Словами огня и леса (СИ) - Дильдина Светлана (читать хорошую книгу txt, fb2) 📗
— Но Къятта, и они все… А, ладно.
Помотал головой:
— Может, память вернется… Вдруг ты просто узнал что-то, тебе неположенное? Да нет, какое там, полукровку проще убить, — тут же сам себе возразил. Положил руку Огоньку на плечо, словно и не отшвырнул только что; проговорил иным тоном, почти веселым:
— Ну что же, пусть будет так. Какая разница!
Огонек отвернулся, пытаясь придумать что-нибудь и сказать, но слова не шли на ум. Так и не произнес ничего.
Кайе тем временем указал в округлый проем в стене. Там оказался выход на еще одну террасу — сразу будто нырнули во влажный горячий воздух; а за террасой раскинулся внутренний сад. Теперь Огонек мог осмотреться, украдкой вытирая глаза. День уже клонился к закату. Вдалеке, едва различимы в облаках, на западе поднимались вершины гор, темно-сиреневые, плывущие в дымке. А здесь, в небольшом саду, над цветниками, живыми изгородями повсюду порхали огромные бабочки — больше всего черных, отливающих разным зеленым, алым и синим, с причудливыми крыльями. Бабочки чувствовали себя здесь хозяйками — красуясь, взмахивали тонкими крыльями, перелетали с цветка на цветок, словно даря величайшую милость. И — никого из людей.
Огонек остановился на нижней ступени террасы. Его все еще потряхивало немного. Жадно смотрел — и вдаль, на горы, и перед собой. Чувствовал себя так, словно еще раз вытащили из стремнины. Сад был спокоен и тих, понемногу вливал тишину и спокойствие и в Огонька.
Если бы можно было остаться тут жить! Мирно, неторопливо, много-много дней. Как бабочка, пить нектар, умываться росой, слушать шелест ручья…
Но Кайе уже стоял на дорожке из цветных плиток, что вела куда-то вглубь сада.
— Пойдем! — скомандовал он.
Огонек поспешил к нему, но от и дело невольно останавливался, чтобы оглядеться. Он любил закаты, золотой свет, сизую дымку — предвестницу тумана. Только в лесу никогда не было тихо, как здесь. Там все пело, верещало и голосило, готовясь к ночи.
Он и не заметил, что дошел до скамьи.
— Сядь, — Кайе дернул его за штанину: сам уже сидел.
Огонек присел на краешек. Непривычная тишина вновь подсказала — это чужое место. Красивое, но, кажется, очень опасное. Нет, Кайе все же был добрым с ним… надолго ли это?
— Я тут подумал, — сказал тот, будто они продолжали недавний дружеский разговор, — Мой отец погиб в тех местах, откуда ты пришел на этот ваш прииск. Дед и другая родня уверены, его смерть не была просто случаем. Там неподалеку древние развалины, много. Все их не считал никто. Вдруг там до сих пор скрывается что-то эдакое…
Огонек не успел и рта раскрыть — между высокими кустами возник старший брат Кайе: в одежде цвета закатного солнца, будто оно само спустилось в сад, и очень злой. Братья смотрели друг на друга, как два богомола, столкнувшиеся на ветке.
— Даже с обряда вытащил это чучело?
— Я не разрешал его туда забирать!
— Можно всё, что не запрещали, да? Не перестарайся.
— Посмей только тронуть! — раздалось над ухом шипение.
— Значит, матери ты не доверяешь, а какому-то … — ровно проговорил Къятта.
— Я знаю, что делаю! Мать тебя боится, мало ли что она скажет!
Къятта смерил Огонька таким взглядом, что полукровка чуть не залез под скамью. Сказал брату:
— Очередная игрушка? Ну-ну. Опять скучно стало? Что ж, забавляйся пока! Только не рассчитывай держать при себе все время… и не строй планов, — с неожиданной, непонятной и весьма неприятной улыбкой он повернулся и исчез. Словно воздух за ним сомкнулся, и стало совсем тихо, словно даже цветы и бабочки замолчали.
Кайе сидел, опустив голову. Рука бессмысленно перебирала мелкие камешки
Огонек помолчал. Потом тихонько окликнул его.
— Да пошли они все! — неожиданно резко сказал юноша. Со злостью запустил камешки в ближайшие кусты. — Решил, наперекор ему. Скотина!
— Почему он так сказал?
— Потому что… А, помолчи! Хватит с тебя.
— Почему ты готов ссориться с родней из-за этого? — вырвалось у Огонька.
— Ты — первый, кто попросил у меня защиты, — сумрачно сказал Кайе, и неясно было, что он думает.
**
Покои Ахатты Тайау казались самыми тесными в доме — не по размеру комнат, Глава Рода мог бы занять какие угодно, только он любил все нужное держать при себе. А нужного за долгие годы накопилось много. Вот и стояли вдоль стен сундуки, столики с горами всяческих записей — от старинных глиняных табличек до вчерашних отчетов квартальных старейшин, никто сторонний не разобрался бы в этом ворохе. И массивное темное кресло — на одном и том же месте, сколько Къятта себя помнил.
Как и сестра, дед любил дымящиеся на курильнице ароматы, словно мало того, что приносит из сада. Только сестра предпочитала нежные, легкие, а здесь — пряные смолы.
— Нет, — сказал Къятта, — он стоял у окна, не глядя на своего деда, сидящего в неизменном кресле. — Я не позволю оставить эту гадость в доме.
— Не веришь, что он на самом деле просто безобидный дурачок? Кайе поверил.
— Не знаю. Мальчишка обожает риск… и развлечения находит где угодно.
— Но не сумасшедший ведь он.
— Ты же сам понимаешь, этот полукровка не может быть сыном каких-нибудь простых работников из срединных земель! Хотя бы один из его родителей…
— Не придумывай, — вздохнул Ахатта. — Так ты дойдешь до того, что он сын Лачи или его соправительницы! У тебя самого на задворках растет случайный малыш, и что? Окажись на месте его матери симпатичная девчонка из Чема, в которой больше северной крови…
— Только на моем, как ты говоришь, малыше, нет никакой паутины памяти. Кому бы ее ставить и зачем? Мне точно не сдалось.
Ахатта снова вздохнул, прикрыл глаза. В каком бы состоянии ни опускался в кресло, всегда было удобно — словно и подушки давным-давно научились принимать нужную форму, и само дерево чувствовало, как лучше для человека.
Къятта отошел от окна, за которым почти совсем смерклось, встал почти вплотную к деду, но смотрел поверх его головы, на язычок пламени в лампе:
— А ты — веришь в случайность? Да еще после Дома Солнца? Вот так, среди леса, непонятно как выживший, и так удачно подвернулся как раз на месте засады… Скажешь, и не такое случается? Да, люди теряют память, и вернуть ее не всегда можно, но тут же сторонняя сила. Знак вы видели все. Если бы этот безмозглый не вмешался в обряд…
— Нет, — сказал Ахтта, похрустывая пальцами. — Натиу со служителем все успели. Пелена на памяти либо развеется, либо будет снята чудом — в противном случае умрет вместе со своим носителем.
— Но если ему отдали приказ и подослали намеренно?
— Северяне? — поморщился Ахатта.
— Нет, разумеется. Ту крысу скорее всего просто подставили. Ты знаешь, кто наши враги, и они в соседних кварталах. Эсса в жизни не придет в голову, что Кайе способен такое вот притащить в дом.
Ахатта прижал пальцы к вискам, потер их.
— Есть резон, но… порой надо уметь ждать, а не только атаковать. Скоро привезут рабочих с того агатового прииска. Мы допросим и их. Может быть, что-то прояснится. А пока просто понаблюдаем — после такой встряски он может начать вспоминать.
— Как бы ни оказалось, что поздно. За моим братцем ведь не уследишь. Все эти годы…
— Я знаю, что ты делал все эти годы! Но не спеши, не сейчас. Кайе увлекся своей находкой. Что ему может сделать этот мальчик?
— Именно такой. Он вообще не противник. А подбросить яд или припрятать ядовитый шип может и он. Или заманить в ловушку, подать сигнал… Сродни тем древесным лягушкам — даже укусить не способны, но в коже отрава. Может сам не знать, для чего прислали сюда, пока не придет время.
— Ты переоцениваешь семейство Арайа, — улыбнулся Ахатта. — Точнее, одного из них. Ему бы понравилось, сколь ты высокого мнения об его способностях.
— Есть ли хоть одна причина, по которой я не должен свернуть шею этому рыжему прямо сейчас? — спросил Къятта, наконец в упор взглянув на дела, нагнувшись к нему. Тени и отблески от лампы шевелились на лицах обоих, разделяя и соединяя черты.
