Город чудес - Беннетт Роберт Джексон (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt) 📗
Ноков бросается к ней сквозь пламя, огонь лижет его черную кожу.
— Я все сделаю по-другому!
— Сколько трагедий последовало за этими словами, — тихо говорит Олвос.
— Заткнись. Заткнись! Умолкни! Ты используешь меня, водишь за нос, в точности как она! Ты такая же, как она. Никакой разницы.
Олвос делает глубокий вдох и кладет свою трубку рядом на бревно.
— Возможно, ты прав, дорогой, — устало говорит она. — Но теперь тебе придется задать себе трудный вопрос.
Ноков тяжело дышит.
— И какой же? — спрашивает он.
Она улыбается ему, слезы текут по ее щекам.
— Облегчит ли это то, что ты собираешься сделать?
Ноков закрывает глаза, его лицо морщится. Он не хочет плакать теперь, во время своего величайшего триумфа.
Он в отчаянии кричит:
— Да!
И бросается на нее.
Когда он с нею покончил, когда она неподвижна и холодна и он затащил ее в первозданную ночь, он понимает, что, хоть она и выглядела маленькой женщиной у костра, на самом деле была куда мощнее, несравнимо сильнее, чем он себе представлял. Сильнее, чем он мог вообразить.
Она могла уничтожить его на месте. Она могла убить его в один миг. Но не сделала этого.
Он спрашивает себя почему. Он не знает ответа.
Заваривая четыре чайника для гостей, Ивонна Стройкова чувствует себя немного нелепо. Дело не в том, что она не привыкла готовить такое количество чая для компании. Просто она даже не думала, что ей придется развлекать кучу детей-полубогов и мертвую женщину — по крайней мере, не всех сразу.
Божественные дети сидят в ошеломленной и безнадежной тишине, особенно Мальвина. Последствия случившегося до них еще не дошли, понимает Ивонна. Она через это уже проходила после Мирградской битвы, когда люди сидели на улицах, словно безмозглые лунатики, и бормотали о какой-то ерунде. Она знает: если они доживут до завтрашнего дня, утро принесет бесчисленные ужасы, когда они попытаются начать нормальную жизнь на громоздящихся вокруг развалинах.
Но это завтра. А прямо сейчас, сегодня, есть, по крайней мере, чашка горячего чая.
Она ставит перед ними первый поднос и мягко говорит:
— Пейте. Вам не помешает что-нибудь теплое. Единственные, кто не раздавлен отчаянием, это Тати и Шара. И хотя Ивонне кажется, что право на бесчисленные вопросы есть у Тати, их задает Шара — спрашивает, как дочь перенесла путешествие, как она спит, нет ли у нее сыпи, порезов или синяков и так далее, и тому подобное. Тати отвечает тоном, который одновременно кажется скучающим и знакомым, и Стройкова приободряется, увидев, что мать и дочь немыслимым образом возобновили отношения без запинки.
Впрочем, кое-что изменилось: глаза Шары, которые поначалу казались такими усталыми, упиваются каждым движением ее дочери, каждым словом, каждым жестом, каждым звуком. Она как будто пытается все записать, все уловить и поместить под замок где-то в глубине души.
— Что теперь? — спрашивает один из божественных детей.
— В каком смысле — что теперь? — огрызается Мальвина.
— Что… нам теперь делать? — спрашивает другой мальчик. — Мы сбежим? Перегруппируемся?
— Перегруппируемся? — переспрашивает Мальвина с едким смешком. — Ну, допустим, мы так и поступим… так, давайте-ка посмотрим… Божественные духи выдувания стекла, часов, очагов, тетушек — старых дев, аханастанской весны и все прочие — что, по-вашему, мы сможем сделать?
Долгое молчание.
— Я не знаю, — говорит одна из девочек. — Хоть что-то.
— «Хоть чего-то», — ворчит Мальвина, — будет недостаточно.
Ивонна приносит третий поднос с чаем, когда Тати бросает взгляд на Мальвину и шепотом спрашивает Шару:
— Это… это моя сестра? Неужели?
Шара долго думает.
— Да, — говорит она наконец. — Это так.
— И она… она…
— Божественное дитя, — говорит Шара. — Да.
— И я… я…
Шара бросает на дочь ровный взгляд.
— Тоже.
Лицо Тати заливается краской.
— Я б-бо…
— Тебе повезло, Татьяна, — говорит Шара. — Главная разница между тобой и той девочкой в другом конце комнаты — большое горе.
— Это не ответ! — расстроенно восклицает Тати. — И ты это знаешь!
— В самом деле?
— Да! Ты… ты должна была мне рассказать, ты должна была помочь мне это понять… понять, кто я или кем стану!
— Ты так уверена, любовь моя, — говорит Шара, тихонько попивая чай, — что я этого не сделала?
И тут их настигает звук. Это гулкий, жуткий, раскатистый звук — как будто кто-то ударил в немыслимо огромный колокол, колокол размером с луну. Он такой громкий, что Ивонна, несмотря на все усилия, роняет поднос, и тот с громким звоном ударяется об пол.
— Что это еще такое?! — кричит она.
Шара подается вперед.
— Кто-нибудь может подвести меня к окну?
Ивонна помогает ей добраться до эркера, расположенного с восточной стороны особняка.
— Ах… — говорит Шара, выглядывая наружу. — Как я и думала.
— В чем дело? — спрашивает Ивонна.
Шара кивком указывает вперед.
— Стены. Вот они. Разве ты не видишь?
Ивонна смотрит — и не верит своим глазам. Как бывшая жительница Мирграда, она частенько забывает о существовании стен, потому что изнутри они невидимы. Но теперь все изменилось — и к тому же они поменяли цвет. Они не сланцево-серые, какими выглядят снаружи.
Они черны, как гагат.
Вновь раздается гулкий звон. Он такой громкий, что над мостовой взвиваются струйки пыли. Пока гонг еще звучит, стены становятся все чернее и чернее и наконец приобретают такой глубокий оттенок, что на них почти больно смотреть.
— Провалиться мне на месте, да что же это? — ахнув, спрашивает Ивонна.
— Это он, — раздается позади.
Они с Шарой поворачиваются. Там стоит Мальвина — лицо у нее бледное, глаза покраснели от слез.
— Это враг, — произносит она. — Он взял под контроль чудеса в стенах.
— Что? — потрясенно восклицает Стройкова. — Но… но это значит…
— Да, — говорит Мальвина. — Она мертва. — Она возвращается к своему месту и садится, устремив взгляд в пустоту. — Это означает, что Олвос мертва.
Ноков стоит в лесу за пределами Мирграда.
Рассвет уже близко. Он это чувствует. Обычно он скрывается от мира, его сила слабеет, когда лучи зари ложатся на холмы. Но не сейчас. Не с такой божественной силой, от которой все гудит внутри.
Он чувствует бесчисленные чудеса Олвос — те, что она сотворила тысячи лет назад, те, что еще трудятся за кулисами реальности, — и тысячи мощных, клубящихся чудес в считаных милях от него, в стенах Мирграда.
Старые чудеса, настоящие чудеса. Те, о которых рассказывают легенды. Те, что он в обычной обстановке ни за что не смог бы создать. Но теперь они принадлежат ему.
Ноков переводит дух и делает шаг.
В один миг он оказывается внутри Мирграда, стоит у ворот перед совершенно черными стенами, которые изгибаются вокруг него, словно огромное объятие. Тишина с ним рядом озирается в полном смятении, не в силах понять, как она тут оказалась. Те немногие смертные, что не спят в такой час, таращатся на них пару секунд, а потом убегают прочь, оглашая округу бессвязными воплями.
Он бросает взгляд на стены и тихо говорит:
— Врата Мирграда.
Его голос звучит так, словно звезды в небе и все кости земли шепчут в унисон.
— Когда-то врата были такими высокими, могучими, славными… Памятник старым Божествам, их власти, их миропорядку. Но скоро я с этим покончу. — Он смотрит на Тишину. — И начать собираюсь прямо сейчас.
Тишина хочет что-то сказать, но ей не нужно: он может заглянуть в ее разум и узнать, в чем дело.
— Рассвет приближается, — говорит Ноков. — Но я не позволю ему наступить. Я вознесусь к небесам и убью их, убью это небо над нами. Я прикончу свет еще до того, как его лучи упадут на землю. Вот чего я желаю, вот что мне угодно. И тогда вся реальность станет лишь черной доской, на которой ты и я будем писать.