Футарк. Третий атт (СИ) - Измайлова Кира Алиевна (мир книг TXT) 📗
— Повезло парню… — покачал головой точильщик. — Чудеса прямо.
— Чудеса, не чудеса, — проворчал Пинкерсон, застегивая наручники на Ламберте, — а проверить надо. Постой-ка тут, парень, да не вздумай бежать, ясно?
С этими словами он подобрал миску. Уронил ее Ламберт удачно — на дне осталось еще предостаточно гущи. Жижа, как я понял, отправилась куда-то в недра многослойного тряпья.
— Отправлю в Лондон, в лабораторию, — сказал инспектор. — Пускай узнают, что там. Это для вашего же блага, мисс Тертли! — повысил он голос, видя, что старушка хочет возразить. — Вам же не нужны гнусные сплетни? Кто-то ведь может и поверить этому бродяге.
— Да, уж больно он складно рассказывает, — подтвердил точильщик. — Будто и впрямь там побывал и с кошкой разговаривал.
— Мяу, — подтвердила кошка, и все дружно обернулись.
Посреди тротуара сидела серо-полосатая кошка. На лбу у нее полоски складывались в отчетливо различимую букву «М».
Убедившись, что все мы хорошо ее разглядели, кошка уверенно направилась к мисс Тертли, а та вдруг попятилась, отмахиваясь от нее обеими руками:
— Сгинь! Сгинь, пропади! Ты же сдохла! Сдохла!
— У кошек девять жизней, — замогильным голосом произнес я, решив, что мое выступление этот спектакль уже не испортит. — Это все знают, но не всем известно, что не каждой кошке позволено продолжить прежнюю земную жизнь…
— О чем это вы, мистер? — с интересом спросила Ханна.
— Эта кошка заслужила возвращение, — серьезно сказал я, — тем, что позаботилась о душах умерших бродяг. Проводила их туда, откуда нет возврата. Они умерли без покаяния и причастия, в одиночестве, в страшных мучениях, на лютом морозе, не в силах даже позвать на помощь… разве эти люди заслужили такой смерти?
С лютым морозом я переборщил, каюсь, но на общем фоне это такие мелочи!
— Да разве ж это люди?! — завизжала вдруг мисс Тертли, брызгая слюной. — Висельники, все как есть висельники! Грязные, вшивые, вонючие пьяницы и развратники! Каторжники! Посмотрите на него, — она ткнула скрюченным пальцем в Ламберта, — разве это человек? Он хуже животного, хуже моей Эбби!
Кошка, вылизывавшая лапку, посмотрела на нее с недоумением.
— Когда видишь на белом снегу этакую пакость, так и хочется раздавить гадину, чтобы не было больше этой грязи! Чтобы не ходили, не дышали одним с тобой воздухом, чтобы… чтобы сдохли поскорее! А если не торопятся, так можно и помочь… — выдала наконец мисс Тертли и замолкла, тяжело дыша.
Молчали и столпившиеся люди.
— Мистер Кин, — нарушил тишину Пинкерсон, — как вы догадались?..
— Догадки в таком деле не подмога, — зловеще произнес я. — Вы сами знаете, что никаких улик не было. Но интуиция… о, интуиция подсказала мне, что дело нечисто, а дух кошки лишь убедил в этом. Но я все еще колебался, не в силах поверить…
— И что вы сделали? — любопытно спросил Фил.
— Я совершил то, что должен был сделать уже давно, — сурово произнес я и заложил руку за отворот пальто. — Я посоветовался со своим внутренним кактусом и убедился, что за убийствами стоит… мисс Тертли!
С этими словами я указал на нее обличающим жестом. На руке моей красовался сеньор Кактус, старательно сшитый Мэри. У него были блестящие черные глазки-пуговицы, сурово сдвинутые щетинистые брови, лихо закрученные усы из той же щетины, кожаная портупея, преизрядно иголок и замечательное красное сомбреро.
Эффект был велик: мисс Тертли взвизгнула не своим голосом и с неожиданной для такого возраста прытью отскочила назад.
— Что, правда глаза колет? — поинтересовалась из-под моего локтя Оскар.
— Мисс Тертли, — откашлявшись, произнес Пинкерсон. — Следует ли понимать ваши слова, как признание в покушении на убийство этого человека?
— Я… я… да что вы, конечно же, нет… — забормотала она, дико оглядываясь. — Я просто сказала, что думала… Разве кто-то любит бродяг? От них одни беды, ходят, воруют, пристают к женщинам… убить могут…. Разве плохо, если их станет меньше? Если… если кто-нибудь из них просто приляжет отдохнуть… и не проснется? Заснет и не проснется… тихо и мирно… И никто не узнает… Всем же станет лучше, правда?
— Я полагаю, этот разговор лучше продолжить в участке, — после паузы произнес Пинкерсон. — Мне нужно, чтобы двое человек отправились со мной. Вы всё слышали, верно?
— Я могу, мистер, — вызвался точильщик, — все равно пока работы нет.
— И я, — добавила женщина в полосатой шали. — Поди ж ты… А я удивлялась, с чего это вдруг Тертли в благотворительность ударилась, если сама с хлеба на воду перебивается?
— Мы тоже можем пойти, — предложил мужчина с бакенбардами, а его спутница кивнула.
— Хорошо, — сдался Пинкерсон, поняв, что отделаться от очевидцев не удастся. — Гм… мистер Кин, вас не затруднит присмотреть за этим молодым человеком. А то как бы не удрал…
— Он же в наручниках, — напомнил я.
— Ну так я сниму, — прошипел Пинкерсон.
— Я сам сниму, они мне велики, — таким же шепотом ответил Ламберт и сунул ему наручники, а громко добавил: — Никуда я не побегу, зачем мне? В участке тепло, чего ж не посидеть маленько, пока суд да дело?
И тут представил, что скажет суперинтендант Таусенд, услышав о деле отравительницы, раскрытом благодаря дохлой кошке, моей фантазии и актерским талантам Ламберта… Лучше бы не представлял, право слово!
Кстати о талантах…
— Ламберт, пс-с-ст, — шепнул я ему на ухо.
— Что?
— Ус… — прошипел я едва слышно. — Отклеился…
Он вытаращил глаза и закрыл лицо обеими руками. Н-да, должно быть, мыльная пена виновата. Или старательный Пинкерсон. Или клей скверный попался, на морозе не держит. Но вроде бы никто ничего не заметил, и на том спасибо!
Я оглянулся: кошке наскучило сидеть на тротуаре, она вспрыгнула на ограду и смотрела нам вслед.
— Интересно, — вслух подумал я, — это та самая кошка или нет?
— Мяу, — насмешливо ответила она.
И понимай, как хочешь: то ли «мало ли похожих кошек в Блумтауне», то ли «у нас девять жизней, забыл?». Ну правда, может, она съела совсем мало, глубоко уснула — а мисс Тертли явно использовала снотворное, а не яд, — а потом очнулась и вернулась домой. Какая, в самом деле, разница?
— Ну и зачем вы устроили этот балаган? — спросил меня Таусенд, когда мы повстречались возле церкви.
Я, как добропорядочный джентльмен, явился на рождественскую службу. Правда, тетушка Мейбл меня демонстративно проигнорировала, полковник Стивенсон тоже (выразительным взглядом дав понять, что он со мной совершенно согласен, но возразить супруге не может), поэтому я присоединился к Таусендам. Разумеется, это не укрылось от бдительной общественности, снова послышались шепотки.
— Исключительно по велению своего внутреннего кактуса, — невозмутимо ответил я, отогнув борт пальто: сеньор Кактус помещался у меня за пазухой.
— Ну что за ребячество, право слово, — проворчала миссис Таусенд, но, я видел, хихикнула в кружевной платок.
— В моем возрасте, полагаю, джентльмен уже может позволить себе небольшие чудачества, — серьезно ответил я. — Тем более, наш маленький спектакль ведь увенчался успехом?
— О да, — вздохнул Таусенд. — Начальство так аплодировало, что овациями меня едва не вынесло из кресла суперинтенданта, а Пинкерсона — вовсе из полиции. С волчьим билетом.
— О… — только и смог я произнести. — Но вы…
— Отбился, разумеется, за кого вы меня принимаете? Взял всё на себя, выдержал громы и молнии, а в итоге еще и выбил премию Пинкерсону за расследование череды смертей и выявление опасной преступницы. Как знать, вдруг с бродяг она переключилась бы на любителей выпивки? Или принялась бы угощать конфетами детей?
— Полагаю, мисс Тертли направили туда же, куда и миссис Дэвис?
— Совершенно верно. К слову, именно у миссис Дэвис она и научилась стряпать это сонное зелье.
— Что-то у нас тут просто клуб отравительниц, — вздохнула миссис Таусенд. — И, Виктор, миссис Ходжкин была соседкой миссис Дэвис, имейте в виду.
