На закат от Мангазеи (СИ) - Че Сергей (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .TXT) 📗
- Боятся меня, - сказала она. – Колдовские листья запалили, к священному столбу привязали. В надежде, что это меня удержит. Даже подойти пугаются. Ладно, хоть прислужница у них есть, бабка из самоедов. Не боится. Поит, кормит, убирает. А то бы совсем плохо было.
Голос ее был тих и безучастен.
- Они думают, что ты ведьма, - сказал Макарин.
Она усмехнулась.
- Может, они и правы. Я сама себе иногда ведьмой кажусь. Мало во мне от простой покорной бабы.
- Непокорные бабы бывают разные. Не все из них ведьмы. И уж точно не все режут мужиков направо и налево. Зачем ты пырнула ножом Шубина перед тем как сбежать?
Иринья медленно опустила веки. Только сейчас, вблизи, стало ясно, насколько она была изможденной.
- Не знаю. Не помню этого. Словно в пелене все, что было. Тот ублюдок… Разбой, что меня испугался. Его слова.
- Возможно, он что-то перепутал.
Иринья скривилась.
- Может и перепутал. А может и впрямь видел что-то. Видел, как меня… Но это же невозможно, дьяк! Хорушка не мог!
- Твой Хорушка все мог. И ты это знаешь.
Иринья замолчала, глядя себе под ноги и кусая губы.
- Что ты еще помнишь? – спросил Макарин.
- Почти ничего. Помню, как прыгала вниз. Помню, как бежала. А зачем, почему, что было до этого… Шубин хоть жив остался?
- Кто его знает. На ногах вроде держался… А как добежала до леса и как стояла на его опушке помнишь? И кто стоял перед тобой?
Иринья резко подняла голову и пристально глянула в лицо Макарину.
- Если даже ты что-то видел, дьяк, это не значит, что это было на самом деле. И тем более это не значит, что ты понимаешь, что ты видел.
- Я привык верить собственным глазам.
- Здесь лучше забыть про эту привычку. Тебе кажется одно, а на деле это совсем другое.
- Если не верить глазам, тогда чему же верить?
- Верь тому, что считаешь правильным. В этом и состоит настоящая вера.
- Удобная позиция. Только вот как понять, что правильно, а что нет, если не понимаешь, что вокруг происходит? Пропавшие идолы, спящие по году бабы, дикарские легенды, теперь вот чудище из леса.
- Никакое это не чудище, - пробормотала Иринья.
- А кто ж тогда?
Иринья помолчала, прикусив растрескавшуюся от жажды нижнюю губу. Снаружи донеслись звуки лютни и хрипловатый голос Саргута стал громко выводить что-то заунывное.
- Неважно, - сказала. – Лучше пить подай. Вон бадейка у стены, с ковшиком.
Макарин набрал воды из деревянного ведра, поднес ковш к ее губам. Иринья жадно выпила, обливаясь и захлебываясь.
- Это тот, кто поможет мне найти отца, - сказала она, отдышавшись. – Если тебе нужен караван, ты будешь делать, что я скажу. Без меня тебе его не найти.
- Больно много на себя берешь, - тихо отчеканил Макарин. – Не забывай, кто я, а кто ты.
- Э, дьяк, - усмехнулась девка, - Можешь забыть здесь про свои чины и должности. В лесу да пустошах они ничего не значат. Это тебе не Москва. Хочешь караван отыскать – слушай. Не хочешь – не заставляю.
- Ты не в том положении, чтобы указывать. Сгниешь тут в сарае, никто и не узнает.
- Ничего ты, дьяк, не знаешь о моем положении, - сверкнула она глазами. – Не ты, так другие мне помогут. Но тогда этим другим и идол достанется. А ты можешь ползти домой, не выполнив задания, как побитая собака.
Красная пелена вдруг нахлынула перед глазами, гнев поднялся из темных глубин, чего с Макариным уже давно не бывало. Он схватил наглую девку за горло, прижал к столбу, поднимая вверх, слыша, как она хрипит и чувствуя, как сотрясается под его пальцами яремная вена.
- О, а ты действительно любишь делать бабам больно, а, дьяк? – просипела Иринья. – Тебе это нравится? Власть чувствовать?
Ее тело изгибалось у столба, мягкое и податливое. И без того рваная ткань совсем разошлась, обнажив высокие полные груди с розовыми девичьими сосками. Макарин было отшатнулся, убрав руку с ее горла, но почувствовал, как расходятся под его коленом ее бедра. Волна желания смыла все, разум, мысли, весь мир, он впился ртом в ее пухлые сладкие губы, срывая обеими руками остатки одежды с ее тела. Мешали веревки, и он судорожно рванул их, услышав, как она пискнула от боли, развязал, скинул их на пол вместе с ее хламидой и собственным кафтаном. Теплые шелковистые бедра задрожали под его ладонями, когда он резко развел их в стороны, подхватил ее, поднял, прижал спиной к столбу. Ее широко раскрытые глаза цвета чистой голубой воды были теперь так близко, что он тонул в них, словно в огромных глубоких озерах, но и они пропали, как только он резким толчком вошел в нее. Ее дрожащие ресницы, ее выступивший румянец, прядь светлых волос, ее поднятые и привязанные к столбу руки, все вокруг заволокло сладкой пеленой, а он все вбивал и вбивал в нее свой затвердевший до боли кол, глубже и глубже, стараясь разодрать, сделать ей тоже больно, так больно, чтобы она визжала и молила, но видел лишь как ее приоткрытый от страсти рот изгибается в довольной улыбке, и тогда в его голове не осталось больше ничего, кроме навязчивой мысли о столбе, выдержал бы он, не упал бы, ведь он поддается, поддается с каждым ее стоном, и скоро рухнет на землю, вместе с ним, вместе с ней, рухнет с таким грохотом, что сбегутся все окрестные канасгеты.
Столб выдержал.
Она долго не отпускала Макарина, обхватив дрожащими ляжками его чресла, закрыв глаза и затаив дыхание. Потом наконец обмякла и улыбнулась.
- Наверно, это была твоя мечта, дьяк? Привязанная к столбу голая молодая девка? А?
Он что-то буркнул невнятное, нагнулся, подбирая одежду, кое-как накинул рваную хламиду на ее гладкое и еще горячее тело.
- Какой ты заботливый, - издевательски прошептала Иринья. – А мысль развязать мне руки тебе в голову не приходит?
- Нельзя, - прохрипел он. – Канасгеты вокруг. Не сбежать.
- Знаю, любовь моя, - от ее нежного воркующего голоса внутри все задрожало. – Я пошутила.
Снаружи все также бренчал и подвывал Саргут.
- Я вытащу тебя отсюда, - пообещал Макарин потому что должен был это пообещать.
- Не сомневаюсь, - улыбнулась Иринья. – Камень у тебя?
Макарин кивнул.
- Покажи.
Он достал из потайного кармана сверток с камнем, развернул.
- Поднеси его ко мне ближе, я должна рассмотреть.
Камень был таким холодным, что жег ладонь даже сквозь тряпку, будто его только что достали из ледяного погреба. Внутри него, в глубокой темноте, ярко вспыхивали зеленые сполохи от пробивающихся через окошки солнечных лучей. Иринья смотрела на него долго, внимательно, и Макарину вдруг показалось, что ее глаза побелели. Потом она нахмурилась.
- Времени у нас действительно мало. Знаешь, что это за камень?
- Нет. Ты так и не сказала.
- Я сама не знала. До вчерашнего дня. А вчера как нахлынуло на меня что-то. То ли воспоминания, то ли что другое. Не понимаю я, как. И не пытай меня по этому поводу. Думала, что папашина безделушка, любил он дарить такие. То камень какой, то браслетик с колечком…
Она замолчала, будто пытаясь что-то вспомнить.
- Это глаз, дьяк. Глаз того самого идола, что все в округе так усиленно ищут. Не знаю, то ли папаня его сам отковырял. То ли он уже был таким… отдельным. Неважно. Важно то, что его тянет к идолу. Не знаю, как. Он должен быть вместе с ним, должен быть его частью. Поэтому он тащит своего носителя все дальше и дальше. Он приснился мне еще на шубинской заимке, и я тут же побежала его доставать. Потом он заставил меня сбежать от вас и прийти на опушку леса. А сегодня он заставил тебя прийти ко мне.
- Глупость, - возразил Макарин. – Камни не могут заставлять. Ни тебя, ни меня. Я бы и без него пришел.
- Зачем?
Макарин не нашелся, что ответить. Конечно, он понимал, что без Ириньи не продвинется в своем деле. Но был ли это весь ответ на вопрос «зачем», в этом он уже не был так уверен.
- Когда тебя послал сюда этот толстый канасгет, ты мог отказаться, - сказала она. - Но ты не отказался. Неважно, можешь в это не верить. Этот камень – единственное, что может помочь нам найти отца и его проклятый идол. Поэтому он и нужен всем этим дикарям, что ярганам, что канасгетам. Может и еще кому нужен. Слухи по всему северу разлетелись. И времени чем дальше, тем меньше. Запомни, он не должен попасть в чужие руки.
