Микенский цикл - Валентинов Андрей (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Всю ночь проспорили...
– Но почему, Диомед? Смотри: с осени мы занимаем острова, так? Закрываем проливы, так? Посылаем корабли к Аласии, так? Мы всюду, Приам не сможет собрать союзников, они будут, бояться за свои земли. А потом мы двинем отряд с юга, от Милаванды, все решат, что мы вначале хотим захватить побережье, и тут...
– Не поможет...
Вечером богоравный Агамемнон кричал. Ночью – ругался. Сейчас только нос свой чешет. Длинный нос, Пелопсов. Как только шлем на башку налезает? Ведь он, шлем, у Атрида старинный, с личиной.
Я не спешил с ответом. Куда спешить? Венец Солнцеликого еще только показался из-за серых холмов, первые лучи вот-вот коснутся Поля Камней.
...Где-то там, среди старых могил, толос Атрея Великого. В то утро я впервые пожалел, что мой страшный враг мертв. Пелопид бы понял, ему, сокрушителю царств, посылавшему колесницы во все концы богохранимой Ахайи, не пришлось бы все пояснять на пальцах, как этому длинноносому. Ничего, я упорный.
Поспорим!
– Зачем ты начинаешь эту войну, Атрид?
Растерялся, снова нос чешет. А действительно, зачем?
– Рвань в харчевнях хочет оторвать Парису его блудливый приап. Твой брат – вернуть жену. А ты?
Хмурится богоравный Агамемнон. Хмурится, отвечать не хочет.
– Великое Царство, Атрид! Держава Пелопидов от снегов гиперборейских до Океана и эфиопских песков! Иначе зачем нам столько людей и кораблей? Зачем звать к копью всю Элладу? Или я что-то не так понимаю?
Молчит носатый. Ну, молчи, молчи!
– А Великое Царство – это не Троя, ванакт Агамемнон! Не Троя, не Троада и не Дарданские скалы. Это – Азия, Восточный Номос – от Милаванды до Урарту. Или даже до Кеми?
Супит брови Атрид. Видать, мало я пообещал. Никак он и красно-белый венец ванактов Черной Земли примеривает?
– Никого не обидят, Тидид! Никого! Ты тоже получишь свое царство, оно будет в десять... да нет, в двадцать раз больше Аргоса! Но эти владения нужно охранять, поэтому мы будем вместе. Какая разница, кто станет Верховным Ванактом – я, ты, Менелай?..
Нехотя отвечает, будто словами давится. Видать, самому врать противно. Его отец хотя бы не кривил душой!..
«...Ванакт должен быть один. Он – царь царей. Ахайя должна стать единой, тогда следующая война будет такой, как я хочу, а не иной. Ахайя, нет, Эллада завоюет весь наш Номос – объединенная, могучая, страшная для врагов. Добычи и славы хватит для всех, и власти хватит. Иначе... Иначе мы начнем резать друг друга. Микены все равно победят, но я не хочу такой победы!»
Да, с тобой было бы легче, Великий Атрей! Тебе не требовалось бы объяснять...
– Восточным Номосом правит не Приам, не его соседи-козопасы, не басилеи Аласии-Кипра и даже не Дом Мурашу. Ты считаешь без хозяина, Атрид! А ведь у нас мало времени – не забывай, что совсем рядом, в Фессалии, дорийцы. Они только и ждут, что мы сломаем себе шеи. Нужна победа – быстрая. Настоящая! Но даже если мы возьмем Трою, нас выкинут оттуда через три дня – сандалием под афедрон. Подсказать, кто?
Ответ не один, их два, но длинноносому бесполезно рассказывать о Гекатомбе, о Грибницах в Восточном Номосе, сохнущих без нашей крови. Он согласен на Гекатомбу, сын Атрея и внук Пелопса. Призрак Великого Царства слишком прекрасен – как ламия на перекрестке ночных дорог для пьяного гуляки. Поэтому я намекаю не на НИХ, не на Семью-Семейку. Есть второй ответ, он проще, его поймет даже Агамемнон.
Острый, нестерпимо яркий диск Гелиоса, Златого Колесничего, вынырнул из-за холмов. Я усмехнулся – вовремя! Вот он, ответ!
Солнце вставало над Микенами. Солнце, не заходящее над Азией. Великое Солнце – Суппилулиумас Тиллусий, ванакт Хаттусили, непобедимого Царства Хеттийского.
Суппилулиумас – владыка Востока.
– Э-э, ванакт! Ты смотри, кончилась гроза. Я думал, до утра греметь будет, понимаешь!
В голосе чернобородого – тень обиды. Недогремел Дий Громовержец, пожалел молнии!
Сначала покосился на пальцы – сгинул мертвый огонь. Потом на мачту, на неровный пузырь паруса, и лишь после – на небо.
...Вечерняя синева, несмелые огоньки первых звезд, обрывки туч, уходящие к почти исчезнувшему в сумраке горизонту. Сомкнулась поднебесная твердь, словно и не было ничего.
Сомкнулась – надолго ли?
– Мантос, прикажи, чтобы осмотрелись, как там...
Не договорил – ни к чему. Все понял старшой.
– Смотрели уже, ванакт. С мачты смотрели, с кормы смотрели. Все плывут, все живы. И Фоас-басилей плывет, и Сфенел-басилей плывет, и Менелай-басилей, и Одиссей...
Ну, конечно! Рыжий не отстанет, не повернет вспять! Неужели я прав, и это мама – мама! – вкупе со всей Семейкой заставила Любимчика гнать нас, людишек-хлебоедов [72], к Троаде под железные мечи ванакта Хаттусили? Выходит, именно рыжему быть Верховным Жрецом при Гекатомбе?
Удостоили!
На Скиросе я поднял копье, чтобы прикончить выродка-Лигерона. Ошибся! Не того убивать следовало!
Хватит! Не сейчас...
– Говоришь, все плывут, родич? Агамемнон тоже?
Хорошо смеются куреты! Сразу видно – душа чиста.
– Э-э, Фремонид, погляди, не плывет ли с нами ванакт великий Агамемнон? Не обогнал ли? Может, он уже в Трое, да?
– Э-э, Мантос! Левым глазом гляжу – не вижу. А вот правым гляжу – все вижу. Плывет ванакт великий Агамемнон, носом волны рассекает, буруны до небес, понимаешь! Эх, быстро плывет, самый смелый, наверно!
И снова корчатся от хохота мои гетайры. Правый глаз Фремониду вышибли еще много лет назад, когда он угонял очередное стадо у моего деда, Ойнея Живоглота.
Агамемнон еще в Авлиде. И вовсе не потому, что трус. Просто таков план. Настоящий – а не тот, который сейчас изучают в Трое. Тогда, ранним летним утром, на еще холодных камнях микенских стен, я все-таки убедил его. Смог! Поэтому со мною только половина войска. Поэтому Атрид в Авлиде вместе со своими хризосакосами, и афинянин Менестей там, и Асклепиады, и большая половина войска, и все наши колесницы. Поэтому мы все делаем правильно. Но...
Но как не посмеяться над носатым? Особенно после такой грозы, особенно когда у ванакта Аргоса до сих пор ноет в животе от страха.
Эх, папа! Ты бы точно не испугался!
...Правда, и Тидей Непрощенный никогда не воевал на море. Почему я так не люблю Атрида? Ведь не давняя рознь между Старой и Новой столицами, между Аргосом Неприступным и Микенами Златообильными тому виной. Завидую? Чему? Мы оба сироты, но Агамемнон несчастливее меня, все-таки папа погиб в бою, в честной схватке, а не от руки брата-предателя, как Атрей Великий. А его, Атридова, Клитемнестра, говорят, ничуть не хуже (ха-ха!) богоравной ванактисы Айгиалы.
...Стравить бы обеих! Химеру с Горгоной, Ехидну с Гарпией. Моя бы точно Атридову загрызла, талант ставлю!
В общем, не такой уж он плохой парень, носатый, – особенно ежели не на троне сидит. И хотим мы разного, он, Агамемнон, – править Великим Царством, а я...
Снова хохот – нежданный, оглушительный, словно запоздавший к буйству грозы гром. Но на этот раз его никто не слышит – кроме меня.
Агамемнон хочет править Великим Царством, а я...
А я?
Не ТЫ ли хохочешь, Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед? Ведь для ТЕБЯ нет тайн под Ясным Небом, которому ТЫ владыка. ТЫ манил меня славой, великой славой, а я все тужился возразить, отказаться... Смейся, Дед, хохочи!
...Хорошо, что не все мысли можно додумывать до конца. Хорошо, что у ванакта аргосского всегда полно забот – даже поздним вечером, даже посреди моря...
– Кто? Повтори!
– Кормчий, ванакт. Дядюшка Антиген. Кличет тебя, понимаешь...
Ванакта не кличут. К нему приходят сами – и то ежели позовет. Все – кроме богов, любимой женщины – и кормчего. Особенно когда вокруг море.
– Иду!
Все в порядке. В полном порядке! Гроза прошла, море стихло, меня зовет дядюшка Антиген...
Хотел бы знать, зачем? Хотя что за вопрос? Пойду – узнаю.
