Сильнейшие - Дильдина Светлана (читать книги полные txt) 📗
— Рассердился? Но зачем убегать? Къятта был вполне доволен тобой… — она указала на серьги — сплетенных змей, едва не достававших хвостом и головой до плеч Чиньи…
— Ала, не отдавай меня никому!
Удивленно взметнулись ресницы:
— Ты всегда была рада ему.
— Да… я не могу, я боюсь. — Невольно поднесла руку к скуле. Все еще больно… счастье, синяк сошел — помогли травы и мази. Нет, старший не ударит ее. И ничего не сделает, наверное… только там, где он, неизбежно появится второй.
— Я принимаю под крылышко всех! — Киаль показала зубы в щедрой улыбке. — Бери свою корзинку с вышиванием… впрочем, я все дам тебе здесь.
Чинья облегченно вздохнула — и улыбнулась, довольная собой. Страх прошел.
Разложив разноцветные мотки нитей и отрезки тканей на циновке, вышивальщица прикладывала одно к другому, размышляя. Хотелось сделать что-то красивое… но одуряющее сладкие запахи цветов из окна, но капельки смолы на стволе дерева рядом с домом… когда жили с матерью, ничего этого не было. А роскошь… сводит с ума. Чинья потрогала широкое ожерелье, с досадой встряхнула головой, отбрасывая тяжелые вьющиеся волосы. Ничего не будет теперь. Уж Киаль точно не дарит своим служанкам дорогие украшения… разве что нитку бус, или простой браслет — но не такие вещицы, за которые на рынке отдали бы пяток грис.
А ведь я была нужна им, думала Чинья. Может, стоит вернуться?
Шорох легких босых ног по коридору — Чинья откинула полог немного, осторожно выглянула. Сюда заходили только девушки Киаль… раньше иногда Натиу и совсем редко — пожилой уже глава дома. А сейчас напротив стояла тоненькая, высокая, светловолосая, дула на пушинку, любуясь ей в воздухе, и снова ловила на подставленную ладонь. Будто не играла, а совершала ритуальное действо… может, и вправду. Слишком серьезным было ее лицо.
— Ты кто? — по-хозяйски спросила Чинья, скорее от робости — освоиться не успела еще. И сообразила, еще не слыша ответ — да, говорили же — северянка… Забыла, естественно. Как можно было думать о блеклой девочке рядом с хозяевами Асталы?
Она поймала пушинку в последний раз, аккуратно спрятала в кулаке, не сжимая его — не хотела сделать той больно?
— Я Этле.
Разница в возрасте девушек была невелика, и обе чувствовали себя в доме не на своем месте. Поэтому держаться старались поближе друг к другу. Чинья выпросила у Киаль разрешение прислуживать северянке; на нее с радостью скинули эту обязанность остальные служанки. Для Чиньи почти не было работы — заложница скорее бы умерла, чем показала собственную беспомощность и приняла заботу гостеприимных хозяев. Так что большую часть дня девушки просто болтали; сначала ершились, потом привыкли. Чинья даже слегка жалела северянку — та не представляла себе, что такое быть красивой, желанной, быть женщиной.
Этле, напротив, казалось дикостью, что красивая южанка едва ли не мечтает снова занять свое место подле старшего из братьев… после того, как сама это место покинула? Тот человек настолько пугал саму Этле, а Чинья сожалеет о его объятиях? Дикость.
— Но ты же не любишь его! — вырвалось как-то у Этле, и Чинья ответила:
— Я никого никогда не любила — кроме матери. А он… тебе не понять, у тебя не было мужчин, — и оглядела северянку скептическим взглядом. — А почему?
И удивилась, заметив — северянка смутилась почти до немоты.
Раньше Этле просто испытывала к южанам неприязнь, теперь же хотелось выть — было страшно, и отнюдь не из-за плохого обращения. Девушку словно кинули в бурное море, состоящее из огня, крови и меда… ужасная смесь, и не выбраться, и у самой начинает кружиться голова, даже забывает о брате. Киаль, которая беспечна, словно дитя, хоть и старше северянки-заложницы, звенящие браслетами и смехом девчонки-служанки, в этом доме ходящие по лезвию, и Чинья, наконец… выигранная в поединке, игрушка, лишь по чистой случайности не потерявшая враз красоту… и мечтающая вернуть былое.
Это женщины, а мужчины — смотрящие так, что взгляд едва не срывает одежду, веселый взгляд голодного хищника на жертву, если такое бывает. Мужчины, в чьих ладонях загорается пламя.
И те, и другие смеются при виде крови… испытывают восторг, даже если она течет из их собственных жил.
Красивый и страшный народ…
Чинья приносила сплетни, мало интересные Этле, и все же та вслушивалась в россыпь малопонятных имен и событий, пытаясь понять народ, оказавший ей гостеприимство — пусть против воли северянки. А сегодня Чинья сказала подлинно важное, и сама не поняла, почему это северянка вся обратилась в слух. Долина Сиван, сказала она, и в голове Этле эхом отозвалось — место, из-за которого вас сюда и отправили.
— Они говорят — птицы летят быстрее, чем едут люди, никто не знает, что там сейчас… вот уже неделю нет голубей-вестников.
— А что может случиться? — между мышцами и кожей неприятный холодок пробежал.
— Всякое… дед с самого начала не верил, что эсса спокойно отдадут половину долины… особенно найденный рядом с ними «колодец». Это знаешь, что такое? — спросила она, явно желая похвастаться тем, что сама узнала недавно. — Это столб Солнечного камня, на поверхность такая макушка выходит…
Северянка поспешила к Киаль. Ту мало занимали дела торговые и тем более — добыча Солнечного камня.
— На мой век хватит, — говорила она. — Дед еще когда сказал — наверное, вас просто подставили, чтобы северянам удобнее было, — пожала она плечами в ответ на тревогу заложницы.
— А что же с нами обоими будет? — растерянно спросила девушка.
— Разве тебе есть, о чем беспокоиться? Тебя никто не обидел.
— Я видела лед высоко в горах — тонкий, он покрывает холодные лужицы, или блестит на стенах пещер. Гостеприимство южан не прочнее подобного льда, — сказала северянка Чинье после разговора с Киаль.
Случайная встреча с тем, с янтарными глазами, дала последний толчок.
— Я не могу оставаться здесь, — сказала девушка Чинье. — Я боюсь. Мне каждый миг чудится за спиной шепот — а может, и правда вас послали сюда, замыслив нечто иное? Каждый куст, каждая тень шепчут об этом. Это все юг, на севере все прозрачно и ясно. Я не могу тут остаться. Ты мне поможешь?
— Помогу! — сказала Чинья. Она беспокоилась об одном: под умелым руководством Киаль северная мышка расцветала с каждым часом. И что-то больно заметно меняется ее лицо, когда она вспоминает о старшем внуке Ахатты. Еще не хватало…
— Конечно, я тебе помогу! — сказала вышивальщица со всем пылом души.
Провианта и прочего необходимого для пути Чинья запасла много — целую корзину. Для удобства припасы сложили в кожаный мешок.
— Вот! — Чинья, довольная, словно досыта накормленная и поглаженная кошка, развернула на полу перед Этле кусок полотна, где была грубо намалевана карта. Северянка быстро присела рядом.
— Смотри, — палец Чиньи бродил по линиям: — Тут поначалу стороной объехать надо, чтобы не через весь город. Не бойся, выедешь рано утром, никто не остановит, прохожие случайные тем более. Потом на хорошую дорогу свернешь, вот сюда…
— А что за клякса тут нарисована? — перебила Этле.
— Это озеро, а не клякса. Вот тут короткая дорога, если сумеешь свернуть на нее, напрямик отправишься. А если нет — придется озеро огибать, долго. Но не заблудишься, не бойся.
— А поточнее ты рассказать не сумеешь?
— Разве я там была? Соседа попросила, он и нарисовал. Завтра и…
— Погоди, — северянка отстранилась, прикусила губу. — Ты очень легко решаешь все, будто о пустяке речь идет. А на чем я поеду?
— Я тебе грис присмотрела. Маленькая, серая, про нее особо не помнят.
— Но ведь ты собираешься украсть ее, если я правильно поняла. К ворам у вас относятся еще строже, чем на севере, и мне неприятно…
— Ай. — Чинья наполовину в шутку, наполовину всерьез рассердилась. — Вы приехали на своих грис или пешком пришли? Где скакуны ваши? То-то. Обмен, а не воровство. Маленькую, невзрачную — за двух отменных.
