Триединый мир: Баловень судьбы (СИ) - Чичиланов Николай Михайлович (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Тама, а потом неуверенно спросил: так что, по-твоему, время живое, что ли?
Ну, в какой-то мере да, хотя его конечно нельзя сравнивать с живыми организмами.
Лицо у Василия вытянулось ещё больше, затем он с облегчением выдохнул, и повеселев спросил: разыгрываешь, да?
Почему, удивился Там, ты спросил, а я попытался объяснить, хотя на самом деле конечно всё не так просто.
Василий долго молчал, переваривая услышанное, а потом на полном серьёзе сказал. Знаешь Там, ты уж больше никому это не рассказывай, а то заберут в психушку и будешь там вместо часов куковать. Пока он вспоминал, этот, не совсем к месту, припомнившийся разговор, подошла его очередь и Там зашёл в кабинет. За столом сидел усатый майор с проницательными глазами; он внимательно оглядел Тама, но что при этом сумел разглядеть, было непонятно. Там протянул ему паспорт с повесткой и уселся на стуле напротив. Майор полистал, лежащий на столе журнал и начал в него что-то записывать, изредка задавая вопросы. Затем он раскрыл паспорт, что-то из него выписал, и увидев дату рождения, весело сказал: о, да вас можно поздравить с днём рождения, молодой человек, и пожал руку Таму. Ну, а в качестве подарка довожу до вашего сведения, что вы получаете отсрочку от военной службы, сроком на один год. На этом можете быть свободны. Там машинально взял, протянутый паспорт, и слегка растерянный, вышел из военкомата на улицу. Такой поворот событий оказался несколько неожиданным, и Там, не зная ещё, радоваться ему или огорчаться, просто махнул рукой, доверившись судьбе. Поживём - увидим. Ближайшее будущее, ещё вчера такое ясное и понятное, а главное, вполне определённое, вдруг разделилось на множество возможных путей - дорожек, разбежавшихся в разные стороны, и все неведомо куда. Целый год отсиживаться в детском доме, до следующего набора, было стыдно и невозможно, а устроиться на работу, да ещё рассчитывать на место в общежитии, не имея никакой специальности, было просто нереально. Поэтому, Там каждый день, наскоро позавтракав, с утра уходил из детдома и бродил по улицам до вечера, ища выход из создавшейся ситуации. Выход нашёлся сам, на третий день "бродяжничества". Было начало ноября, ночью слегка подморозило, на лужах появился ледок, а с утра заморосил мелкий, противный дождь, вперемешку со снегом. В общем, как говорил наш замечательный, незабвенной памяти сатирик - Аркадий Исаакович Райкин, погода стояла мерзопакостная. С самого раннего утра, выходить на улицу по такой погоде, не было ни сил, ни какой бы то ни было необходимости. Там сидел на веранде и с тоской наблюдал, как ветер гоняет по мостовой грязные листья, пополам с мокрым снегом. Распогодилось только к полудню, когда поднявшийся ветерок разогнал не только снег с дождём, но и беспросветную хмарь на небе. Сквозь разрывы облаков проглянуло белое солнце, придав унылой распутице, несколько более оживлённый вид. Тепло одевшись, Там решил прогуляться по городу, пока, так и не унявшийся ветер, не нагнал ещё более худшей непогоды. Доехав на трамвае до центра, он вышел и поразился тому, насколько центр города отличается от окраин. Чистенькие, заасфальтированные улицы и вымытые витрины магазинов, в отличие от грязных домов окраин, придавали центральным улицам весёлый и праздничный вид. В приподнятом настроении Там неторопливо шёл по улице, бесцельно глазея по сторонам. Хотелось просто прогуляться по чистому, омытому дождём тротуару и подышать влажным осенним воздухом, наполненным терпким ароматом, увядающих листьев и трав. Народу вокруг заметно прибавилось, это были в основном молодые парни и девушки. Там огляделся вокруг, он и сам не заметил, как дошёл до студенческого городка. Так называли ту часть города, где сосредоточилось большинство вузов и студенческих общежитий. Район был чистый, ухоженный и довольно престижный. Отсюда было рукой подать до соснового бора и раскинутого в нём парка с качелями, каруселями и стадионом. Глядя на эти молодые лица, такие разные: весёлые и грустные, сосредоточенные и бесшабашные, Там даже пожалел, что не стал поступать в институт. Всё равно целый год теперь пропадает даром, а сейчас думать об учёбе уже поздно, и придётся до следующей осени подрабатывать в разных, случайных местах. От этой перспективы, а вернее от её полного отсутствия на душе стало неуютно, и где-то в районе селезёнки заскребли острые, тоскливые коготки. Он остановился около небольшого кафе, глядя на сидевшую внутри публику, что-то жующую и одновременно разговаривающую. В желудке противно заныло, утром он попил чаю с крошечным, бутербродом и больше за весь день во рту ничего не было. Там пошарил в карманах, отлично зная, что в них нет ничего, кроме незначительной мелочи на проезд. Вздохнув, он повернулся и пошел в обратную сторону, пора уже было возвращаться домой. Вот и ещё полдня прошли в невесёлых раздумьях и праздной суете. Задумавшись, он не сразу обратил внимание на то, что позади его кто-то настойчиво зовёт. Да постой же Там, остановись. Недоумевая, он повернулся и увидел спешащего к нему пожилого человека. Лицо Тама расплылось в непроизвольной улыбке, он обрадовался встрече со своим старым учителем.
Антон Николаевич Колесников ещё год назад преподавал в школе, где учился Там, свой любимый предмет - физику. На его уроках всегда было интересно и очень шумно. Преподавал он увлечённо и с азартом, любил, когда ученики спорили, не считаясь с авторитетами, и никогда не ставил двоек. А получить у него тройку, даже считалось позором. Он строил свои уроки таким образом, что втягивал весь класс в полемику по очередной, отдельно взятой теме. В результате за один урок он умудрялся каждого ученика заинтересовать, втянуть в общий спор и опросить не по одному разу. Особенно он любил, когда класс разбивался на две группы, убеждённые каждая в своей правоте и стравливал их, добиваясь, чтобы каждое крыло использовало в споре все свои аргументы, подмечая в то же время, промахи своих оппонентов. В таких спорах, умело им самим управляемых, и рождалась истина, не вызубренная на один день, а выстраданная, доказанная и въевшаяся в печёнки, на всю жизнь. По его предмету никогда не было отстающих. В связи с такой манерой проведения своих уроков, у него постоянно возникали трения с заведующей учебной частью, Майер Гертрудой Францевной. На каждом педсовете пыталась она доказать пагубность воздействия его методики на учеников, особенно в плане их поведения. Но каждый раз терпела сокрушительное поражение. Застенчивый, робкий и даже в какой-то мере беззащитный в обыденной жизни, в принципиальных вопросах, касающихся его профессиональной деятельности, он был твёрд и незыблем, как скала. Все её обвинения, параграфы и уложения, принятой в определённых кругах практики поведения и неписаных правил, вдребезги разбивались о его, спокойно-ироничную манеру разговора, железные аргументы и высочайший профессионализм. А звание заслуженного учителя СССР и профессорская учёная степень, основательно укрепляли его тылы. Это противостояние продолжалось до его шестидесятилетия. В прошлом году, после юбилея, ему быстро оформили все бумаги, и с плохо скрытым торжеством, проводили на пенсию. Нельзя сказать, чтобы весь педагогический коллектив был этому рад, многие считали его милым чудаком, ну а уж его талант педагога и умение разрешать любые конфликты, признавали все. И вот сейчас ему навстречу спешил любимый старый учитель, милый чудак по прозвищу Глобус. Неизвестно кто и по какой причине его так прозвал, но это необидное прозвище необычайно шло ему, замечательно дополняя его старомодную внешность, и чудаковатую манеру поведения.
Слегка запыхавшийся, но довольный он подошёл к Таму и произнёс. А я смотрю и думаю, ты это или нет, зову - зову, а ты всё никак не обернёшься. Он взял смущённого и обрадованного ученика за плечи и повертев проговорил: вон ты какой стал; вырос, возмужал; совсем взрослый парень. Как хорошо, что мы встретились, а то я слышал, тебя в армию забирают - уйдёшь, а потом свидимся ли ещё - неизвестно. Да, что мы всё стоим на одном месте, спохватился учитель, пойдём братец в кафе. Посидим, поговорим, как приличные люди в старые, добрые времена. Он взял, слегка упиравшегося Тама за руку, и повёл его в, гостеприимно, распахнутые двери уютного, по - домашнему кафе. Они прошли к одинокому, незанятому столику, в самом углу, в стороне от шумной, студенческой ватаги. Здесь было достаточно уютно, и при этом никто им не мешал. Заслуженного учителя здесь видимо хорошо знали. К ним тотчас подошёл молодой официант и без развязности, а пожалуй, даже почтительно - спросил, что будете заказывать Антон Николаевич? Вот, что Костя, принеси-ка ты нам хороший, сытный обед и два кофе по-венски. Затем он мягко положил руку на плечо, запротестовавшему было Таму, и просто сказал: что-то я сегодня ощутимо проголодался, ты уж не отказывайся дружок разделить со мной скромный и надеюсь вкусный обед. Между прочим, готовят здесь очень даже неплохо, добавил он со значением. Ну, а теперь, пока у нас есть несколько свободных минут, рассказывай, что у тебя нового, чем занимаешься и вообще, как живёшь.
