Запретная Магия - Уэллс Энгус (библиотека книг .TXT) 📗
Теккан решил приблизиться к челнам на расстояние выстрела из лука. Затея была почти безнадежной, поскольку челны достигнут берега раньше. Спасения не было, и он понял, что сейчас умрет, что очень скоро его кости будут болтаться на веревке вокруг шеи какого-нибудь каннибала. Странное спокойствие вдруг овладело им — однажды он уже умирал, по крайней мере ему так тогда показалось, и теперь ему было безразлично, умрет он или нет. Важно только, что станет с книгой. Может, все-таки Теккан доберется до Гессифа и до Тезин-Дара и доставит ее в Вану? Это было его единственной надеждой. Он поднял меч, издал боевой клич и бросился вперед на дикарей.
На лицах варваров проступило изумление, а потом даже угрюмая усмешка уважения; но когда он, объятый неистовой яростью, начал рубить направо и налево, прорубая среди них тропинку, на многих появилась гримаса боли. Он услышал знакомый возглас и понял, что Брахт рядом, а среди молотящих дубинок и колющих копий сверкала сабля Кати. Меж ребер чернокожих впивались черные стрелы вануйских лучниц. Он был как помешанный и не замечал боли от градом сыпавшихся ударов дубинками по кольчуге и шлему; он не чувствовал веса окровавленного меча. Брахт что-то кричал ему, указывая рукой на берег; Катя схватила его за руку, развернула к океану и подтолкнула в спину.
Баркас был совсем рядом, а с корабля на каннибалов сыпался град стрел. Дикари отступили, и Каландрилл позволил своим товарищам завести его в воду. Он перебрался через планшир и присел на банке, дожидаясь, когда баркас заберутся остальные. Он оказался перегруженным. Урс выкрикивал команды, весла опустились в воду, и они отчалили. Их корабль, развернувшись, поливал стрелами приближающиеся челны.
Он понял, что еще может выжить, и умопомрачение прошло, с надеждой пришел и ужас. Каннибалы на берегу смотрели на происходящее, притаившись в джунглях. Доберутся ли они до судна прежде челнов? Или дикари опять нападут на них? Он почувствовал себя уставшим. Среди черных тел на берегу осталось лежать три одетых в доспехи трупа. Ему было жаль их. Судно подошло еще ближе. Челны изменили курс, пытаясь проскочить у него под носом. Одному это удалось, но второй был остановлен стрелами и теперь несся наперерез баркасу, и с него на них градом летели копья и стрелы. Судно чернело на фоне голубого неба и моря. Там — спасение. Только бы добраться до судна! Но челн быстро приближался к ним. Каландрилл протестующе поднял руку. И челн вдруг выпрыгнул из воды, а дикари с визгом посыпались в воду — беззвучный ураганный ветер вдруг закружил и челн, и беспомощных людей и понес их к берегу. Лица в татуировке качались на волнах с широко раскрытыми от ужаса глазами, делая отчаянные попытки добраться до спасительного берега, откуда доносились жалобные крики их соплеменников. Выбираясь на берег, дикари кто как бежали под укрытие деревьев.
Только тут Каландрилл почуял запах миндаля, уносимого ветром, а вместе с ним испарился и страх. Он в изнеможении упал на скамью, опираясь на чье-то плечо, и закрыл глаза.
Урс под прикрытием корпуса судна подвел баркас к корме; Каландрилла подняли на борт, и он бессильно опустился на палубу. В следующую секунду Теккан крикнул, и гребцы налегли на весла, а кормчий всем телом навалился на руль. Дракон на носу развернулся к северу и стал отдаляться от берега.
Каландрилл снял шлем и положил его на палубу. Металл был пробит в трех местах, и когда Каландрилл левой рукой — правой он не мог пошевелить — дотронулся до головы, то под волосами нащупал болезненные ушибы. Ребра ломило, а руки были бледно-розовые от быстро засохшей в горячем утреннем воздухе крови. В ужасе не столько от того, что он убивал, сколько от того, что не почувствовал при этом угрызений совести, он начал отчищать руки. Голова кружилась, в висках стучала кровь, и он закрыл и открыл глаза. Кто-то положил ему руку на плечо. Женщина протянула фляжку, он сделал большой глоток и чуть не захлебнулся обжигающей жидкостью и закашлялся. Женщина жестом показала ему, чтобы он отпил еще. На этот раз он был осторожнее, и огонь потух, обдав теплом живот и растекшись по одеревеневшим ногам и рукам. Боль стала стихать, и он благодарно улыбнулся женщине, возвращая ей фляжку. Рядом с ним сидел Брахт и тоже пил и оттирал кровь.
— Был момент, когда я решил, что это — конец, — признался керниец, не сводя любопытного и восхищенного взгляда с Каландрилла. — А потом ты… сделал то, что сделал. Ахрд, ты напугал их до смерти!
Каландрилл покачал головой, сам не понимая, как все получилось, и воспоминания о битве стали таять, как сон.
— Гадалка — Элльхина — говорила о твоей силе, — пробормотала Катя с уважением в голосе. — И вот теперь я ее увидела воочию. Но, если честно сказать, я считала, что нам пришел конец. Это было ужасно.
Он кивнул, не в силах произнести ни слова. Впрочем, ему и на ум-то ничего не шло. Он сам не понимал, как вызвал к жизни такую магию, и ему это не понравилось, хотя именно она спасла им жизнь. Видимо, Брахт прав: эта сила приходит к нему только в моменты смертельной опасности. Ему не хотелось об этом думать, и он стал снимать кольчугу — она, как и его руки, была заляпана кровью.
Брахт помог ему. Битва, видимо, доставила ему удовольствие, он бодро улыбался.
— Ты хорошо поработал, — усмехнулся он. — Ахрд! Что ты чувствовал, когда напустил на них ураган?
Он пожал плечами и поморщился от боли. Брахт снял с него кольчугу и рубашку и со знанием дела осмотрел сиреневые синяки на ребрах и спине, ощупывая, нет ли переломанных ребер, и Каландрилл слегка застонал.
— До свадьбы заживет, — коротко сказал керниец. — Просто синяки.
— Я больше боюсь Теккана, — заметила Катя, снимая доспехи. — Он нам еще выскажет.
Брахт ухмыльнулся.
— Но драка была отменная, а? И мы набрали воды и пополнили запасы мяса.
— Но потеряли троих, — грустно возразила она. — Троих, кто сейчас был бы жив, если бы мы вовремя вернулись. Мне их страшно жаль.
Лицо кернийца посуровело, и он взял ее за руку.
— Это моя вина. Если бы мы не вернулись в джунгли…
Катя покачала головой, мягко высвобождаясь.
— Не надо было тебя слушать. Их жизни на моей совести, не на твоей. — Глаза у нее были грустные. — Это я виновата.
— Нет, я тебя уговорил, — сказал Брахт. — Не виновать себя.
Катя устало вздохнула, опершись спиной о мачту.
— Мы потеряли троих, — пробормотала она, — и теперь их не вернуть.
— Не вернуть, — как эхо, повторил Брахт. — Много еще умрет, пока мы не достигнем цели. И ты по каждому так будешь убиваться? Каждый будет лежать камнем у тебя на совести?
Катя повела на него серыми глазами и кивнула.
— Да, каждый, — грустно сказала она. — Так заведено в Вану. А как ты сам недавно говорил Теккану, мы — разные. В Куан-на'Форе вы не оплакиваете погибших?
— Оплакиваем, — сказал Брахт, — но мы не носим их с собой. Воин знает, что смерть идет за ним по пятам, и он — или она — соглашается с присутствием этого черного друга. Так устроена жизнь, и тот, кто не может с этим смириться, не должен брать в руки меч.
Между ними легла тень, Каландрилл поднял глаза и увидел Теккана. У кормчего было красное от злости лицо. Он повелительно махнул рукой в сторону передней палубы и что-то сердито сказал на своем языке.
— Теккан хочет говорить с нами, — перевела Катя. — А то, что он собирается нам сказать, должно быть сказано с глазу на глаз.
Каландрилл с большим трудом поднялся и отправился за кормчим на нос судна. Брахт и Катя шли за ним. Теккан с потемневшими от гнева глазами и с сердитым румянцем на загорелых щеках встал перед головой дракона; ветер трепал его серебристые волосы. Он начал говорить хриплым голосом:
— Если бы вы вернулись с Урсом, а не отправились назад в джунгли, Ивра, Томель и Айрфа сейчас были бы живы.
Катя грустно кивнула и сказала:
— Их смерти тяжелым грузом лежат на мне, и я горюю о них.
— Это я предложил вернуться в джунгли, — вставил Брахт. — Катя хотела дождаться баркаса на берегу. Если кого-то и можно винить, так только меня.
