Небесный механик (СИ) - Зинченко Майя Анатольевна (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Она подумала о покрывающих каждый миллиметр его тела незаживающих ранах, вынуждающих носить перчатки, и ослабила хватку.
— Взаимно, — Механик улыбнулся своей обычной ироничной улыбкой. — Наденьте очки. Мы возвращаемся.
Ученый достал панель управления и кивнул Маргарет. Ее не пришлось долго упрашивать.
Где-то далеко и одновременно близко плыли галактики, сгорали и рождались звезды, пронизанные бесчисленным множеством вибраций. Свет, звук, материя и энергия — все едино. Пение звезд, их стоны и крики наполняли вселенную, создавая особую музыку.
На короткий миг Маргарет влилась в общее пение, обрела себя, осознав частицей вселенной, но чудо длилось недолго. Во вспышке белого света она вернулась обратно, в плоскую бесцветную реальность, оставляя за невидимой гранью память о музыке сфер.
Радио не замолкая, вещало с полудня. Не только на высоких, но и на низких частотах, можно было услышать спокойный голос человека, называющего себя Механиком. Он обращался к гражданам Небруса и Островного содружества, призывая к прекращению беспорядков.
Запись регулярно повторялась, таким образом, все могли прослушать его послание от начала до конца. Голос Механика доносился из репродукторов на площадях, из уцелевших приемников в отелях, барах, больницах и школах. Он обещал принять меры и очистить небо от облаков через сорок восемь часов. Появление в эфире уверенного в себе человека многим вернуло утраченную надежду. Механик даже дал небольшое интервью, где коротко и по существу ответил на самые животрепещущие вопросы, касающиеся пагубной черной завесы.
Эмиль трижды прослушал интервью, сидя в приемной почтового отделения. Его раздражал самодовольный голос ученого, но он заставил себя ловить каждое его слово. В приемной было холодно, но агент не делал ничего, чтобы согреться. Виной тому была бутылка коньяка, которую он захватил перед уходом. Ее содержимое уже успело опустеть на две трети.
Не так давно Эмиль Леманн покинул коморку в центральном управлении, будучи не в состоянии выносить разлитое в воздухе напряжение. За последние сутки, еще до появления в эфире Механика, двое агентов покончили с собой, третьего в припадке ярости застрелил коллега. Агенты надирались дорогим алкоголем, слушали неутешительные радиопередачи и неотвратимо теряли над собой контроль.
Эмиль не желал пополнять список мертвецов. Его друзья тоже решили убраться из управления, пока какая-нибудь горячая голова не вздумала поднять на воздух все здание. Виктор Тальбот в сопровождении Макса отправился обратно в Университет. Нигде профессор не чувствовал себя так спокойно и уверенно как в стенах родной лаборатории. Эмиль был за него спокоен — Макс показал себя умным хладнокровным человеком и мог обеспечить старика всем необходимым.
Попрощавшись с Тальботом, показав Максу как надо обращаться с новообретенным оружием — самоубийцам оно все равно было больше ни к чему, вручив припасы на первое время, Эмиль отправился домой, взяв с собой из вещей только револьвер, лампу, сверток с бутербродами и бутылку коньяка.
Как ни странно, но на улицах кое-где все еще горели фонари, составляя слабую конкуренцию грудам тлеющего мусора. Эмиль больше не узнавал столицу, а ведь он прожил в ней много лет. Инсум стал похож на мистическую обитель духов, о которой ему довелось читать в детстве. Теперь здесь раскинулся город мертвых, никогда не знавший солнечного света. Это ужасало, отталкивало, но вместе с тем завораживало. Сладкое щемящее чувство смерти, неотвратимого конца разливалось в душе Эмиля, когда он всматривался в разбитые слепые окна домов, слушал отголоски стремительных шагов и чье-то испуганное сбившееся дыхание.
Редкие прохожие жались к стенам домов, скользя словно тени. Они старательно избегали встречаться друг с другом взглядом, словно стыдились того, во что превратился город. Эмиль ожидал увидеть больше разрушений, но западная часть Инсума практически не пострадала, если не считать разбитых витрин и выбитых дверей. Наверняка, за стенами домов по-прежнему прятались люди, скрываясь в холодных квартирах без света, боясь выдать свое месторасположение. Если бы ему было что терять, он бы к ним присоединился, но теперь это не имело значения.
На мостовой он заметил мертвую лошадь, чей круп был частично обглодан. Она лежала под фонарем в круге света, поэтому была видна издалека. Бродячие собаки затеяли из-за ее протухшего мяса жестокую свару. Револьвер Эмиля был бесполезен против двух десятков разъяренных псов, и агент сделал крюк, обходя их стороной.
Из-за поворота вынырнули двое щуплых подростков, катящих перед собой тачку, наполненную всяким хламом. На плечах у них болтались новенькие охотничьи ружья. Эмиль уступил им дорогу, но ребята, заметив собак, передумали и развернулись обратно. Подросток постарше бросил подозрительный взгляд на Эмиля. Его рука крепче сжала приклад, но подгоняемый товарищем он не стал останавливаться.
Инсум был пропитан злобой и недоверием до самого последнего булыжника на мостовой. Несомненно, для города наступили черные времена. Эмилю хотелось верить, что так было не везде. Отдаленные городки с двумя-тремя тысячами населения могли избежать незавидной участи столицы. Эмиль надеялся, что где-нибудь, хотя бы на далеких фермах люди не уподобились животным. Однако среди агентов ходили неутешительные слухи о массовых самосожжениях в сельской местности. Религиозные фанатики не без успеха подстрекали народ совершить последнюю ошибку в их жизни.
А вот парк практически не изменился… При солнечном свете, он, должно быть, был, как и прежде, довольно милым. Но сейчас, в темноте, в условиях полного отсутствия ветра стволы деревьев напоминали демоническое воинство, застывшее в предвкушении.
Эмиль остановился в нерешительности. Пройти через парк или пробежать? Он жалел, что некому было составить ему компанию. Раньше здесь стоял Митчел. Оставалось только гадать, сумел ли полицейский и его семья выжить. В первую неделю больше всего потерь было среди полиции. Они не были близкими друзьями, но мысль о том, что распухший посиневший труп Митчелла лежит в сточной канаве, вызывала у Эмиля горечь во рту, которую не был способен заглушить и самый большой глоток коньяка.
Сделав несколько шагов, он ощутил, как от деревьев по правую руку разит тлеющими тряпками. Эмиль приподнял повыше лампу, пытаясь разглядеть, что находится за ними. Между поломанных веток он обнаружил обугленный диван, на котором еще можно было различить человеческие останки. Наверное, это был один из жильцов особняка, стоящего рядом с парком.
Это стало последней каплей. Отшатнувшись в отвращении, Эмиль передумал возвращаться домой. Он бы не вынес, если бы обнаружил на полу в прихожей или на кухне еще одно тело, а такую возможность нельзя была исключать. Когда он в последний раз видел Эмму? Он не мог вспомнить. В голове давно перепутались события последних месяцев, реальность сплелась с кошмарами.
Покидая управление, Эмиль надеялся захватить некоторые вещи, но, представив, во что превратился их дом за последние дни, немедленно перешел на другую сторону улицы и пошел в противоположном направлении. Ему хотелось где-нибудь спрятаться, укрыться от жестокой реальности. Ноги сами привели к почтовому отделению. Почтамт практически не пострадал, если не считать витрины, разбитой врезавшимся в нее автомобилем. Эмиль с револьвером наперевес проверил залы, ожидая скорых неприятностей, но его опасения не оправдались, внутри не было ни души. В кабинете начальника отделения лежал развороченный сейф — мародеры уже вынесли все, что хотели.
Сутки, неразделяемые днем и ночью казались бесконечными. Если бы не неумолимое движение часовых стрелок можно было убедить себя, что время застыло навеки. Пытаясь отвлечься от кошмарных видений, Эмиль перенес кресло из кабинета и пристроил его напротив витрины. Теперь он мог наблюдать за улицей, оставаясь невидимым.
Не проходило и двадцати минут, как холод вынуждал агента вставать. Осколки разбитого стекла неприятно хрустели под подошвами туфель, он делал несколько энергичных приседаний, растирал руки и снова возвращался в кресло. Сидя в кромешной тьме, Эмиль прихлебывал из бутылки, намереваясь прикончить коньяк в ближайшие часы. Опьянение сделало его вялым и угрюмым. У него не было какой-то определенной цели, он и сам не смог бы сказать, зачем он по-прежнему цепляется за жизнь, зачем пришел сюда и теперь сидит, смотря сквозь разбитую витрину. Так было до тех пор, пока репродуктор на улице не начал вещание.
