать, что бы такое им устроить – чтоб на месте обделались и на всю жизнь запомнили, и тут обратил внимание, что как-то неправильно они целуются. Не в губы. Этот мозгляк обхватил ее обеими руками, держит в объятиях и уткнулся ей в щеку, а у нее на шее как будто здоровенный белесый паук елозит… Или это не паук, это хмыревы бакенбарды шевелятся…
До Дирвена с запозданием дошло, что он видит. Вернее, кого. Это же пшор! Самый паскудный народец, который уводит тех, кто чувствует себя брошенным, проигравшим, никому не нужным. Пшоры забрали маму в Овдабе, но потом Дирвен с помощью Хеледики ее вызволил. Их еще называют шепчущим народцем. В Исшоде их нет, потому что людей там мало, и почти все у кого-нибудь в рабстве – не разгуляешься. Эти гады обитают вблизи человеческих поселений, а похищенных уводят в свои подземелья и держат как скот, чтобы кормиться их кровью и жизненной силой. Еще и работать на себя заставляют.
Пшоров Дирвен ненавидел.
– Эй, гнида, отцепись от нее!
Бледное лицо повернулось в его сторону. Присосавшиеся к шее Мейлат бакенбарды-щупальца, похожие на белесых червей, продолжали жадно пульсировать: гад попался оголодавший, никак не мог оторваться.
Эх, оставить бы от него мокрое место, но тогда с головой себя выдашь: не каждый амулетчик, даже с хорошим арсеналом, способен прихлопнуть нечисть одним ударом. Поэтому вмазал в четверть силы, и понятливый кровосос пустился бежать.
Он удирал вихляво, спотыкаясь, и казался размазанным, как будто его нарисовали карандашом, а потом слегка растерли мокрым пальцем: плетет чары, чтобы враг не смог прицельно отвесить вдогонку. Но таким его видел только Дирвен, у которого было «Правдивое око». А для прочих наблюдателей сценка выглядела так, словно ухажер подвалил к одинокой барышне, развел шашни, и тут объявился другой кавалер – тогда первый перетрусил и наутек, пока бока не намяли. Парни, стоявшие в дверях пивной, заулюлюкали вслед. Какая-то тетка остановилась и начала громко возмущаться нынешними девицами, у которых ни скромности, ни чести. Дирвен, хоть и не любил теток, был с ней полностью солидарен.
Мейлат озиралась и растеряно моргала, словно только что вышла из потемок на солнечный свет. Шарфик валялся у ее ног, на шее кровоточили мелкие ранки. Дирвен подскочил и с наслаждением влепил ей пощечину.
– Опомнись, дура! Ты с кем связалась?! Бери свою тряпку и чешем отсюда!
Венша удостоилась похвалы Тейзурга – за то, что сумела развеселить рыжего Хантре, который смеется редко.
Вначале она, как обычно, подала им кофе, а потом выпустила из корзинки купленный на базаре в Алуде ходячий сервиз. Маленький глиняный чайник, пестрый, как перепелиное яйцо, вперевалку засеменил по столу, за ним гуськом ковыляли чашки. Маги ошеломленно уставились на это диво, потом расхохотались. Венша отвесила изысканный шутовской поклон, вновь отметив про себя, какие они разные: смех Тейзурга похож на переливы змеиной кожи, а смех рыжего – на россыпь солнечных бликов.
Пользуясь хорошим настроением князя, она выпросила для Таченак и ее подданных разрешение побывать в Ляране: на один день от рассвета до заката, под чарами личины, с нерушимым обещанием, что амуши не причинят вреда никому из горожан и не станут чинить никаких безобразий. Уж очень Венше хотелось, чтобы те посмотрели на представление с ее участием в кукольном театре Хурмдье.
Театр под покровительством дамы Веншелат наконец-то перебрался с прожаренной солнцем площади в здание с прохладными белыми сводами, колоннами и скамейками для зрителей. Там же нашли пристанище трое артистов.
Пока шли репетиции, мастера выкладывали мозаиками колонны и стены. Дверей в кукольном театре еще не было, зато уже работал водопровод, освященный Кадаховым жрецом, которому Венша старалась не попадаться на глаза. Жрец был из тех, кто и впрямь связан со своим божеством, и явился в Лярану без приглашения. Сперва Венша решила, что старик перепутал, кто здесь князь, потому что с Тейзургом он разговаривал с вежливым достоинством, зато перед рыжим согнулся в поклоне, так и лучась почтением. Потом выяснилось – не перепутал, просто решил для себя, что Хантре главнее, и хоть ты тресни.
Удалившись из комнаты, она устроилась за стенкой, меж двух кадок с розами. Амуши могут «сливаться» с растениями, как будто вплетаясь своей сущностью в корни и стебли, так что не всякий маг почует их присутствие. Для нее до сих пор было загадкой, знает Тейзург о том, что она подслушивает, или нет. Ей нравились их с рыжим разговоры – это было так же интересно, как спектакли в театре Хурмдье. А если речь зайдет о настоящих секретах, они всегда могут применить чары от чужих ушей, несколько раз так и делали.
– Как насчет того, чтобы отпраздновать втроем возвращение в Сонхи из объятий Несотворенного Хаоса?
– Кему сейчас не до праздников. Он еще не отошел после Шныря.
– Так я и не собираюсь его приглашать. Я же сказал – втроем… В узком кругу: только мы с тобой и Мавгис.
– Да иди ты, – обозлился рыжий. – Вместе с Мавгис. В следующий раз убью.
– Хм… Ее-то за что?
– Я не про нее.
Венша несколько раз видела Мавгис: самая могущественная среди песчанниц Олосохара, ее танцы – горячий темно-золотой мед, который затапливает и подчиняет себе окружающий мир. Никто не мог ее перетанцевать – ни другая песчанница, ни амуши, ни песчаная ведьма, и она взирала на всех свысока, с ленивым презрением. На Лорму тоже, и до чего это злило древнейшую в Сонхи вурвану! В конце концов та отомстила: Мавгис по велению царицы изловили и продали людям в город Эпаву. В неволе она танцевала для старого градоправителя, а после его смерти песчанницу хотели сжечь, но Тейзург ее выкрал и спас.
Венша вспомнила о письме, которое передала князю. Что ему написала Лорма, она так и не узнала. Развернув послание, Тейзург прочитал его и сразу же спалил дотла магическим огнем, а потом задумчиво ухмыльнулся. Что бы там ни болтал Куарри, Лорма наверняка пыталась через письмо навести на противника чары. Но почему у Тейзурга было такое выражение лица, как будто все идет по его плану?
