Детектив Марк Вентура (СИ) - Фиреон Михаил (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
— Рисуйте Давид — услышали они за спиной, мягкий, но при этом холодный и властный совет герцогини, грохот доспехов и колодок. Гвардейцы уже готовили к казни первого приговоренного к смерти мужеложца уличенного в неоднократном растлении детей.
Стемнело. По всему зданию полицейской комендатуры басами сквозь стены пробивались аккорды рояля. Начальник отдела Нераскрытых Дел, Валентин Тралле сидел за клавишами инструмента. За распахнутыми окнами расцветала огнями магических фейерверков праздничная ночь. В полицейском доме было шумно и людно, из коридора второго этажа слышались голоса, гремели шаги, хлопали двери кабинетов. На плацу горели огни, кучера ожидали распоряжений развозить по постам пересмену. Кушали под навесом летней столовой, выжидающе смотрели в, расцвеченную сполохами со свистом взлетающих в небо потешных огней, звездную ночную темноту жандармы и полицейские. С проспекта доносились бравурные звуки музыки и веселые пьяные крики: город гулял и пел. Река мерцала огнями прогулочных лодок. На южном берегу Керны, на набережной, перед корпусом Университета горели костры, вокруг них стояли, сидели люди, ходили на ходулях акробаты, жонглировали факелами, вертели потешные огни, развлекали публику циркачи.
На втором этаже отдела Нераскрытых Дел нес вахту Фанкиль, читал книгу, иногда смотрел в раскрытое окно. В кресле у жарко растопленного очага на толстом походном плаще лейтенанта Турко спал кот Дезмонд. Отсветы пламени плясали на стенах и потолке, отражались в зеркале у стола дежурного, загадочно мерцали в хвостах падающих звезд на картине.
Инспектор исполнял на рояле полонез, то самое сложное, одновременно печальное и красивое произведение, что было написано всего несколько лет назад известным композитором, но уже успело заслужить признание не только критиков по всему Северному Королевству, но и восхищение слушателей и исполнителей. Впервые услышав его, инспектор даже пошел и купил ноты чтобы выучить их. Этот вдохновенный, торжественный и грустный мотив наполнял души людей чувством чего-то таинственного и мистического, словно пробуждая в них ту самую тоску человеческого сердца по утерянному совершенству, когда Господь Бог изгнал из рая осквернивших себя грехопадением Адама и Еву, сделал их смертными и поселил на земле, отдав во власть падших духов и темных мирских страстей.
Это сложное произведение инспектор выучил целиком всего за несколько дней. Исполнял его наизусть, проникновенно, вслушиваясь в каждый звук, наслаждаясь, проигрывал каждый аккорд и переход, а в какой-то момент даже прикрыл глаза и играл вслепую, пока не почувствовал, что в темном зале он не один.
Она тихо вошла, бесшумно и легко, как тень от расцвечивающих небо над рекой фейерверков, шагнула в сумрачную, наполненную музыкой и огнями ночи за окном темноту. И, быть может именно за их беспокойным треском, он не заметил ее, не прекратил игру, не взял с крышки лежащий всегда наготове под рукой пистолет.
Она тихо прикрыла за собой дверь с лестницы, также неслышно ступая по половицам подошла к роялю, положила на крышку огромный букет, составленный из алых, желтых и белых роз, что принесла с собой. Остановилась у окна. Облокотилась о подоконник, замерла, глядя в темноту на реку.
— Ты пришла — только и сказал он, не отрывая рук от клавиш. По его насупленному, грубому и недоверчивому лицу скользнула несмелая улыбка. Косая, немного фальшивая и печальная от того, что он привык грозно кривиться, чтобы перед начальством иметь всегда серьезный, готовый к действию, вид, озарила вечно хмурое, напряженное, лицо начальника отдела Нераскрытых Дел.
— Пришла — кивнула гостья, шагнула от окна, развернулась, сделала по залу несколько шагов. Хельга Тралле была меньше громадного и плечистого полицейского на две головы и, когда он сидел, а она стояла, облокотившись о крышку рояля, положив подбородок на локти, их глаза были почти что вровень. Его карие с зеленым, всегда по привычке настороженные и недружелюбные и ее темно-серые. Внимательные, холодные и пронзительные, как пасмурное небо над Гиртой, когда идет холодный октябрьский ливень.
— Сколько лет прошло. Семнадцать. А ничего не изменилось — ворчливо ответил он, покачал головой, произнес медленно, словно наслаждаясь чем-то далеким, давно ушедшим из его жизни, отчего остались только обрывки радостных и печальных одновременно воспоминаний и те больше похожие на фантазии, которые он сам себе придумал, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество — как тогда. Пришла, сказала, что ты теперь самая главная, куратор полиции, советник безопасности Гирты. И за все эти годы ни постарела ни на минуту, ничуть не изменилась.
— Я же Алая Ведьма, которая пьет человеческую кровь — ее губы чуть дернулись, словно в улыбке. Подвинув стул, она подсела к инспектору. Облокотилась о крышку рояля, положила подбородок на ладонь. Длинные и прямые золотисто-белые волосы рассыпались по ее плечу. В глазах читались внимание, забота и волнение.
— Ты тоже несильно постарел — сказала она, едва сдерживая улыбку — только седины прибавилось в косе.
— Это еще со Смуты. Зато, в отличии от тебя, не вырос даже до полковника — развел руками Валентин Тралле и прекратил игру — раз тебе дали такие полномочия, могла бы сделать меня хотя бы комендантом района, как Фаскотте или Тиргоффа. Как Абелард свою Сигне майором. Жалко что ли? Нет же, и как будто ничего и не было.
— Да — согласилась она как будто совершенно серьезно — и год за годом ты как всегда в праздничную ночь за роялем в отделе.
— Вон все гуляют, а мне что нельзя? — надулся, передернул плечами, отпил из фужера что стоял рядом на подоконнике, инспектор — да и куда мне еще идти… К Борису с Гонзолле? Чего еще хорошего твоими стараниями, кроме музыки, осталось в моей жизни? Или мне, как Абеларду, начать пить запоем, играть в карты, или скакать по полю на коне, завести себе молодую помощницу и гонять с ней чаи по кабинетам? Или может ты все-таки откроешь мне, зачем нужна вся эта дрянь вокруг, и что все это великий хитрый план, который рано или поздно все-таки закончится нашей победой?
— Таким романтикам как ты не место в полковниках. А в комендантах тебя через неделю Август отправит под трибунал и голову на забор повесит. И как мне надо будет поступить?
— Хотя бы жалование повысь — возразил полицейский и продемонстрировал стоящие на подоконнике, как будто заготовленные заранее бутылки и два фужера — будешь пить?
— Пожалуй — кивнула она и прибавила — с кем собрался праздновать вечер?
— Какая тебе разница? — смутился, спросил инспектор, в его голосе чувствовались те особенные обида и досада, какие можно испытывать только к по-настоящему близкому другу. Инспектор Тралле протянул руку, взял бутылку, продавил пробку, скривившись лицом, с усилием и болью вырвал застрявший указательный палец обратно из горлышка.
Хельга Тралле сидела, облокотившись о рояль, смотрела на него, пока он наполнял фужеры. В зале и на всем третьем этаже было темно. Инспектор с вечера не зажег ни газовых рожков ни свечей. Отблеск фейерверка за окном отразился в стекле фужера в его руке. В блестящих нитях вышивки одеяний гостьи, в золоте ее волос. Хельга Тралле приняла кубок, отсалютовала инспектору. Но не как герцогу Булле, формально и торжественно, а мягко, поведя рукой совсем чуть-чуть, чтобы только наметить жест. Инспектор Тралле кивнул. Они стукнулись фужерами и выпили. Воцарилось неловкое молчание.
Они стояли у рояля в темноте, смотрели друг на друга. С реки доносилась музыка. Отдыхающие развлекались в лодках. Кто-то с веселыми, пьяными выкриками и плеском плавал в водах Керны. Гремели хлопушки, смеялись девицы.
— Хочешь, сыграю «Августовскую ночь»? — залпом выпив свое вино, спросил, улыбнулся уже чуть более по-настоящему инспектор.
— Как в тот самый вечер — кивнула Хельга Тралле и отставила фужер, готовясь к танцу, распустила верхнюю завязку мантии, развела руки в широких рукавах похожих на крылья птицы.
