Точка сингулярности - Скаландис Ант (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
У каждого из нас есть такие островки в памяти.
– А у Малина то же самое произошло в Риме, – словно читая мои мысли, проговорил Кедр. – Для него Италия была и оставалась символом Запада и Свободы. Как-то он мне сказал: «Умирать полечу в аэропорт Фьюмичино». Обманул, – грустно добавил Кедр.
Мы уже сидели за столиком в тихом и совсем пустом в этот час французском кафе «Point Chaud» на Майнекештрассе. Кафе было маленьким, скромным, и действительно совсем не берлинским, сразу вспоминался Париж, хотелось называть все блюда по-французски и вдохновенно флиртовать с официанткой. Впрочем, я тут же и обнаружил, что порядком подзабыл освоенный два года назад поверхностно и нахрапом язык Стендаля, Вийона и Рембо. Я даже название кафе, не слишком вдумываясь в смысл, автоматически перевел как «Горячая точка», тут же вздрогнул от столь странной ассоциации и спросил у Кедра:
– А как французы называют «горячие точки»?
– У меня французский – пятый язык, – пожаловался Женька, – наверняка не скажу. А к чему это?
Потом он внезапно понял, улыбнулся и пояснил:
– Кафе-то называется, конечно, «Теплое местечко», но ход твоих мыслей мне понятен, Разгонов. Пора за работу. Горячей точкой скоро станет Москва.
– А здесь можно называть меня настоящим именем?
– Здесь – можно, – кивнул Жуков. – Это наше кафе. Заказ был одновременно паролем, и отзыв меня вполне устроил.
Я тяжко вздохнул: признаться, в последнее время шпионская романтика все больше увлекала меня на страницах собственного романа, и все меньше – в жизни. Но выбора, похоже, опять не оставалось.
Принесли коньяк. Это был добрый «Отар» восьмилетней примерно выдержки, он вполне соответствовал нашему неспешному разговору и своей цене – двенадцать марок за пятьдесят граммов. Кедр именно о таком и мечтал – он не был настоящим гурманом, а я испытал легкое разочарование. Волшебный вкус «Луи XIII-го» до сих пор сохранялся на кончике языка, а дивный аромат продолжал нежно щекотать носоглотку – это и есть знаменитое послевкусие настоящих коллекционных коньяков. А довольно обычный «Отар» безжалостно смывал это удивительное ощущение, как иногда простенький приятный мотивчик заглушает звучащую в памяти гениальную музыку. Однако по-настоящему хороши оказались и салаты, и морепродукты, и горячие закуски. И ко всем этим деликатесам Кедр заказал еще какого-то «Бордо», какого именно, я, конечно, не запомнил, потому что в винах вообще разбираюсь слабо.
– Ну, короче, – начал Жуков, когда пришел в достаточно благостное состояние, – слушай лекцию о международном положении. А положеньице у нас откровенно хреновое. Мы всё надеялись, что на дискетке Базотти (не знаю, почему они стали называть ее дискетой Сиропулоса) будут конкретные инструкции для всей службы. Вот и ждали, пока эту дрянь расшифруют. Кто ж знал, что дело затянется на два с лишним года! Или на двадцать два… На Россию, по большому счету, ребята из Майами давно забили болт. Не такое уж и большое значение, как выяснилось, имеет для всего мира наша с тобой великая родина. Это мы с детства привыкли петь: «Я другой такой страны не знаю!..», а они не другой, они вообще такой страны не знают. И привыкли петь: «Америка, Америка, прекрасная страна!»
Жуков исполнил строчку, картавя по-английски на букве «р».
– Остальные тоже уверены, что самые главные они. Особенно французы, например, или саудовские арабы. Но суть не в этом: Россия в ближайшие годы действительно ничего в мировой политике определять не будет. Наш провал в Москве был, в общем-то, относительно случаен, но восстанавливать столь могучую структуру, как раньше, теперь уже никакого смысла нет. Низовая агентура жива – и ладно. А для влияния на верхний эшелон власти решили использовать МВФ.
– Кого? – не поверил я.
– Международный валютный фонд. Мишель Камдессю, Стэнли Фишер… Впрочем, у главных персон там совсем другие фамилии. Да ты русские программы вообще хоть иногда смотришь?
– Иногда смотрю. Но почему мне никто из вас об этом не рассказывал?
– Ну, брат! Я думал у тебя все-таки аналитический ум, а ты, оказывается, только романы лепить умеешь из наших секретных материалов. «Икс файлз», понимаешь… И обижаешься, что мы новостей не докладываем! Может, тебе еще текущие пароли сообщать, адреса явок, имена ключевых агентов? Сам же мечтал уйти от дел.
Жуков помолчал, а потом серьезно посоветовал:
– Телевизор надо смотреть внимательно. Ты только вслушайся, что они там говорят! Ты обрати внимание, какие щедрые транши отрезаются голодным россиянам, не транши, а просто аристократические траншики, которые забыли маслом помазать, а в тостер их класть нельзя, потому что они там сразу в трубочку свернутся, как бумажный листик.
Хотя французский и был у Кедра пятым языком, но слово tranche, означающее буквально «ломоть», он обыграл очень изящно.
– Представь, – продолжал Женька, – ты покупаешь машину и просишь у друга денег взаймы, а тот – широкой души человек! – субсидирует тебя десятидолларовой бумажкой. Понятно, что после этого машину ты уже не покупаешь, а просто берешь бутылку водки и легкий закусон. Российское правительство поступает примерно также. Экономике от траншей МВФ ни тепло, ни холодно, зато всем, кто оказался около кормушки, есть на что погулять. Полная аналогия с приятелем и машиной, вот только МВФ – это приятель непьющий. От водки они решительно отказываются, вместо этого просят о некоторых небольших услугах. Ну а наши православно-коммунистические братья по разуму и рады стараться, потому что уже веселые все. Вот, примерно так мы и влияем на процесс.
Я хотел ему сказать, что он опять шутит, но передумал, решив обмозговать всю эту странную информацию на досуге. Кедр меж тем рассказывал дальше:
– Жаль, если ты не слышал, когда, выступая в телевизоре, хитрый друг Гайдара и Чубайса великий эконом Джеффри Сакс косил под дурачка. Он убедительно и ядовито критиковал экономическую политику МВФ в России – все каналы это показывали. Ушлый Джеффри не мог не знать, что ничего экономического в этой политике вообще не было. А с другой стороны, трудно с ним не согласиться. Финансисты уже крупно напортачили. Наверно, мы все-таки оставили в этой структуре не лучших своих спецов, вот все и пошло наперекосяк. А теперь, брат, поздно боржоми пить… Впрочем, если всерьез, печень еще не отвалилась, просто коней на переправе не меняют… Ты хоть слышал, что с января Чубайс устраивает деноминацию рубля, то есть убирает три нуля на деньгах. Это полнейшее безумие. Платан им еще летом сказал, прикинув на компьютере буквально за полчаса: рубль надо ронять к Новому году. Несильно, но ронять, так чтобы к лету девяносто восьмого доллар дошел до десяти тысяч, пусть даже до пятнадцати, главное, чтобы постепенно. Но они там все уперлись рогом, вообразили, что у них сказочный экономический взлет, как в Южной Корее или Мексике. И вот тебе пожалуйста – уже собираются культурно менять деньги и обратно осчастливить народ копейками. Мы с Платаном хотели заняться московскими делами вплотную, но тут начались обломы в Азии, один за другим, мы почти потеряли контроль над Японией и Китаем. Стало действительно не до России. И я уже боюсь думать, чем это может кончиться.
– Мировой войной? Экологической катастрофой? – в ужасе спросил я.
– Беда с вами, фантастами, – вздохнул Кедр,– одна киношная ахинея в голове. Какая, к черту, война! Это кончится скорее всего внутренней катастрофой самой России, выпадением ее из мировой экономики, да и из политики тоже. Рассыплется некогда великая Русь на много маленьких княжеств, а экономически благополучные соседи растащат их на зоны влияния. И все будет тихо, мирно, только грустно…
Я сидел в уютном французском кафе в центре Западного Берлина запивал легким белым вином изысканный салат из мидий с карамболем, арабским сладким луком, авокадо и шпинатом, и перспектива распада российской империи на восемьдесят девять (или сколько их там?) удельных княжеств (они же субъекты федерации) очень мало меня расстраивала. Патриотом-державником я с самого детства себя не ощущал, и единственное, что всегда казалось важным, так это благополучие конкретных людей. Название страны при этом – дело десятое. И еще беспокоило меня мое собственное благополучие. Вот я и спросил:
