С ключом на шее (СИ) - Шаинян Карина Сергеевна (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Яна тихонько переступает, вдавливая ноги в песок, и крепче сжимает нож. Если все сделать быстро — он не успеет понять. Он не ждет ничего такого, — ведь взрослые не боятся детей.
Но дядь Юра боится. Его ладонь такая мокрая, словно он сунул ее под кран. Он нервно поводит плечами; запах пота бьет Яне прямо в нос, к горлу подкатывает, и во рту снова появляется привкус подмышек и лежалого мороженого мяса. Привкус задавленного ледяного ужаса, с которым папа смотрит в тарелку.
Яна набирает полную грудь неподвижного воздуха, пахнущего нефтью и гнилой осокой, и дядь Юра вдруг перестает мять ее руку. В его шее что-то громко щелкает, когда он поворачивает голову. Ледяные шарики глаз с блеклым хрустом прокатываются в глазницах, и дядь Юра впервые смотрит на нее по-настоящему.
— Он не придет, да? — хрипло спрашивает он. — Он уже здесь.
Он смотрит на нож. Нож тяжелый, как кирпич, и когда Яна поднимает его, мышцы мелко дрожат от напряжения. Ее рука движется сама по себе, с треском раздвигая замороженный воздух, ее рука поднимается и вытягивается, приближаясь к цели. Лезвие упирается в препятствие. Яну окатывает жаром, а нож вдруг продолжает движение, и теперь оно трудное и медленное, словно сквозь кисель.
— Дрянь! — от визга дядь Юры звенит в ушах. Рука Яны разжимается; из бесконечного далека доносится хруст, с которым нож вонзает в песок. Мокрая, обжигающе-ледяная ладонь обрушивается на скулу, и Яна валится на песок. Перед глазами мелькает рукоятка из оленьего рога, и нога в блестящем черном ботинке тут же отметает ее прочь. Песок взметается россыпью звезд и режет глаза. Сквозь сверкающую, ослепительно-белую боль Яна смотрит, как клетчатая рубашка на дядь Юрином животе намокает черным, и запах нефти и железа становится оглушительным.
— Дрянь! — доносится сверху. На Яну рушится что-то огромное, черное, блестящее, как вороньи крылья, и она успевает скорчиться, а потом страшный удар выбивает ее из скрюченного тела, и она летит, как в мультике, далеко-далеко, до самого моря.
…На высоком рыжем обрыве, над серой пустотой, тихо рокочущей прибоем, под вопли чаек Яна кое-как встает. Машинально подбирает большущий, восхитительно прозрачный халцедон, наклоняется за следующим и останавливается. Халцедонов так много, что сразу становится понятно, откуда они берутся. Яна выпрямляется и оглядывается по сторонам. Здесь ничего не растет, кроме редких кустиков ромашек, дрожащих на ветру так, что рябит в глазах. Яна стоит на краю огромной мусорной кучи. Иногда ветер чуть меняет направление, и тогда от кучи доносится тяжелый, отвратительный, ни на что не похожий запах, в котором мешается мороженое мясо и нефть, слепые щенки и затхлое печенье, и перегар, и дохлая, вздувшаяся крыса, и грязные простыни, и еще что-то, чему даже нет названия. Ветер все крутится и юлит, и когда эта невообразимая вонь снова врывается в запах соли и водорослей, Яна понимает, что это — место, откуда приходит Голодный Мальчик. Это свалка, на которую человек-ворона свозит чужие тайны.
Яна сама теперь — чужая тайна, которую нужно спрятать.
Ветер гонит по земле пушистые светлые комочки; из любопытства она подбирает один. Это клочья собачьей шерсти. Она начинает скатывать их — просто так, лишь бы занять руки. Комочки послушно сваливаются в пряжу. Она вытягивается на ветру; налетающие с моря порывы треплют нить так, что ее трудно удерживать в руках. На всякий случай Яна наматывает часть на ладонь — а потом ветер бьет с ураганной силой, нить взмывает в воздух и дергает Яну за собой.
Боль, заслонявшая весь мир, чуть отодвигается. Яна понимает, что снова может дышать, со всхлипом втягивает в себя воздух и открывает глаза. Песок колет щеку; черная поверхность Коги стоит дыбом, и к ней на боку ползет дядь Юра. Яна моргает, и мир с неслышным грохотом падает на место. Озеро — плоское, и в нем плавают клочья тумана и отражение сопки, поросшей, как медвежий бок, начинающей буреть березой. А дядь Юра просто идет к кромке воды, злобно бормоча под нос. Поводя плечами, Яна выбирается из лямок ранца и подтягивает ноги к животу.
Дядь Юра приседает на корточки у воды, и Яна тихо-тихо поднимается на локте. Он ворчит, плещет водой на живот и шипит; Яна злорадно думает, что все-таки смогла ткнуть его ножом, и ему сейчас больно, только жаль, что не так больно, как тем детям… Дядь Юра наклоняется ниже, тянет к воде сложенные ладони, собираясь умыться, и каменеет.
— Нет, — говорит он тонким голосом. — Нет-нет-нет…
Он падает на колени и пытается отползти, но не может перестать смотреть на воду. Яна понимается на одно колено, вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что он там увидел, — а дядя Юра скулит, как щенок, и обрывки тумана над Коги становятся серебристыми, а запахи — такими острыми, что от них кружится голова; мир чуть-чуть перекашивает, и Яна улыбается. Голодный Мальчик все-таки пришел. Дядя Юра отрывисто стонет, раскачиваясь и загораживая лицо растопыренными ладонями. Яна встает, и под ногу ей подворачивается позабытый нож. Она бездумно пинает его, а потом все-таки решает подобрать. Ей просто нравится ощущение рукоятки, будто присасывающейся к потной ладони. (…лизни, говорит папа. Яна послушно прикасается к невзрачному камешку кончиком языка, и он тут же высыхает и прилипает к поверхности. У камешка вкус мела и запах пыли, прибитой первыми каплями дождя. Это опока, говорит папа и улыбается…)
Рукоятка ножа прилипает к мгновенно высохшей ладони, и Яна делает плавный шаг вперед.
— Теперь-то зачем, — лениво говорит Голодный Мальчик. Глаза у него маслянистые. Сытые. Яна перекладывает нож в левую руку и прячет за спину.
— Я просто так, вдруг опять полезет, — говорит она.
Голодный Мальчик тихо смеется и качает головой: нет, не полезет, — и вдруг останавливается и настороженно поднимает голову. Яна различает тонкий крик, донесшийся с той стороны озера, — но сопка затянута туманом, и разобрать, кто кричит и зачем, невозможно. Голодный Мальчик прислушивается, а потом улыбается во весь рот.
— А хочешь попробовать? — предлагает он. — Я не жадный… Давай, тебе понравится. Ты же хочешь. Ты же его для этого сюда привела…
Он протягивает ей резную трубочку. Она лежит на ладони, белая и хрупкая, и очень холодная на вид, и сразу видно, что она сделана из кости. Большой кости. Может, медвежьей. Яне хочется верить, что медвежьей. Краем уха она слышит торопливые шаги и пыхтение: кто-то неуклюжий пробирается к озеру. Хочется оглянуться и посмотреть, но она не может оторвать взгляд от трубочки. Не может перестать смотреть на нее и думать о том, что будет, если она поднесет ее ко рту и втянет через нее в себя… что-то.
Дядь Юра вдруг перестает раскачиваться. Волосы у него стоят дыбом. Он озирается, привстав на одно колено, и Яна понимает: он не замечает ни ее, ни озера, ни затянутого низкими тучами неба. Он видит только Голодного Мальчика — куда бы он ни посмотрел, видит только его…
— А ну не лезь ко мне, кому сказано! — выкрикивает дядь Юра. — Ты у меня сейчас получишь! Я до тебя доберусь, дрянь… я всех проверю…
Он отпихивается рукой, пытаясь встать на ноги, но пальцы зарываются в песок, и он теряет равновесие. Не сводя с него глаз, Яна вслепую сгребает с протянутой ладони костяную трубку, и Голодный Мальчик улыбается.
— Давай быстрее, — говорит он. Яна стоит за спиной дядь Юры, и ей мучительно и глупо хочется сделать ему рожки. Она никак не решается поднести трубочку ко рту. Она вспоминает гул, поплывший над Коги, гул, от которого дрожали кости и выворачивались из черепа глаза, от которого внутри становилось пусто, как будто он вытягивал что-то важное. Как будто ей велели уходить из дома. Как будто снова сказали, что умерла мама…
Яна думает: а что, если этот кошмарный звук вместо того, чтобы вырваться наружу, ринется внутрь?
Голодный Мальчик нетерпеливо притопывает ногой.
— Ну, давай же, — сердито подгоняет он, поглядывая на невидимую за туманом тропу. Там движется что-то темное и округлое, — но, наверное, это уже не важно. Яна набирает в грудь воздуха и поднимает трубочку.
