Разящий клинок - Кэмерон Майлз (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— Может, и сбудется твое желание, — кивнул герцог. — Сегодня ночью я сыграл в рискованную игру. Будь при оружии.
Сэр Милус покачал головой.
— Это что же выходит — капитан дал вашей троице увольнительную? А мы будем сидеть взаперти?
Он не выказал гнева, но Калли, личный лучник капитана, попятился. Как и Плохиш Том, сэр Милус был силой, с которой приходилось считаться, и собачиться с ним не стоило.
Но и капитану не следовало перечить, а потому трое лучников молча стояли, пока сэр Милус осматривал их. Он передал их пропуска Безголовому, который внимательно, беззвучно шевеля губами, изучил документы. Все это была чистая показуха: на пропусках висели герцогские печати, и о подделке говорить не приходилось.
— Надо полагать, что если кап’тан выпускает трех человек пьянствовать за пределами дворца, то эти трое должны выглядеть прилично, — заметил Милус, указав на изношенный дублет Длинной Лапищи.
Длинная Лапища хотел сказать, что это рабочий выход и он не желает попортить в драке приличную одежду, но всем троим было строжайше предписано соблюдать секретность. Поэтому он промолчал.
Сэр Милус состроил гримасу.
— Пойду скажу на воротах, мать-перемать, — бросил он и вышел, сопровождаемый слабым бряцанием, как и положено воину при полной выкладке.
— Бесится, потому что не его вахта, — сказал товарищам Безголовый. — Сэр Алкей его не сменил.
Они снова встали навытяжку, когда в караулку вошел, гремя поножами, Плохиш Том.
— Порядок. Вы чисты. Выпейте за меня, сволочи.
Возник сэр Милус, Том что-то ему шепнул, и мрачное лицо знаменосца просветлело. Он сделал шаг назад и кивнул.
— Я — спать, — сообщил он чуть громче, чем нужно.
Лучники отсалютовали и, пока Плохиш Том не передумал, поспешили выйти из караулки на освещенный факелами внешний двор.
Они миновали ворота, обменялись там паролями с нордиканцами, и Калли с Бентом стремительно пересекли главную площадь. Длинная Лапища откололся.
— Прикинься впечатленным, — прошипел Калли. — Нам нельзя выглядеть слишком самоуверенными.
Так они какое-то время перемещались от статуи к статуе, пока Калли не успокоился. Бент остановился, сунув большие пальцы за ремень, и притворился, что восхищается изваянием обнаженной женщины с мечом.
— За нами идут, — удовлетворенно сообщил Калли. — Двигаем.
Спустя час оба сидели в освещенной масляными лампами таверне, внимая четырем музыкантам, которые играли на морейских инструментах. Лучники не знали, как последние называются, но музыка им понравилась, как и внимание двух молодых женщин, прицепившихся к чужеземцам.
Толпа была на удивление густа для такого позднего часа.
Девушка Бента распоясалась в своей настойчивости, и он с безмолвным призывом воззрился на Калли. Тот осторожно огляделся и пожал плечами.
— Потерпи еще чуток, — сказал он.
Позади Калли кто-то проговорил:
— Идите с девчонками.
Он обернулся, но за спиной никого не оказалось.
Калли наклонился к Бенту, подал знак, и Бент оскалился. Он стряхнул девицу с колен, швырнул музыкантам серебряный леопард и дал увлечь себя по шаткой лестнице наверх — на балкон и к каморкам с избыточно разукрашенными дверями.
Девушка Калли взяла его за руку и чуть ли не поволокла прочь от музыки, а старый рабочий в мятой соломенной шляпе на удивительно хорошем альбанском буркнул: «Везучий стервец!» Калли старательно ему подмигнул и взбежал по ступеням.
Длинная Лапища надвинул на глаза шляпу, расплатился за вино и юркнул за расшитую бисером шторку, служившую входной дверью.
На улице перед таверной не было людно, но человек десять стояли кто где, привалившись к углам и колоннам, все с мечами. Не расправляя плеч, он зашаркал вперед.
Один из уличных головорезов толкнул его — нарочно и сильно. Длинная Лапища позволил себе качнуться и упасть, как какой-нибудь недотепа.
— Иди отсюда к гребаной матери, деревенщина, — бросил ему головорез. — Держись подальше от моего меча.
Длинная Лапища отполз за угол и задал стрекача. У него было три дня на знакомство с местностью, а он еще плохо ориентировался в темноте. Добравшись до конца переулка, он был вынужден развернуться и перелезть через ветхий забор. По церквушке он понял, что отсюда меньше стадия до дворца.
Сбросив вонючую крестьянскую куртку и соломенную шляпу, он стиснул в левой руке ножны с мечом и побежал.
Мужчина, сидевший на шлюхиной постели, был облачен в кольчугу. Остальное пространство заполнили двое его подручных, оба в подбитых гербовых накидках и с увесистыми дубинками.
— Итак, — заговорил мужчина. — Вы желаете уйти с императорской службы?
Калли пожал плечами.
— Может быть, да, а может, и нет, — сказал он. — Я слышал, это денежное дело.
Бенту не удалось тишком протиснуться в комнату. Он проводил взглядом девицу, которая с нескрываемым сожалением упорхнула по коридору. Заметил и то, что общий зал, оставшийся внизу, начали заполнять вооруженные люди.
— Похоже, вы заберете нас всяко, хотим мы этого или нет, — проговорил он.
Сидевший на постели развел руками и коварно улыбнулся:
— Ты понимаешь, чужеземец, что твои товарищи в любом случае сочтут тебя дезертиром?
Капитан выразился недвусмысленно: им следует до самого конца притворяться алчными наемниками. Калли прищурился.
— Намекаете, что денег-то и нет? — спросил он, держа руку на рукояти кинжала.
Амбалы в накидках устремились к нему, поднимая дубинки.
— О деньгах потолкуем позже, — сказал мужчина. — Это не мне решать.
— Мне не нравится такой расклад, — отозвался Бент.
До сих пор он стоял на пороге пригнувшись, ограниченный собственными габаритами и теснотой каморки. Сейчас он выпрямился. Меч полностью не обнажил и предпочел врезать навершием по зубам ближайшему бугаю, который имел глупость его игнорировать. Тот согнулся пополам, выплевывая зубы, и Бент на одном дыхании сломал ему нос и заехал коленом в пах, тогда как Калли выхватил кинжал правой рукой и перебросил его в левую, сбив противника с толку. Тот блокировал пустую правую и получил в глаз с левой. Он рухнул замертво. Противник Бента повалился, хрипя, и разинул рот в намерении закричать.
Калли посмотрел на Бента:
— Полюбуйся, что ты натворил.
Бент наступил лежащему на горло.
Человек на постели стал белее полотна.
— Не прикасайтесь ко мне, — сказал он. — Мои люди повсюду.
Калли встряхнул головой:
— Так что — денег нет?
Тот закусил губу.
— Я тебя выпотрошу, если заорешь, — пообещал Бент и притворил дверь. Калли же он сказал: — Там двадцать человек. Не думаю, что они собираются вступать в переговоры.
— Мать-перемать, — качнул головой Калли и обратился к нанимателю: — Ты думал, мы не справимся с двумя жирными ушлепками? — Он пришел в раздражение. — Ну и вот, теперь ты с нами наедине. План-то, оказывается, дрянной?
— Да он им не начальник, — сказал Бент. — Посмотри на него.
Незнакомец был в полном ужасе.
Калли потянулся к тяжелым ставням. Бент его придержал.
— Арбалеты, — напомнил он.
— Ох, мать твою, — буркнул Калли. — Во что мы ввязались?
Сэр Алкей проводил у своей матери больше времени, чем с войском, — не по своей воле, а потому, что положение принцессы на троне было более ненадежным, чем думали альбанские наемники, и его мать, леди Мария, усиленно трудилась над тем, чтобы заполнить вакантные придворные должности да наладить в общем и целом машину правосудия и налогообложения. За недолгий срок после возвращения в Ливиаполис сэру Алкею пришлось дважды поспорить с внутренним советом матери, а потом обсудить то же самое на совещании у Красного Рыцаря — герцога Фракейского. Однажды он поймал себя на том, что переменил мнение и кончил тем, что стал отстаивать противоположную точку зрения.
Через восемь дней укрощения тигров Алкей выдохся. Не желая заходить в свои дворцовые покои — там его было слишком легко найти, — он устремился по внешнему двору к атанатским казармам. Состоя в войске, он понимал, сколь символичным для наемников было захватить казармы, где раньше квартировал отборный имперский кавалерийский полк.
