Кошачья добыча - Хобб Робин (читать книги полные .txt) 📗
— Я готовлю овсяные пирожки для Гилльяма, — сказала мужчине.
Пару минут был слышен только перестук ложки об стенки и дно чашки с овсом. Она спиной чувствовала (хоть и боролась с этим), что Пелл рассматривает её, лежа на кровати. Потом тот заговорил снова. Мягким, почти ласковым голосом, словно мысленно взвешивая что-то.
— Ты выглядела б моложе, носи по-прежнему волосы распущенными, как привыкла когда-то. Я хорошо помню ту тебя. С волосами, свободно льющимися вдоль скул на обнажённые плечи.
— Я не молодею с годами, а становлюсь старше, — грубо бросила Розмари.
Пелл расхохотался.
Она скатала два пирожка и поставила в горшок и на огонь, печься. Гилльям подтащил ближе маленький стульчик и, усевшись на него верхом, пристально засмотрелся, как готовится еда. Стулом звался простой кругляш бревна, подбитый снизу тремя деревяшками-ножками, но мальчик сам когда-то помогал матери соорудить его и теперь прям-таки пух от гордости за себя и своё творение. Стоило ему, поёрзав, усесться, и Розмари попыталась было войти в привычную колею домашних дел, по установленным самой негласным правилам, и озвучила вслух, рассказывая им обоим, себе и сыну, как протечёт сегодняшний день.
— Поев и помыв посуду, мы возьмём корзину и отправимся искать проклюнувшую по весне зелень, так ведь, дорогой? Может, нам повёзет и заодно отыщем парочку грибов. А ещё надо будет обязательно заглянуть на взморье, запастись топляком и притащить побольше домой на дрова. А после обязательно сходим к дому Серран, постираем за неё бельё и, возможно, добудем себе домой свежей рыбы к обеду.
— Рыбка! — радостно воскликнул Гилльям, захлопав в ладоши.
Розмари давно подметила, с какой быстротой малыш откликался на слова, так или иначе связанные с едой. Она понадеялась, что муж Серран остался на этой неделе с хорошим уловом и та расщедрится на добрую мену с самой Розмари. Сегодняшний день посвящался тамошней стирке. Следующая неделя знаменовалась подмогой Вдове Лиз в посадке сада. Да и пора стрижки овец была уже не за горами. Вдова Лиз говорила, что не откажется от лишнего подспорья, и в случае чего обещалась щедро расплатиться звонкой монетой. С большинством своих нужд женщина справлялась чистым разменом, услуга за услугой, но кое-что требовало твёрдой чеканки. Она перевернула пироги, поджаривающиеся на сковороде, и Гилльям вздохнул в счастливом предвкушении.
— Уже скоро, — сказала она ему.
— Ах ты ж, гнида, — взревел вдруг Пелл, словно взорвавшись от злости. — Будь ты проклят! Я убью его!
Он наддал пенделя вороху собственной одежды, что валялась возле, на полу, отшвыривая в сторону; и Гилльям пронзительно завопил от ужаса, видя, с каким бешенством рвёт и мечет Пелл, бросаясь на кота. Но зверь пустил в ход лапы ещё с первым гневным возгласом мужчины — и шустро перемахнул со стула на стол, со стола на полку — и вверх, к потолочным балкам, ныряя туда так ловко, словно проточная вода, проскальзывающая сквозь пальцы. Миг — и с глаз долой.
Изрыгая одно за другим громогласные ругательства, Пелл ударом ноги опрокинул стул и выпрямился, сверкая от злости глазами. Гилльям тесно вжался в материнский бок, скатившись на пол, — застигнутый врасплох, как и сама Розмари, тяжело осевшая на колени, сжавшись в комочек у очага. Мальчик завозился, судорожно цепляясь за материнские руки, и она обняла его ограждающим жестом, покуда тот хныкал от страха. Сердце так и рвалось из груди, стоило малышу испуганно уставиться на Пелла. Желваки мышц, взбухшие тугими узлами под обнажённой кожей. Взбешённые, по-звериному пышущие ненавистью глаза.
— Этот паршивый кошак зассал мне вещи! Дорогие вещи! Всё насквозь промокло от мочи!
Розмари было не до смеха. Что-то в ней едва не пело от радости при виде его незадачи, находя какую-то мрачную радость, любуясь обуревающим Пелла гневом; но другая часть, более мудрая, по-прежнему сдерживала эту радость глубоко внутри, под сердцем. Она могла бы сказать ему, что зверь расценил вторгшегося к ним мужчину, как незваного гостя, чужака, захватчика; и что ему самому следовало озаботиться раньше своею одеждой, развесив как надо, а не бросая на пол. Та же часть её, что трепетала ровно подпольная мышь, жаждала тут же, вот-вот, спешно рассыпаться, заикаясь, в бормотне извинений, робко выспрашивая, а не застирать ли ей попорченное? Но нет, взамен она отворотила взгляд в сторону от его нагой плоти. Не год и не два, и не три — много больше она оставалась одна, — и одинока, но всё же не настолько, что соблазниться и возжелать его заново.
— Какого… ты здесь разревелся?! — гаркнул на Гилльяма Пелл, отчего хныканье малыша обратилось натужным завыванием. Тогда вся ярость мужчины, развернувшись, обрушилась на саму Розмари. — Заткни его! Заставь заткнуться! И разберись наконец с моей одеждой! Сделай хоть что-то!! Эта проклятая зверюга должна исчезнуть. А всё этот твой Уит: гляди, видишь, эта зараза уже совратила его, вот что!
Не отвечай. Не обороняйся.Кое-как Розмари удалось взгромоздиться на ноги, с повисшим на бедре Гилльямом, цепляющимся за платье и давящимся ором. Не глядя на Пелла, склонилась над огнём, снимая раскалённую сковороду. Дверь и вовсе оказалось открывать не с руки, когда последние были заняты под завязку; но она, так или иначе, управилась и с этим, устремляясь на улицу — и унося с собой и ребёнка, и завтрак.
— Розмари? Розмари!
Пелл позади ревел раз за разом её имя, но она пропустила все его крики мимо ушей. Женщина отнесла Гилльяма в сад, и они оба присели там, вместе, на груде дров для растопки, вдыхая бодрящую утренную свежесть.
— Давай поедим здесь, близ нашего садика, да? Кушай свой пирожок побыстрее, милый, пока он не остыл и не зачерствел.
Пироги посерёдке не пропеклись как следует, да и порядком обжигали жаром пальцы, так что по-быстрому перекусить не удалось. Розмари черпанула парочку со сковороды и разложила на чистом срезе колоды, древесного обрубка. Торопливо подула, чтоб те слегка поостыли.
— РОЗМАРИ!
Подняв глаза, заметила голого Пелла, торчащего в дверях. Он кутался в её шерстяное одеяло, свисающее с плеч. Секундой позже перешагнул порог.
Без всякого удовольствия она уплела в один присест остатки наполовину доеденного пирога, столь редко выпадавшего им на стол. Торопливо пережёвывая и заглатывая кусок, вдохнула через широко открытый рот воздух, чтобы хоть чуть-чуть остудить пищу.
— Останешься здесь, Гилльям, и доешь остальное. Как следует. Хорошо?
Малыш всё ещё глотал слёзы, но материнское разрешение отвлекло его от человека, что пылая злостью, торчал в дверях дома. Засопев, он согласно кивнул головой и ткнул пальцем в пирог.
— Ой!
— Здесь, снаружи, остынет побыстрее. Разломай на кусочки. И не позволяй курам стащить что-нибудь! — Любопытствующая стайка пернатых уже подкралась поближе, посматривая, чем там занят кроха.
— Моё! — решительно подтвердил малыш, и по губам Розмари пробежала слабая улыбка. Она поднялась на ноги, с кастрюлей в руках, и уже было развернулась к двери, когда Пелл по новой проорал её имя.
— Чего ты хочешь от меня? — спросила его спокойно. Расстояние между ними даровало иллюзию безопасности.
— Этот проклятый кошак попортил всю мою одежду! — Дрожа от холода, Пелл пытался плотнее подобрать складки одеяла.
Его одежду, красивую, ладную одежду, скроеную и пошитую на заказ, — и теперь вымокшую до последней ниточки в кошачьей моче. Она еле сдерживала улыбку, не позволяя той проявиться на губах.
— Ну, ты же рассказал нам о виновнике, так? Почему тогда голосишь, что есть мочи, моёимя?
— А ты что, просто стоять будешь? Давай, делай что-нибудь.
Покрепче сжимая в руках кастрюлю, она обнаружила, что демонстративно вышагивает в сторону двери.
— Да нет, ничего, — ответила, проходя мимо, едва не задевая плечом. — Это твоя проблема, а не моя.
Пелл уставился на неё, вешающую пустую кастрюлю на кухонный крючок.
— А где мойзавтрак?
— Понятия не имею, по правде говоря. — Округлив глаза, Розмари насмешливо глянула на него. — А ты принёс с собой хоть что-нибудь, для завтрака-то, а? Раз так, то у меня что-то не то с глазами. Впрочем, как и в последние три года, раз ты всё это время приносил в этот дом съестное за съестным, а я его и в глаза не видала. — Похватив на руку корзину и шаль, она вышла прочь: ей удалось проскользнуть в дверь, прежде чем мужчина смог решить, каким макаром отозваться на её речь.
