Сто Тысяч Королевств - Джемисин Нора Кейта (читать книги без сокращений TXT) 📗
Он покосился на Сиэя, и тот одарил его невинной улыбкой.
— Мы, смертные, хм, как бы это получше выразить… многограннее, что ли, хотя это не самое удачное определение наших свойств. Мы — более завершенные существа. К примеру, никто из них не способен создавать или продлевать жизнь. Простейшие вещи вроде деторождения — нечто доступное даже невезучей служанке в трактире и пьяному солдату — есть способность, которую боги утеряли тысячи и тысячи лет назад.
Краешком глаза я успела углядеть, что улыбка исчезла с лица Сиэя.
— Продлевать жизнь?..
До меня доходили слухи: мол, некоторые писцы обращают волшебную силу на дела ужасные и нечестивые. Жуткие, отвратительные слухи… И тут я вдруг подумала: а ведь мой дед — стар. Очень стар. Неестественно стар.
Вирейн уловил нотки неодобрения в моем голосе и медленно кивнул. В глазах его заплясали нехорошие искры.
— О да, продление жизни — это и есть наша цель. Над этим, собственно, мы и работаем. И когда-нибудь мы сумеем сделать человека бессмертным!
У меня на лице, видно, отобразился такой ужас, что Вирейн довольно улыбнулся:
— Хотя, конечно, подобное дело не может обойтись без дискуссий и разногласий.
Бабушка моя часто приговаривала, что амнийцы суть существа противоестественные. Я отвернулась и пробормотала:
— Теврил сказал, что вы должны поставить мне на лоб отметину.
Он широко ухмыльнулся, не скрывая насмешки, — а как же не посмеяться над дикаркой, знать не желающей о последних достижениях цивилизации…
— Хе-хе-хе… Отметину…
— Зачем она вообще?
— Вообще, она затем, чтобы Энефадэ вас не убили. Это одна из причин. Вы же видели, на что они способны.
Я облизнула губы:
— Н-ну… да. Я… не знала, что они…
Тут я сделала неопределенный жест, потому что не знала, как сформулировать мысль, чтобы не обидеть Сиэя.
— Не сидят на цепи, а шляются где придется? — радостным голосом подсказал Сиэй.
В глазах у него плясали крошечные демонята — похоже, мое смущение его забавляло.
Я поморщилась:
— Да.
— Они заключены в темницу смертного тела, — произнес Вирейн, не обратив внимания на остроту Сиэя. — А всякая живая душа в Небе — их тюремщик. Блистательный Итемпас наложил на них заклятие, и отныне они обречены прислуживать потомкам Шахар Арамери, величайшей из жриц Его. Но поскольку число потомков Шахар нынче исчисляется тысячами…
Он махнул в сторону окна — словно весь мир был единым кланом. Или он просто-напросто говорил о Небе, ибо то был единственный значимый для него мир.
— …наши предки дали себе труд упорядочить ситуацию. Знак говорит Энефадэ, что вы — из Арамери, без него они не станут вам повиноваться. Он сообщает, какой ранг вы занимаете в семейной иерархии. В каком родстве вы находитесь с прямыми потомками и наследниками — потому что от этого зависит степень вашей власти.
Он взял со стола кисть, не потрудившись обмакнуть ее в чернила. Занес над моим лбом, отвел в сторону волосы. И принялся внимательно изучать меня — настолько внимательно, что сердце мое сжалось от тревоги. Если Вирейн и вправду человек знающий, неужели он не заметит знака, оставленного Чжаккой? В какое-то мгновение я даже подумала — все, заметил, потому что он вдруг оторвался от созерцания моего лба и уставился мне прямо в глаза. Но это продлилось лишь краткий миг, я и вздохнуть не успела, как он отвел взгляд. Видно, боги знали свое дело хорошо, потому что Вирейн отпустил мою челку и принялся размешивать чернила.
— Теврил сказал, что знак нельзя стереть, — проговорила я, пытаясь унять беспокойство — мне все еще было не по себе.
Черная жидкость выглядела как самые обычные чернила, которыми пишут и подписывают бумаги, а вот камень с вырезанной сигилой совершенно не походил на простую печатку.
— Стереть можно — если так прикажет Декарта. Это как татуировка, только безболезненная. Вы к ней привыкнете — со временем.
Что-то мне как-то не нравилась эта татуировка, но возражать я не решилась. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я поинтересовалась:
— А почему вы зовете их Энефадэ?
На лице Вирейна мелькнуло выражение, которое я тут же опознала: хитрый и коварный расчет. Родич прикидывал, как ловчее использовать мое только что открывшееся феерическое невежество.
С невинным видом Вирейн ткнул пальцем в Сиэя — тот, в свою очередь, усиленно делал вид, что разложенные на столе предметы его не интересуют.
— Они сами себя так называют. А мы просто решили, что прозвание им подходит.
— А почему не…
— Мы не называем их богами, — улыбнулся Вирейн. — Подобное словоупотребление оскорбительно для Отца Небесного, единственного истинного бога, и для тех детей Отца, что остались верными Ему. Но мы и рабами их не называем. Да и как мы могли бы — ведь рабство отменено благими усилиями клана Арамери столетия назад!
Вот, кстати, за что люди ненавидели Арамери — причем жгуче, по правде ненавидели, а не просто злились, — что они забрали себе так много власти и пользуются ею в свое удовольствие. Арамери в совершенстве овладели искусством лгать о том, что творили. Их эвфемизмы и лживые прикрасы звучали издевательски по отношению к жертвам, которых они обрекли на немыслимые страдания.
— А почему бы вам не назвать их честно и прямо — оружие? — резко спросила я. — Они ведь оружие, чего ходить вокруг да около?
Сиэй покосился на меня, и глаза его были пусты — во взгляде не осталось ничего детского.
Вирейн поморщился.
— Вы, милейшая, говорите как истинная уроженка варварских краев, — сказал он, вежливо улыбаясь, словно это делало реплику менее оскорбительной. — Вы, леди Йейнэ, должны уяснить себе, что, подобно нашей прародительнице Шахар, все Арамери суть главнейшие и незаменимые слуги Итемпаса, Отца Небесного. Во имя Его мы пошли в мир и исполнили волю Блистательного, открыв для человечества новую эпоху. Эпоху мира, законности и просвещения.
И он широко развел руками:
— Верные слуги Итемпаса не нуждаются — и не используют! — оружие. Орудия, милая моя, орудия — вот они кто, причем…
Так, хватит с меня этой лицемерной белиберды. Может, он и повыше меня рангом в этой их семейной иерархии, но я устала, растеряна и скучаю по дому, а день был трудным, и я хочу, чтобы он скорее закончился. Так что пусть поторопится со своим делом, а я пришпорю его истинно варварским хамством.
— Так что же, Энефадэ означает «орудие»? — грубо оборвала я обещавшую быть пространной речь. — Или, в переводе на другой язык, «раб»?
— Энефадэ значит «те, кто помнит Энефу», — отчетливо проговорил Сиэй.
Он так и сидел, опершись подбородком на кулачок. Предметы на столе выглядели точно так же, но я могла руку дать на отсечение — что-то он с ними такое сотворил.
— Итемпас убил ее давным-давно. А мы сразились с ним, чтобы отомстить за убийство.
Энефа. Жрецы никогда не произносили ее имени. Они называли ее…
— Предательница. — Оказывается, я сказала это вслух.
— Никого она не предавала! — огрызнулся Сиэй.
Вирейн поглядел на Сиэя из-под полуприкрытых век, и во взгляде его нельзя было прочесть ничего.
— Истинно так. Она была шлюхой, а блуд и предательство — разные вещи. Правда, дружок?
Сиэй зашипел. Мне почудилось, что сквозь его облик проглянуло нечто нечеловеческое, превратив детское личико в острую и свирепую мордочку. Но нездешние черты тут же перетекли в обычные мальчишеские — правда, этот мальчик дрожал от ярости и медленно сползал со стула. Мне показалось, что он сейчас покажет язык, если бы не ненависть в его глазах — она была жгучей и очень, очень древней.
— Я буду смеяться, когда ты умрешь, — тихо сказал он.
Волоски у меня на теле встали дыбом, ибо сейчас мальчишечка говорил голосом взрослого мужчины, низким и полным дикой злобы.
— Я потребую твое сердце и буду играть с ним, как с мячиком, пиная и подкидывая, — век за веком. А когда я все-таки обрету свободу, я отыщу и уничтожу всех твоих потомков и поступлю с их детьми точно так же, как вы поступили с нами.
