Волки в городе (СИ) - Шаффер Антон (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Пообещав сохранит ему жизнь, мы вынудили его сыграть последнюю партию. Он назначил первую личную встречу оперативникам МНБ с целью якобы передать им очень важную информацию. Там мы убрали всех, в том числе и его самого. Нам пришлось это сделать — на войне как на войне.
После этого ситуация в Ленинграде нормализовалась.
А спустя шесть месяцев подготовки мы осуществили первую акцию, которой заявили о себе на всю страну. Она стала началом почти трехлетней войны, которая завершилась нашей победой.
О ней мне бы хотелось рассказать поподробнее.
К моменту ее проведения мы имели уже более менее дельную боевую организацию. На самом деле вы же понимаете, что понятие «дельности» в данном вопросе весьма и весьма относительное. Что я имею ввиду? Я говорю о том, что никогда не знаешь, готов ли ты полностью к переходу к активным действиям. И никогда не узнаешь, пока не попробуешь. А готовиться можно бесконечно…
Я не устаю повторять мысль Че, высказанную им почти сто лет назад: готовность партизан к боевым действиям зависит от многих факторов и самых различных условий, которые практически трудно учесть. От себя могу добавить: не трудно, а практически невозможно. За три года боевых действий у нас были самые разные ситуации. Иногда казалось, что все просчитано до мелочей, но мы терпели поражение. А в другой раз наоборот казалось, что подготовка крайне слабая, а условия и вовсе не подходящие, но дело заканчивалось нашей блестящей победой!
Итак, весной две тысячи тридцать восьмого года, тринадцатого мая, мы сделали то, что многим казалось тогда невозможным — произвели нападение на одно из элитнейший учебных военных заведений НКСР, в котором готовились самые верные псы режима — Школу национальной безопасности.
Я пытался отговорить Илью от этой идеи, но он был не приклонен. И как обычно оказался прав. Мысль его была проста: Школа — вполне себе достойный символ режима. Те, кто там учится и работает — наши враги. В плане обороны учебное заведение вряд ли сможет предложить что либо достойное.
Я подчеркну, что в этой операции участвовали только волки. Люди начали переходить на нашу строну именно после данной успешной акции.
На рассвете тринадцатого мая группа из ста двадцати волков, хорошо вооруженных и готовых на многое подошла к Школе национальной безопасности, которая располагалась в то время в одном из подмосковных городков, насколько вы помните. Учебное заведение было взято в кольцо. Операцией командовал лично Илья.
Когда прозвучал сигнал, волки бросились в бой. Главные ворота были забросаны гранатами. Часовые с вышек были сняты в те же секунды. Повсюду завыли сирены. Курсантов, которые жили в казармах начали поднимать по тревоге. Но было уже поздно. Стоило волкам ворваться к казармы, как исход дела был, практически, решен. Я сам был в гуще событий, возглавлял один из отрядов. И я отчетливо помню тот момент, когда оказались в помещении. Полуодетые бритые курсанты метались по коридорам, между своих двухъярусных коек, не зная, что им делать. Повсюду разносился ор офицеров, призывающих к порядку. Но порядка не было. Была кровавая грызня….
Увидев нас курсанты окончательно потеряли самообладание. Началась паника. Что они знали о Проекте «В»? Что они знали о волках? Ничего. И вот волки, оскаленные и разъяренные, оказались прямо перед ними…
Я знаю, зарубежная пресса и многие правозащитные организации после критиковали нас за этот штурм. Некоторые даже говорили, что мы в тот день рвали в клочья беззащитных детей. Но нет. Я сейчас еще раз хочу заявить, что это было совсем не так. Беззащитных детей, говорят они? А то, что эти дети с первого курса участвуют в допросах, облавах, арестах, смертных казнях? Нет уж. Их детство заканчивалось ровно тогда, когда они переступали пороги своих казарм. Вот что я хочу сказать!
Мы устроили там кровавую баню. В живых не осталось никого. При этом, оружие старались не использовать — только собственные пасти. Не ради жестокости, а для того, чтобы четко дать понять, с кем власть имеет дело. И нам это удалось.
Потерь среди наших практически не было. Два волка были убиты, несколько ранены. Для такой масштабной акции это был сущий пустяк.
Все прошло молниеносно, счет шел буквально на секунды. Я не преувеличиваю. А потом мы так же быстро ушли обратно в лес.
Режим встал на уши. Мы понимали, что чем жестче будут действия с нашей стороны, тем больше будет звереть сторона противоположная. Но мы действовали по самой жесткой схеме из всех: чем хуже — тем лучше. Вот что мы делали. Мне трудно сейчас в этом признаваться, так как своими действиями мы причинили горе многим людям, многим семьям, которые пострадали от зверских репрессий, волны которых моментально обрушились на население. Но нам только это и было нужно. Именно это. Нам было необходимо, чтобы народ дошел до ручки, озлобился, выпал из своего кокона. И ради этого мы были готовы заставить народ страдать.
Реакция властей не заставила себя долго ждать. Палачи из МНБ начали свое черное дело. По всей стране прокатились массовые казни. Но по всей стране прокатилось и известие о нашей акции.
Вот так и обстояли дела в то время.
Специальный корреспондент еженедельника «Новости Европы» Дж. Даррел. «Мой первый день в России», 14 мая 2038 г.
Москва встретила меня теплым солнцем и холодными взглядами сотрудников национальной безопасности. Враждебность к иностранцам чувствуется здесь уже как только ты сходишь с трапа самолете. Не успел я ступить на русскую землю, как ко мне тут же подошли два товарища в штатском и буквально под руки препроводили в мрачную комнату.
— В чем дело? — спросил я немного возмущенно.
— Не беспокойтесь, господин Даррел, — ответили мне. — Это стандартная процедура.
Стандартная процедура заключалась в банальном обыске. Солдат приволок в комнату мой чемодан, и мне приказали открыть его. Я попытался сопротивляться, заявляя, что это частная собственность, но один из товарищей лишь усмехнулся и сказал:
— Частная собственность, господин Даррел, осталась с той стороны границы. Вы прилетели в нашу страну и подчиняетесь нашему законодательству.
После этого он вытащил из ящика в столе новенький сборник законов и открыл на одной из страниц.
— Вот, ознакомьтесь.
Я отлично владею русским языком, а потому с легкость прочитал нужную статью. Действительно, в ней было прописано, что все иностранцы, прилетающие в СНКР подвергаются личному досмотру. Возразить мне было не чего и пришлось подчиниться. Я открыл чемодан, и они начала копаться в моих вещах.
— Вы ввезли что-нибудь запрещенное? — спросили они меня.
— Нет, — ответил я.
— Включите свой портативный компьютер, — потребовал второй досмотрщик.
Я беспрекословно выполнил его указание. Он начал водить мышкой и открывать папки.
— Что это? — спросил он, открыв одну из них.
Я наклонился к монитору и увидел, что он открыл папку, в которой хранились мои семейные фотографии. Я объяснил офицеру, что это фотографии моих близких.
— Сотрите это при мне, — потребовал он.
— Но разве это запрещено? — возмутился я.
Оказалось, что да. По национал-коммунистическому законодательству в страну иностранцам запрещен ввоз любых фото и видео материалов. С болю в сердце я стер фотографии своих близких. Но на этом кошмар не закончился. Повертев компьютер в руках, офицер задал мне следующий вопрос:
— У вас встроенная видеокамера?
— Да, — еще не подозревая подвоха честно ответил я.
— Это запрещено, — безо всякой интонации сообщил он.
— Но как? — Я был в шоке. — Я же журналист!
— Мы прекрасно знаем, кто вы, господин Даррел, — ответил мне человек. Как журналисту вам разрешен ввоз фотоаппарата, который был заявлен в вашем прошении о въезде в страну. На другие средства фото и видео съемки у вас разрешения нет.
— И что вы предлагаете? — спросил я, опасаясь худшего: конфискации моего компьютера.
