Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Крюк переглянулся с Гусаком. Одноглазый отвернулся, резко выдохнул:
– Чудик…
Згур глядел, все еще не понимая. Чудик? Но ведь он тут, в городе!
– В спину! – Крюк скривился, махнул рукой. – Эти собаки убили его в спину! Слышишь, комит? Эти вентские собаки…
У городской стены уже собралась толпа. Тревожный свет факелов отражался в начищенных до блеска латах. «Катакиты» оцепили большой квадрат, в центре которого несколько человек в серых плащах возились вокруг чего-то непонятного, темного, недвижно застывшего в луже крови.
Згур не выдержал – подбежал, оттолкнул одного из «серых»…
…Чудик лежал на боку. На посиневшем мертвом лице застыла мучительная гримаса. Кинжал – тяжелый, с украшенной цветными камнями рукоятью, торчал из спины.
– Кто? – во рту пересохло, и Згур с трудом повторил:
– Кто… Кто его?..
– Разберемся!
Один из «серых» повернулся, и Згур узнал Щегла. Начальник стражи недовольно покачал головой:
– Значится так, комит! Следы не затаптывать, и без тебя наворотили… Шорох, пиши: кинжал румский, рукоять с каменьями цветными, тонкой работы, ширина лезвия – три пальца. Били, стало быть, сзади, прямиком в сердце, следов сопротивления не видать…
Шорох – невысокий парнишка с испуганным лицом, быстро водил по куску бересты острым стилом. Еще один «серый» подсвечивал факелом.
– Погодите! – Згур, все еще не веря, склонился над недвижным телом. – Может… он еще жив?
Щегол покачал головой:
– Умер почти сразу, тут бы и чаклун не помог. Ты, комит, не мешай, я свою справу добре знаю! А пока что скажи: не было ли у убиенного какой зазнобы в городе? Аль ворога, что на такое отважиться мог?
– Нет…
Чудика в Лучеве успели полюбить. Особенно в посадах, где бывший наместник бывал почти каждый день. Згур знал, что Чудик помогает ведать «людской казной», советует, как разобраться в мудреных делах городского управления. Долбило и Ярчук часто виделись с фрактарием. Венет его уважал, а бородатый кузнец часто повторял, что после войны быть Чудику над всеми посадами старшим. Вот только имя поменять следует – хотя бы на Чудислава…
– Ну, про зазнобу мы, понятно, еще поспрошаем, – Щегол нахмурился. – Но мыслю так: убиенный не в ладах с боярами был…
Згур горько усмехнулся – это уж точно! Бывший наместник немало рассказывал о том, за что поднял свой стяг покойный Катакит…
– Теперь кинжал. Вещь приметная, дорогая. По такому кинжалу мы убивца враз отыщем! И вот еще… Взгляни, комит!
Щегол отступил назад и кивнул, указывая на окровавленную землю. Згур подошел, наклонился. В черной грязи четко проступали контуры креста.
– Знак тож приметный, комит! Да только сумнения есть. Такой крест в укор рисуют тем, кто Вознесенному верен. А бывает иначе – вроде тавра ставят, чтоб знали: за Вознесенного мстят…
– Он не верил в Вознесенного…
Это Згур знал точно. Чудик часто посмеивался над теми, кто поклонился Богу на Кресте. И между своими, и в разговорах с лучевцами.
– Тогда искать будем. Стало быть, убивец кинжал с каменьями носит да Вознесенному поклоны бьет…
Лицо кнесны Горяйны было бело, как мел, и холодом дышала ее речь. На недвижном лице жили лишь глаза, и только тот, кто мог поймать ее взгляд, понял бы, что молодой женщине страшно:
– Известно всем, сколь много славного сотворил на службе нашей фрактарий Чудик Румиец. За то и почтен был благоволением нашим и любовью добрых горожан. Я скорблю вместе с иными, и рука моя будет тверда, когда настанет час покарать злодея…
Згур поглядел в узкое слюдяной окошко. Там, за стенами крома, шумела площадь. Народ не расходился с самого утра, требуя найти убийцу. Чудика любили…
– …Однако же злодейство это уже породило немало иных. Бояр, верных слуг наших, беззаконно лаят, оскорбляют ручно и даже грозят смертоубийством. В том есть и твоя вина, воевода Згур Иворович, ибо твои люди суть того зачинщики и заводчики. Сотники твои, Долбило да Вересай, да полусотники, да прочие меж народа ходят и поносные речи глаголят изрядно…
Глаза всех, кто был в горнице, обратились на Згура. Тот лишь пожал плечами. «Поносные речи» кузнецов да кожемяк – еще полбеды. Хвала Матери Болот, он смог сдержать «катакитов». Всю ночь Згур провел в лагере, уговаривая фрактариев не спешить с местью. Удержать горячего Крюка и его товарищей оказалось мудрено. Лишь боги знают, чем бы это кончилось, но час назад посланец пригласил комита в кром, сообщив, что убийца найден.
– Надо наказать убийцу, – наконец, проговорил он. – Иначе я не отвечаю за город, кнесна!
Страх в глазах Горяйны сменился гневом. Голос дрогнул:
– Не забывайся, воевода! Не потребны мне твои вои, дабы город мой в порядке соблюдать! Однако же согласна я, что доле ждать не след. Старшой, говори!
Жегол, стоявший в углу, не спеша поклонился кнесне, вышел вперед. Згур уже знал, что убийцу нашли благодаря кинжалу, и что виновный – какой-то холоп. Впрочем, важно не какой, важно – чей…
– Исполать! – Щегол вновь поклонился, на этот раз всем присутствующим, достал из пояса свиток, развернул:
– Значится так… Убивец – холоп Бабурка. Оного холопа опознал оружейник Рожик, что кинжал ему сторговал, да и следки приметные – набойка не левом сапоге отстает. Оный Бабурка взят под стражу и допрошен. Вот его сказка…
– Верно ли, что убивец Вознесенному поклоняется? – перебила Горяйна.
– Верно, кнесна. В том видоками уличен, да и сам не отпирается.
По горнице пробежал ропот. Большие бороды, собравшиеся здесь, облегченно вздыхали. Убивец Чужого Бога чтит, с единоверцев его и спрос. Нынче ночью боярам спать будет спокойнее.
– Чей же холоп сей Бабурка? – маленькая рука ударила по широкому подлокотнику. – И ведал ли хозяин, что его человек задумал?
По лицу старшого пробежала короткая усмешка:
– Про то и скажу, кнесна! Бабурка сей о прошлом годе записался в холопы к боярину Вертю. Об том и запись кабальная имеется, и видоки подтверждают…
И вновь горница зашумела, Згур же не поверил своим ушам. Боярин Верть? Мать Болот, но почему? С того самого дня, как старик попросился в войско, у сотника Долбилы не было лучшего помощника. Верть стал полусотником, и Згур уже подумывал дать под его начало сотню новиков.
– …О злодействе же боярин ведал. Про то Бабурка показал, да и иные улики имеются…
– Слыхано ли дело! – Горяйна встала, вслед за ней поспешно начали приподниматься и бородачи в шубах. – Боярин Верть и батюшке моему, и мужу, и мне самой служил! Не сканды ли Бабурку-злодея подослали да на хозяина его поклеп возвести удумали?
Щегол покачал головой, рука скользнула за пазуху. Второй свиток – побольше, потолще…
– Нет, кнесна! Осмотрели мы дом боярский и в ларце его, что в месте потаенном хранился, нашли мы письмо. Писано боярину Вертю от Галида, что при боге Вознесенном иереем высшим служит. И велит сей Галид боярину, как верному бога Вознесенного сыну, совершить злодейство да большого воеводу Згура Иворовича извести вконец. А ежели не удастся, то кого из его помощников. Печать на письме верная, да и руку узнать можно. Сравнивал я с иными Галида посланиями и в том твердость имею…
– А боярин? Что он говорит? – не выдержал Згур.
– Боярин под стражу взят, однако же запирается во всем. Вели его, кнесна, с пристрастием поспрошать да и прочих домашних его…
Шум стих. Все понимали, что значит «поспрошать». Згур не знал, что делать. Вмешаться, запретить? Но Чудик убит, а те, что веруют в Вознесенного, уже признали своим владыкой конуга Лайва. И с чистым ли сердцем пошел Верть в его войско?
– Поспрошать! – крикнул кто-то, и ему ответил дружный хор:
– Поспрошать! На дыбу! Да клещами! Все гнездо извести!
В выпученных глазах плавал ужас. Большие бороды и высокие шапки были рады откупиться чужой головой. Згур отвернулся. Его бы воля, то «поспрошали» бы всех, кто сейчас кричал о клещах. Больно гладко все выходило. Вспомнилась ночь на Курьей горе, жестокая речь слепого мальчишки. «Франкским мечом черный низвергни крест!» Згур не хотел начинать эту войну. Не хотел – да, выходит, подтолкнули.
