Стальной подснежник - Арнаутова Дана "Твиллайт" (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Я понял, — прервал его Эйнар. — И что? Можно ее как-то определить, эту звезду?
— Увидеть, как волшебного зверя Перлюрена, — съязвила леди. — После пятой бутылки. Чтоб вы знали, капитан, способности к магии легко определяются у ребенка лет десяти-двенадцати. Иногда они запаздывают, проявившись позже. Иногда они слишком слабы, чтобы нуждаться в развитии. Но почему тогда никто из проверяющих не видел этот второй отблеск за основным цветом силы?
— Не знали, куда смотреть? — серьезно предположил Лестер. — А еще вернее, что основной цвет затмевает дополнительный, как Солнце — Луну, не позволяя увидеть ее днем. Но Луна все-таки иногда видна и на дневном небосводе.
— Чтобы проверить эту… теорию, — с горечью сказала леди, — нужно много потерявших силу магов. Тех, у кого этот якобы отблеск перестал скрываться за основной магией.
— Именно! — воскликнул Лестер, поднимая бутыль с настойкой жестом победителя. — Маги теряют силу слишком редко и обычно вместе с жизнью. Если процент двойной звезды среди одаренных и так невелик, то среди утерявших силу — еще меньше. Чтобы все условия сошлись, нужно очень редкое стечение обстоятельств! Одаренный, родившийся двойной звездой и утративший первый вид магии!
Он поставил бутыль на стол и подошел к очагу. Эйнар уступил ему место над котелком, а сам подошел к столу. Есть ему не хотелось, но вот выпить горячего было бы кстати. И обязательно дослушать разговор. Как бы отделаться от клятого перстня хоть ненадолго?! Его легко снять, но морок не шутил, угрожая Тильде. Если она забыла все происходящее, то и в самом деле может лишиться рассудка — магу незачем ее жалеть. Думай, капитан, думай…
— Может, Лестер прав? — сказал он магичке, закутанной в одеяло, из-под которого торчали только голова, руки и воротник сорочки. — Если маги с этой двойной звездой существуют, вдруг вам повезет?
— Вы не понимаете, капитан, — вздохнула леди. — Это не гипотеза, а именно ересь, признанная таковой советом магистров лет двадцать тому назад. Магическим даром человека наделяют Благие Семеро, каждый — своим. И нельзя получить два дара, потому что нельзя быть избранником двух богов. Что получится, если Милосердная Сестра велит своему адепту спасти жизнь больного, а Претемная Госпожа — избавить его от мучений?
— Адепту придется думать и решать самому, — ехидно отозвался Лестер от очага. — Конечно, свалить это на богов куда проще. И подумайте вот еще о чем… Представь, капитан, что у твоей дочери — сильный дар боевого мага или некроманта. И слабый — целительницы, скажем. Но развить слабый можно, хоть это и пойдет в ущерб основному. На какой факультет ты ее отдашь, если позволят выбрать?
— Целительский, конечно! — сказал Эйнар не раздумывая и, лишь увидев, как потемнели глаза леди, сообразил, что ляпнул не то.
— То-то и оно, — вздохнул Лестер, поднимаясь и держа котелок, источающий густой запах шамьета. — Мало кто захочет, чтобы его ребенок рисковал жизнью или вызывал у людей страх. Но ведь найдутся и такие отцы, которые запретят мальчику выбрать путь целителя, заставив его стать боевым магом. Куда более мужское дело, верно? А дворянину не совсем прилично возиться с инструментами и колбами, как обычному ремесленнику, пусть он и родился алхимиком или артефактором. И если сейчас у одаренного нет выбора, то двойной звезде очень легко искалечить судьбу, заставив выбрать неправильно. Потом-то переучиваться куда сложнее! Время уходит, тело и разум формируются под силу… Не нужно так смотреть, леди, Эйнар не хотел вас обидеть.
— Я не обиделась, — сообщила леди уже знакомым звенящим голосом. — Но было очень любопытно услышать, что стать боевым магом для женщины мой муж считает… недостойным.
— Не совсем так, миледи, — тяжело уронил Эйнар. — Даром вас наделил Пресветлый, и ему плевать, что я об этом думаю. Хотя, если бы меня спросили, я бы сказал, что война — не женское дело. Не потому, что женщины недостойны, а потому что их дело — дарить жизнь, а не отнимать.
— Увы, для первого я непригодна, — сообщила леди тем же звонким, но неуловимо ломким голосом. — Детей у меня не будет. Не должно быть из-за клятого осколка, — исправилась она, глядя на Эйнара в упор. — Так что как именно я потрачу собственную жизнь — никого не касается.
— Капитан… — предостерегающе окликнул его Лестер, и Эйнар кивнул.
— Я помню, — сказал он. — Лестер, оставь нас, прошу.
— Ох… — покачал головой целитель, ставя котелок на пол у очага и выходя из лазарета.
Магичка молчала, глядя как загнанная в угол рысь — только что шерсть не вздыбила. Глаза у нее так и были темнее обычного, а может, это казалось из-за отблесков очага.
— Как вы потратите свою жизнь, миледи, — сказал он, когда дверь за лекарем закрылась, — касается меня. Потому что я ваш муж, нравится вам это или нет. Я еще могу понять насчет магии, которую вы потеряли… Но о том, что вы так серьезно ранены, я должен был узнать раньше. До того, как случилась… почти случилась беда.
— Согласна, — бросила магичка то ли вызывающе, то ли презрительно. — Можете обижаться на его величество, что подсунул вам порченый товар. Одно утешение: детей мы с вами все равно заводить не собирались.
— Да разве я об этом?! — рявкнул Эйнар, не выдержав. — Вы умереть могли! Вы…
И осекся, испугавшись, — так она побледнела, больше не выглядя ни злой, ни обиженной, только бесконечно уставшей.
— Что — я? Продолжайте, капитан. Впрочем, вы же боитесь, да? Боитесь повысить на меня голос, боитесь расстроить, боитесь сделать что-то не так — вдруг я от этого умру? Так, да?
Она смотрела на него, отвешивая слова, как хлесткие удары, и они сыпались с побелевших губ горько и безжалостно.
— Хотите знать, почему я молчала? Вот поэтому. Отвратительно, когда на тебя смотрят как на неполноценную, потому что ты утратила магию. Но когда в тебе видят беспомощную калеку на краю смерти — это еще хуже. Мне нельзя беспокоиться, так вам сказал мэтр? О да! Мне нельзя радоваться, мне нельзя бояться, мне нельзя ненавидеть, плакать, любить, рожать детей… Чтобы я не умерла, мне нельзя жить, капитан! И знаете что, да идет оно все к Барготу! Зачем мне такая жизнь? Зачем?!
Он сам не понял, как шагнул к ней. Сел рядом, обнял поверх одеяла, не думая ни о чем, кроме тоски в ее глазах и голосе. Острой и стылой, как осколки льда, режущей душу на куски…
— Лавиния…
Собственный голос показался чужим.
— Я просто должен был знать это, — сказал он, ненавидя себя за то, что ничего не может сделать. — Не для того, чтобы упрекнуть, а чтобы помочь, если нужно.
Хватит уже, помог. Упрекал неизвестно в чем, устроил развеселую жизнь, позволял, чтобы ее обидели… И не вернуться назад, не исправить ничего! Да плевать, пусть она относится к нему так, как он заслужил, но ведь он и теперь не может ее защитить! Даже предупредить, что рядом страшный враг, — и того не может! И еще смеет упрекать ее в молчании? Но ведь и она молчит о войне, которую ведет против предателя, не зная, что Эйнар — ее союзник. Боги, как все сложно и мерзко.
— Простите, — вздохнула она, показавшись в его объятиях совсем тонкой и хрупкой, несмотря на толстое одеяло. — Мне действительно стыдно. Перед вами и перед Лестером… Но я… Больше всего я ненавижу, когда меня жалеют, понимаете? Можете злиться, кричать — это все я переживу. Но жалость…
— Я не буду вас жалеть, — сказал Эйнар, вдыхая теплый дурманный запах ее волос. — Леди… Лавиния… — ее имя на языке было свежим и нежным, как глоток родниковой воды после долгого пути. — Не лгите мне больше, прошу. Я ваш муж, и, если вам нужна помощь, это мое дело, йотуны вас…
Тихий смешок снова заставил его замолчать. Эйнар почувствовал, что краснеет — чего с ним полжизни не было! Только бы она сейчас не подняла лицо — увидит же.
— Не надо… йотунов, — даваясь смехом, попросила леди. — Это ведь вроде наших демонов, да? Но звучит очень уж неприлично! Вы должны мне о них потом расска-а-азать!
Она не выдержала и рассмеялась; у Эйнара отлегло от сердца. Смех ведь не может повредить, правда? Пусть смеется, пусть даже кричит, лишь бы с ней все было хорошо. А потом, может, найдется средство ей помочь — должно быть!
