Неразрешимое бремя - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна (книги бесплатно читать без .txt) 📗
Его дыхание заметно участилось, но он продолжал меня игнорировать. Поэтому я совсем уже неприлично близко склонилась, мои губы почти касались его уха.
— Когда вас исключат из сана, приходите ко мне. Возьму на содержание. И могу замолвить за вас словечко перед…
— Из сана невозможно исключить…
— Госпожа Хризштайн! — резкий окрик судьи. — Вы собираетесь допрашивать подсудимого…
— Потому что из сана извергают, госпожа Хризштайн.
— …Или будете продолжать неприлично шептаться с господином инквизитором?
— Хотя ваше невежество меня уже не удивляет. Как и ваша пошлость. Отодвиньтесь, от вас несет спиртным, — закончил Кысей.
Я снисходительно похлопала его по плечу и поднялась.
— Простите, ваша честь, просто надо было обсудить с господином инквизитором… мм… дальнейшие действия, — пьяно улыбнулась, вкладывая в свои слова побольше пошлых намеков, понятных лишь красавчику.
— Назовите свое имя и титул.
— Помчик Прошицкий. Штефан Прошицкий.
Помчик держался очень уверенно, с присущей знатному вельможе надменностью. Я улыбнулась, но тут отец Валуа перегнулся через судейскую трибуну, окинул мой фальшивый живот непонимающим взглядом и спросил:
— Госпожа Хризштайн, вы не хотите прекратить балаган с беременностью?
— Нет, не хочу, — отрезала я, демонстративно поправляя чуть съехавший живот, и вернулась к помчику. — Вы знаете, в чем вас обвиняют?
— Да.
— Вы убивали девушек?
— Нет, — очень твердо и почти искренне. Пусть.
— Вы слышали историю Николаса Иптискайте?
— Впервые узнал на этом процессе, — мотнул головой мужчина.
— Как вы думаете, Николас сказал правду?
Помчик нахмурился, мой вопрос поставил его в тупик.
— Не знаю, — наконец решил сказать правду.
— Как вы думаете, женщина, которая получила удар ножом в живот, истекающая кровью, она в состоянии сама себе вспороть живот, чтобы разрешиться от бремени?
Он поморщился от неприкрытой жестокости моего вопроса, но опять пожал плечами.
— Понятия не имею.
— А после того, как разрешилась, как думаете, она в состоянии не только придти в себя, но еще и напевать колыбельную?
В зале зашептались. Отец Валуа нахмурился, а инквизитор наконец поднял голову и удостоил меня внимания.
— Я не знаю.
— Маленький мальчик, на глазах у которого только что жестоко убили мать, как думаете, он мог сойти с ума?
— Я протестую, ваша честь. Госпожа Хризштайн вынуждает свидетеля делать предположения.
— Возражения приняты. Сторона защиты, сформулируйте вопрос иначе. Или перейдите к следующему.
Я послушно кивнула.
— Тогда я сама сделаю предположение, ваша честь. Женщина, каким бы сильным ни был материнский инстинкт, едва ли бы пришла в себя после рассечения брюшной полости и матки, с массивной кровопотерей. Вот заключение профессора Гиршем из Академии по результатам вскрытия из старых архивных материалов убийства Елены Иптискайте. А уж тем более она не была бы в состоянии говорить или петь. И мальчик Николас едва ли бы смог сохранить душевное равновесие после увиденного и сделанного. Он сошел с ума, я утверждаю это совершенно точно. Более того, я намерена доказать, что именно тогда он превратился в колдуна. Мальчик настолько сильно хотел, чтобы его мама ожила, что заставил мертвое тело ожить ненадолго и спеть то последнее, что он слышал — колыбельную Мертвых земель.
Я помолчала немного, ожидая возражений со стороны обвинения или самого судьи, но их не было. Отец Валуа прекрасно понимал, что пока у меня ничего нет, кроме голословных предположений. Но в моем рукаве еще есть козыри.
— Помчик Прошицкий, вы знали, что Лиена была беременной?
Он замялся ненадолго, но потом кивнул.
— Да, знал.
— Вас это беспокоило?
— Я не понимаю, к чему вы клоните…
— Живот уже был заметен, верно? Доставлял некоторые неудобства, правда?
— Ах, это. Ну на самом деле, не особо, просто…
— Просто вас раздражало, как она себя вела? Стала на что-то намекать или требовать?
— Нет! Ничего подобного! — у него хорошо получалось лгать. Отец Валуа ловил каждое слово, очевидно недоумевая, зачем мне топить вельможу вояга.
— Что случилось в тот день? Вы пришли развлечься, усталый, злой, а она… Что она сделала? Стала опять ныть, верно? Капризничать? Отвернулась от вас, надулась, а потом и вовсе перестала замечать, да? Наверняка стала гладить свой округлившийся животик и напевать, верно? Вы не помните, что она пела?
Лицо помчика побелело от ужаса.
— Откуда вы?.. Ничего этого не было! — заорал он исступленно. — Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы!
— Она пела колыбельную Мертвых земель, готова поспорить, — улыбнулась я, ничуть не смущенная его гневом, и начала гладить свой фальшивый живот. — Что вы сделали? Схватили нож? Ударили? И она наконец заткнулась, верно?
— Прекрати, сука! — помчик уже не помнил себя от ярости, он полез на меня с кулаками, я отступила в притворном страхе, поближе к Николасу, обернулась к нему.
— Сынок, ты не смотри, ладно? — прошептала ему, уворачиваясь от озверевшего помчика. Стражник наконец проснулся и заломил руки распоясавшемуся вельможе, вернул его обратно за стойку, сковав его запястья тяжелыми металлическими браслетами. Помчик меня больше не интересовал, я смотрела только на Николаса. Теперь мне надо сойти с ума вместе с ним еще раз.
— Я утверждаю, что помчик Прошицкий пырнул ножом девку Лиену. Но не он творил богопротивное колдовство. Николас Иптискайте стал случайным свидетелем и покорным участником кровавой трагедии в прошлом…
Мысли притупились, остались только чувства. Я смотрела на Николаса-мальчика немигающим взглядом, заново вспоминая весь ужас пережитого. Я не теряла мать, у меня ее не было с рождения, но зато теряла собственное дитя, поэтому я смогу.
— … Он сошел с ума, погубил свою душу в отчаянном желании оживить свою мать. Однако после смог подавить демона в себе…
Я вымученно улыбнулась призрачному силуэту испуганного мальчика с бездонными глазами. Он наконец обратил на меня внимание.
— … Смог подавить, как казалось, навсегда. Но в тот страшный день Николас стал свидетелем новой трагедии, так разительно похожей на его собственную. Думаю, Агнесс в его теле настолько сильно привязалась к Лиене, так сопереживала ее беременности и ждала дитя, что убийство девушки, которое, уверена, она видела своими глазами, стало толчком для возвращения демона…
Невыразимая пустота под сердцем, неразрешимое бремя, что разрывает пополам, смертная тоска по нерожденному дитю — все это я щедро швырнула в демона-мальчика, ощущая, как он питается моим безумием, становится все более плотным и осязаемым.
— … Демон стал просыпаться. Теперь в его искаженном сознании помчик ассоциировался с тем пьяным мерзавцем, что убил его мать. Каждый раз, когда Николас становился свидетелем сцен жестокости, например, финальной сцены «Прекрасной Лорелей», его демон подымал голову и требовал, требовал повторить единожды сотворенное…
Дыхания не хватало, я уже говорила с трудом, боясь, что в какой-то момент рухну вслед за демоном в такую манящую бездну. Там ничего нет. Нет боли, страданий, отчаяния и тоски. Я взяла со стола ножницы, те самые, запятнанные кровью жертв, протянула Николасу, а на самом деле смотрела на демона.
— … И тогда он брал ножницы. Вот эти. Возможно, те самые, которые были у его матери. Николас-мальчик так отчаянно хотел спасти девиц от страшной участи потерять нерожденное дитя, что вспарывал им живот и оживлял их, заставляя напевать эту страшную колыбельную…
Строгое требование отца Валуа повернуться к нему лицом, прекратить досужие домыслы, угроза наказания за неуважение к суду, неотрывный взгляд инквизитора, который напрягся, почувствовав в отличие от остальных опасность, досадно белеющие лица Антона и Пионы, которым я строго приказала покинуть зал, а они все равно остались, идиоты… Все было как в тумане. Демон схватил ножницы вместо Николаса и вдруг швырнул их в меня. Я ухватилась за фальшивый живот, чувствуя, как рвется ткань платья, а следом вспарывается подушка, и отчаянно зашептала, упав на колени: