Криптограф - Хилл Тобиас (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

— Натан, его сын.

— А. Ну, я не в курсе. — Он склоняется к ней. — Это не ваша вина. Вы так много знаете о нем, да? Из-за этого трудно разобраться, с чего начинать. Правда, очень трудно, — говорит он, и, отодвигаясь, все-таки берет стакан с чаем и допивает.

Серый цвет, как у Кеннеди. Она не помнит, где впервые услышала это о Джоне. Она бы сама не додумалась, образ американского президента, убитого за двадцать лет до ее рождения, но слова запомнились — услышанные однажды, оказались правдой. Нависшие веки над внешними уголками глаз, насмешливые, когда он серьезен, серьезные, когда улыбается. Глаза лукаво прищурены. Глубоко посажены, истерзаны усталостью.

Теперь он снова напоминает ей Кеннеди. Она вспоминает, где находилась, когда услышала, что его деньги взломаны, что делала, когда узнала новость о его исчезновении. Мгновения Кеннеди. И если его найдут, где это случится, когда и как. Будут и другие вещи, которые она не сможет забыть. Его жизнь теперь неизбежна, как ее собственная.

На Понт-стрит она поднимает голову: чуть не свернула на улицу с односторонним движением. Ведет машину, как в тумане, потерявшись в сомнениях, не зная, куда едет и зачем.

Надо остановиться. Ладони скользят по рулю, она ищет место для парковки. Вдоль обочины двойная красная линия, парковка запрещена, и Анна сворачивает в переулок, паркуется у грязного тротуара между служебными входами. Над головой гудят и пыхтят вытяжки. В сумке сигареты, и она машинально тянется за ними, будто всегда в них нуждалась.

Разведен. То есть вы не знаете. А она не знает. За три месяца расследования ей это и в голову не приходило. Ей должны были сказать. Они должны были сказать ей. Она с раздражением вспоминает бухгалтера, Немовелян, в залах «СофтМарк». Что ж. Надо было прислать инспектора категории А1. Безразлично, будто ничего и не сказала.

Как же она это пропустила, как можно быть такой тупой? Но она знает, как. Ей лгали — пускай по оплошности, погребли правду в груде фактов. Потому что она хотела верить Джону, потому что он внушал доверие. И, прежде всего потому, что она забыла правила налоговых инспекторов. Предпочла о них забыть. Никогда не доверяй клиенту. Информация — главное оружие инспектора.

Она качает головой. Сигарета в пальцах превращается в пепел. Запертый воздух пропах дымом, словно лекарствами или инсектицидами. Она заводит мотор, прогревает. Разворачивается на пятачке.

Гнусная ночь, холодная и сырая, во всем доме ни одного теплого уголка. Она работает допоздна, не желая останавливаться, щурясь на выдохшийся монитор. Наказывая себя, и без всякого сожаления. После всего, что случилось, она не жалеет себя.

Она ищет слухи, взвешивает, сохраняет на диске все, что хоть отдаленно похоже на факты. Теории множатся и скрещиваются, заимствуют друг у друга детали и глубину, кочуя с сайта на сайт профессионалов, любителей, заговорщиков.

Вот его находят мертвым в Канаде, останки прибило к северному берегу пролива Гудзон. Вот он снова жив, в Японии, его мельком видели на мосту через Внутреннее море. На почетном первом месте — ранние свидетельства, будто чем старше факты, тем больше им можно верить; их подтверждают истории, что родились вслед за ними. Документы и фотографии изгоев и знаменитостей. «Джона Лоу и Элвиса Пресли видели в Сардах, Пенсильвания». «Джон Лоу и его жена едят мертвецов». «Джон Лоу живет под землей на Марсе».

Она клюет носом, глаза сами собой закрываются. В немытой чашке остывает кофе. Она просыпается дрожа, холодный пот на лбу, на груди, она не имеет понятия, сколько ночь тянулась без нее.

На экране заставка скринсейвера. Анна касается клавиш, возникает окно браузера. Она заснула перед любительской фотогалереей Джона.

На странице лишь три фотографии. Анна знает их все. Джону четырнадцать, стоит мрачный на фоне отделения социальной реабилитации, предвкушением собственного сына. В двадцать, на частном аэродроме, холеный и уверенный, точно атлет. В тридцать пять, во фраке на фоне ночи.

Она жмет на последнюю. Картинка медленно заполняет экран. Самая известная из трех. Изображение публиковали везде в новостях об исчезновении. Ничего интересного. Но фотография хорошая, замысел профессионален. Поэтому она всегда нравилась Анне. Как Джона поймали вполоборота, врасплох, всего на миг. Раздражение только зарождается в глазах.

И пока его нет, он счастлив. Это ей нравится больше всего. Во плоти она такого не видела. Ни малейшего напряжения в лице.

Она склоняется ближе. Деревья, точно такие, как она помнит. Край облака в ночном небе. Холодно, в воздухе видно дыхание. Какая-то причуда фотографии размыла факелы. Странно, думает она. Единственный изъян на картинке, остальное снято прекрасно. Освещение неуместное, блеклое, блуждает за деревьями. Облака видны, лишь, когда огни выхватывают их кромку.

Она просыпается. Хмурится. Правой кнопкой на фотографию, отмотать вниз до ярлыка с увеличительным стеклом. Фото мерцает и вновь заполняет экран, вдвое крупнее, разрешение меньше, монитор обрамляет лицо Джона и его дыхание. Она тянет картинку вниз, пока Джон не пропадает вовсе.

Темень почти непроницаемая. Всего один просвет между облаками. Оттуда сочится свет. Не отраженный снизу, не блик от камеры. Никаких трюков. Цвета — красный, обескровленный до розового, тонкая завеса бледной электрической зелени — не в фокусе, но не бесформенные. В хмуром небе прячутся столбы света, огромные, как облака.

Дождь бормочет за стенами. У нее болят глаза — она знает, скоро боль захватит голову. Она сохраняет изображение, выключает компьютер. Отодвигается.

Просыпается одеревеневшая, в пальцах тупая пульсация от клавиатуры. Некоторое время сидит на кровати, опершись на руки, склонив голову, сон уходит, как похмелье. Снаружи мир зеленеет под ясным небом, газоны и последние листья на деревьях тяжелые, сочные, будто вернулось лето.

Она бредет вниз. Забыла включить радио на ночь, и в кои-то веки дом погружен в тишину. На кухонном столе — ночной кофе, там, где она его забыла, покрыт радужной пленкой.

Она выливает остатки из чашки, варит свежий кофе, включает новости. Два эксперта обсуждают лорда Лукана и пластическую хирургию. Голоса тихие, ровные. Умиротворяющие, словно прогноз погоды. Можно не слушать, и так понятно, что в итоге заговорят о Джоне. Целыми днями больше ни о чем не говорят. После исчезновения он стал еще популярнее. Будто часть ее жизни оказалась на виду, будто на нее каким-то образом смотрят личности, что всегда остаются в тени. Она не забыла — не позволила себе забыть, — что этого однажды и пожелала. Не подумав. Я хочу перестать наблюдать. Я бы предпочла, чтобы наблюдали за мной.

— И другие новости: первые судебные иски к Джону Лоу поданы в семи городах Японии. Гражданские иски против Лоу и «СофтМарк», компании, несущей ответственность за СофтГолд, грозят в ближайшие недели вылиться в тысячи подобных исков, и британские суды готовятся…

Она так и не купила новый холодильник. Все эти недели питается едой на вынос, холодной утром, горячей по ночам, ест одно и то же дважды в день, в доме скопились коробки — хрупкие, тошнотворные, — и они угнетают ее. Теперь вместо них фрукты, каждый дороже, чем она может себе позволить, и на удивление дешевые пирожные из еврейской лавки на Лоуэр-Марш. Утка и грецкие орехи, соленая рыба и зеленые манго.

Она приглушает радио, заворачивает два пирога в бумагу, берет с собой в машину и съедает по дороге, на восток к Вестминстеру и дальше.

Оба города снова изменились. Чудной праздник увядает. Один магазин из двух или трех еще закрыт щитами или решетками. Людно, как всегда, но толпы теперь собираются в странных местах, будто потеряли природный инстинкт навигации. Центральные улицы пусты, но Гайд-Парк битком набит зеваками, неумолимо терпеливыми под деревьями. Анна не понимает, чего они ждут. Когда кто-нибудь что-нибудь скажет, когда что-нибудь случится.