Десятая сила (ЛП) - Констебль Кейт (полные книги .txt) 📗

Кейт Констебль

Десятая сила

(Певчие Тремариса — 3)

Перевод: Kuromiya Ren

Майклу

Пролог

Луна и тьма

Осенняя ночь была холодной, небеса над Антарисом были черными. Три луны отвернулись, словно не могли смотреть на сцену внизу. Даже звезды скрылись за облаками, жрицы шагали в неуверенном свете факела.

Когда процессия шла к священной долине, играла музыка. Посвящение новичков проходила под веселые песни со звоном и барабанами. Но этой ночью песен не было, не было ритуальной музыки для того, что они собирались сделать.

Стражница Стены вела их, высоко держа факел. Ее коса раскачивалась на спине, там переплелись черные и серебристые волосы, ее тонкие губы были сжаты. Сестры следовали в тишине. Края их широких желтых штанов были в грязи, пятна напоминали кровь.

Наконец, Стражница остановилась и повернулась. За ней возвышалась Стена, непроницаемый барьер, защищавший Антарис от мира снаружи. Она была изо льда, высотой с трех человек, широкая, как река неподалеку. Стражница подняла факел, Стена отражала огонь в глубине: холодный огонь без тепла.

Молчание сестер усилилось. Они пели вместе на ритуалах, а теперь молчали вместе, и молчание многих пугало сильнее молчания одного. Шипение и треск факелов казались ужасно громкими.

Стражница поманила, и одна жрица вышла из толпы. Она была крепкого телосложения и средних лет, огонь сверкал на ее рыжих волосах. Ее кожа была очень бледной, лицо — напряженным и без эмоций, словно вырезанное из белого мрамора. Она шла к Стражнице, а кто-то всхлипнул:

— Нет!

Стражница открыла глиняный сосуд. Дрожащими руками другая жрица взяла его, отклонила голову и сделала глоток жидкости внутри. Она опустила сосуд, ее губы были черными. Она закрыла глаза, пошатнулась и распустила длинные волосы. Она тряхнула головой, и волосы упали вокруг ее лица в традиционном жесте скорби. Без звука она рухнула на землю. Сосуд укатился, пара капель темной настойки из горькошипа вытекли оттуда.

Стражница кивнула, две жрицы обвили руки плащами и подняли женщину.

Стражница подняла руки, и движение было вызовом, а не мольбой. Два вдоха было слышно только треск факелов, далекое уханье совы в лесу и шум реки. А потом одна из жриц неуверенно начала чаропесню разделения.

Одна за другой сестры подхватывали песню. За Стражницей Стена стала таять, показывая темный лес за собой. Некоторые жрицы отводили взгляды то ли от тьмы за Стеной, то ли от бледного обмякшего тела их сестры, то ли от всего сразу. Кто-то плакал в толпе.

Когда брешь в Стене стала довольно большой, Стражница подняла руки и остановила песню. Две сестры неловко понесли тело к бреши. Стражница спела быструю песнь, и корка льда закрыла тело, оставив его стоящим. Не прекращая петь, Стражница махнула сестрам начинать новую песнь.

Чары укрепления сначала были слабыми и неохотными. Но все больше сестер присоединялось к песне, и лед становился толще, тело рыжеволосой жрицы оказалось запечатанным в сердце Стены. Стражница подняла руки, песня затихла.

— Готово, — ее тихие слова казались камнями, падающими в ледяной пруд. — Теперь споем песнь скорби по нашей любимой сестре Атале. Мы споем о тех, кто умер при родах. Наша смелая сестра подарила этой ночью нам жизни.

Дочери Тарис распустили волосы, запели скорбную песнь, теперь от всего сердца, успокаиваясь с помощью знакомого ритуала. Многие сестры плакали, прикрывали лица желтыми шалями. Процессия повернулась со Стражницей во главе, пошла к хижинам.

Только одна жрица задержалась, холод ночи касался ее лица, пока она смотрела на безжизненное тело во льду.

— Тарис, матушка! — прошептала она. — Уведи нас из тьмы! — она смотрела на небо, но тучи закрывали звезды. Близилась зима. Дрожа, жрица потерла ладони. Они замерзли, как и ее ноги.

Жрица всхлипнула, пошла за остальными по тропе к хижинам, где было безопасно когда-то. Теперь ее дом нельзя было назвать таким.

ОДИН

Горькие шипы

Лес был белым полотном с полосками угля и голубыми тенями. Под деревьями намело сугробы, каждую ветку покрывал серебристый иней. Мороз продолжался день за днем, небо было ясным, голубым. Тут и там в снегу виднелись следы птиц и норки, но медведи и другие звери спали, ждали, когда их разбудит тепло солнца. Они не знали, что зима затянулась, что весна уже должна была наступить.

В тишине леса двигались только три фигурки, тени на снегу, их дыхание вырывалось паром.

Калвин спрятала темную косу в капюшон плаща с меховым подбоем и забрасывала снегом останки костра. Дым и пар поднимались с шипением. Полдень, но свет солнца был слабым, где проникал сквозь деревья.

Лицо Калвин болело от холода, а глаза — от того, что она постоянно щурилась. Под плащом у нее была теплая куртка, плотные штаны и слои шерстяной одежды. Острый охотничий нож висел в ножнах на поясе, с шеи свисал на серебряной цепочке деревянный сокол. Варежки из кроличьей шкурки защищали ее ладони, шерстяной шарф отчасти скрывал лицо. Ее темные глаза внимательно наблюдали из-под прямых бровей. Калвин нынче редко улыбалась.

Покачиваясь на железных лезвиях, пристегнутых к ее сапогам, Калвин хрустела снегом, двигалась к товарищам на берегу замерзшей реки. Она была выше, сильнее и, в свои восемнадцать, чуть старше юных друзей. Это было ее путешествие. Она думала, что вела их домой: в Антарис за огромной Стеной льда. Они путешествовали больше двадцати дней, почти месяц. Им повезло с погодой; мороз держался, но снежных бурь не было. Но даже так путь из Калисонса у бухты был непростым: они проехали вдоль берега бухты Сарди — замерзшей впервые в истории — а потом вверх по реке по горам.

Калвин смотрела, как Траут и Мика, склонив головы, пытались завязать коньки Мики. Траут выглядел утомленно, и когда Мика посмотрела вверх, Калвин увидела тени под ее глазами.

— Ты видела луны прошлой ночью, Кэл? — рьяно спросила она. — Там была Пасть кита.

Жрицы Антариса звали такое положение лун Козой и двумя детьми.

— Да, — сказала Калвин. — Середина весны.

— Почему же тут еще зима? — Мика дрожала. — Это неправильно. Мне это не нравится. Помнишь, как я радовалась, когда ты впервые спела мне лед? Уверяю, снега и льда мне теперь хватит до конца жизни.

— Я помню, — кратко ответила Калвин. Мика помрачнела.

— Стой ровно, Мика, — Траут сосредоточенно хмурился, затягивая кожаные шнурки на коньке Мики. Ему было семнадцать, серьезный юноша, уже не нервничающий мальчик, которого Калвин встретила почти два года назад. Но его голубые глаза все еще были круглыми и любознательными, каштановые волосы так и нависали над его лбом. Как обычно, у него были неправильно вставленные шнурки, одна пуговица пальто свисала на нити. Он сел на пятки. — Так должно держаться.

— Траут, слишком туго! У меня нога отвалится! — Мика кривилась, запихивая палец под шнурки. Она тоже подросла за прошедший год, стала красивой девушкой с золотыми глазами и густыми волосами цвета меда. Но сейчас она выглядела жалко: ее нос покраснел и опух, губы потрескались, а глаза слезились от холода.

— Лучше слишком туго, чем свободно, — сдержанно сказал Траут. — Ты подвернешь лодыжку снова, если не будешь осторожна.

— Смотрите, — Калвин раскрыла ладонь в варежке и показала прутик в колючках. — Это горькошип. Урска притупляет им боль и вызывает сон. Он растет у Стены.

— Так мы уже близко? — Мика просияла.

— Дойдем до Антариса к ночи.

— Наконец-то, — пылко пробормотал Траут. — Горячая вода, чистая одежда и мягкая кровать!