Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов - Митчисон Наоми (библиотека электронных книг .txt) 📗

Наоми Митчисон

Часть первая

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Часть вторая

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Часть третья

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Наоми Митчисон

ИДИ ЛЕГКО

Повесть о Халле — приемыше драконов

Часть первая

Глава первая

МЕДВЕДИ

Рассказывают, что, услышав плач малышки — дочки прежней Королевы, — Новая Королева сказала Королю, что от девчонки надо немедленно избавиться. Король уже не помнил прежнюю жену и наверное всего раз или два видел ребенка, поэтому он тут же согласился и сразу об этом забыл.

Малышка бы погибла, но у нее была старая нянька, Матулли, которая все слышала и знала. Матулли была финкой, в ее краях многие умели превращаться в зверей. Так вот, она обернулась большой черной медведицей, схватила зубами малышку вместе с одеялом и, рыча, протопала прямо из покоев через всю королевскую усадьбу по тающему весеннему снегу в березовую рощу, потом в сосновый лес, а оттуда — в глухие дебри темных густых лесов, где просыпались от зимней спячки другие медведи.

Когда кто-нибудь оборачивается медведем, у него, конечно же, появляются медвежьи повадки, и Матулли не была исключением.

Маленькая Халла сначала ползала на четвереньках с медвежатами и получила немало ссадин и царапин от твердых когтей, которые потом зализывали шершавые языки. Она научилась драться с мохнатыми товарищами и даже иногда побеждать, ведь у нее были ловкие руки, которыми можно было таскать за уши и дергать за хвосты, и еще вцепляться в шерсть и залезать на спины… Иногда она удивлялась, почему у нее не растут когти.

Она узнала мысли медведей и их язык. Этого языка вполне хватало для повседневных нужд. С его помощью можно было выразить разницу между вкусом сушеной мыши и какого-нибудь корешка, передать смак ягоды и меда на кончике языка, или за щекой, или под языком. Можно было рассказать о запахах, а лес всегда говорит с медведями запахами. Можно было даже передать что-нибудь услышанное или увиденное, но нельзя было, например, поговорить о тучах или полете орлов, потому, что медведи в небо не смотрят и о таких вещах не думают. Если бы кто-нибудь захотел объяснить медведям, откуда взялись Халла и ее приемная мать, он бы просто не сумел этого сделать.

В лесу было полно других диких зверей: волков, лис, куниц, оленей, лосей, косуль, зайцев…

Но большинство из них старалось с медведями не встречаться. Летом в лесу все ямки закрывались перепутанными стеблями густых трав, кусты превращались в непролазные чащи, было много мха и душистых папоротников, из жирной земли легко выкапывались сладкие побеги и молодые грибы, в птичьих гнездах лежали теплые яйца, а медвежий мех означал дружбу и защиту.

Медведица-Матулли смотрела за маленькой Халлой не хуже, чем любая медведица может присмотреть за любым детенышем. Халла ела досыта, длинный язык умывал ее, ночью она спала, уютно уткнувшись в медвежье брюхо. Но так не могло продолжаться долго. Медведица-Матулли обладала настоящей медвежьей привлекательностью, и ни один медведь-жених не отказался бы от такой хозяйки. Подходила зима, под камнями и поваленными елками Матулли и ее суженого ждали глубокие удобные берлоги. Ночи стали длиннее и холоднее, и Матулли все труднее было просыпаться и вставать по утрам.

А Халла просыпалась, и прыгала, и дергала Матулли за усы, и просила есть. Тогда Матулли начинала думать о том, какие странные эти люди: нет чтобы благоразумно проспать всю зиму; вместо этого они хлопочут, заготавливая дрова, стригут овец, ткут одеяла, шьют теплую одежду и каждый день варят горячий суп. Похоже, что Халла, несмотря на прекрасное воспитание, все это от них унаследовала. Что же делать бедной медведице?

И тут им всем очень повезло.

Однажды Матулли со своим мохнатым избранником бродила по осеннему лесу в поисках последнего меда диких пчел, еще можно было полакомиться задержавшимся в гнезде поздним птенцом, но супруг Матулли ворчал, чувствуя, что скоро выпадет снег и пора забираться в берлогу на долгий зимний сон. Халла носилась рядом, как сумасшедший мотылек, и спать явно не собиралась. Ее, наверное, стоило съесть, и медведь сделал бы это с удовольствием, если бы не боялся Матулли.

Вдруг мимо галопом проскакал олень, в ужасе оглядываясь. А за ним пробежал барсук. Барсук тоже спешил, но нашел время приостановиться и сказать медведям, что скоро здесь появится дракон, которому лучше не попадаться на пути. Большой медведь тут же повернулся и, вскидывая задом, удрал: никогда еще родная берлога не казалась ему такой желанной. А Матулли попятилась в клюквенные заросли и влажный мох, затащив Халлу за спину.

Дракон и вправду скоро появился, с дымом, треском и грохотом. Матулли еще отступила, кашлянула и сказала:

— Господин.

Ибо она знала, что драконы в общении превыше всего ценят вежливость.

От удивления дракон дохнул пламенем, опалив клюквенные кустики и кончики ворсинок густого меха Матулли вдоль спины. Но он не собирался никого обижать, остановился и весьма благосклонно выслушал до конца рассказ Матулли про Халлу Медвежьего Приемыша.

Матулли пришлось говорить по-человечески, потому что на медвежьем языке она не могла всего объяснить. Но драконы, в доступных им пределах, очень сообразительны, и большинство из них понимает не только языки многих животных и птиц, в чьих песнях, впрочем, много чувства и мало смысла, но также языки гномов, троллей, великанов и людей.

Ну, а из людей драконы больше всего терпеть не могут королей и так называемых героев. Причина здесь в том, что те почти всегда нападают на драконов. Поэтому, когда дракон (кстати, его звали Оггхи) услышал, что бедного розового человечьего детеныша обидели Король с Королевой, он, ни минуты не раздумывая, заявил, что удочеряет Медвежьего Приемыша Халлу и постарается воспитать ее в лучших принципах истинного драконства.

— А ты проследишь, чтобы она ела вовремя? — спросила Матулли.

— Ты когда-нибудь слышала, чтобы драконы голодали? — сказал Оггхи.

— А в огонь она не попадет, господин?

— Я сам сделаю ее огнестойкой, — сказал дракон.

— И каждый вечер будешь расчесывать ей волосы?

— Собственными когтями, — ответил дракон, — ибо у этого ребенка единственно правильный цвет волос: они как золото.

— А если она заплачет, ты вытрешь ей слезы?

— Шелковым шарфом принцессы Страны Пряностей, которую так предусмотрительно предложили моему двоюродному брату, дракону Великой Пустыни. Я вижу, что у этого ребенка единственно правильный цвет глаз: они как сапфиры.

— А где теперь Принцесса Пряностей? — спросила Матулли, потому что подумала, что эта принцесса могла бы стать подружкой Халлы.

Дракон прокашлялся, прикрыв пасть лапой.

— Принцессу моему кузену предложило население. С их стороны это было вежливо и вполне приемлемо. К несчастью, вмешался герой — их всегда посылают мешать удовлетворению наших насущных потребностей. В итоге принцесса — и герой, конечно, — погибли. Моего бедного кузена при этом ткнули в глаз. Шарф он отдал мне в обмен на двойной браслет.

— Ты позаботишься, чтобы она не мерзла ночами, господин? — сказала Матулли, изо всех сил стараясь выполнить свой долг, но думая при этом уже о собственной удобной берлоге и бестревожном долгом сне.

— Ей будет тепло, — сказал дракон, — и больше того, у нее будут два ночника, потому что мы, драконы, во сне дышим через ноздри.