Скалолазка и мировое древо - Синицын Олег Геннадьевич (бесплатные версии книг txt) 📗
– Нету, – ответил заинтригованный Леха.
Легенда гласит, что возле Магадхи Будца Шакьямуни однажды встретил бродягу, потерявшего рассудок. Свидетели утверждают, что Будца остановился возле него, пристально посмотрел на человека, словно заглянув в его голову. А затем произнес несколько фраз, которые никто не понял, но после которых случилось чудо. К человеку вернулся разум. Свидетелем этого события стал ученый брахман Шарипутра. Он максимально точно записал произнесенные Буддой слова. По моим сведениям, на этой самой тряпице.
Наше сознание – хрупкая штука. Маленькая лодка в огромном бессознательном море, заполняющем голову. Лодка моей мамы сбилась с курса и ушла во тьму. Она потерялась и блуждает где-то там, далеко от берега, между мутных образов сновидений и жутковатых архетипов души. Для того чтобы она нашла путь назад, я зажгу маяк. Я использую изначальные, древние слова прелюдийского санскрита, которые использовал Будда. Они станут светом, который пробьет тьму в ее разуме и вернет лодку к берегу.
Я повернулась к маме и опустилась перед ней на колени. Огонек свечи отражался в ее темных глазах.
– Алена, – позвала она.
Я ощутила укол в сердце. Овчинников в дверях неловко кашлянул и переступил с ноги на ногу.
Я взяла маму за руки и попыталась сосредоточиться, отрешиться от всего. От Овчинникова, который конечно же мешал. От лезущей в нос пыли и запаха валокордина. Я попыталась забыть про щитовой домик, в котором мы расположились. Я должна сконцентрироваться только на словах. На их произношении, на мелодии, которую они образуют. Мне придется петь. Я должна вложить в пение всю душу, всю себя – от далеких воспоминаний о детстве до невыносимой тоски, которую испытываю сейчас по матери.
Я начала с первой строки и начала очень удачно. Тихое горестное пение вдруг возникло из пустоты и, казалось, принадлежало не мне. Овчинников от удивления разинул рот с недожеванным сухарем.
А я пропела текст до конца и, не останавливаясь, пошла по второму кругу. Запела громче, увеличивая темп и добиваясь неразрывности мелодии. Мама попыталась выдернуть руки, но я крепко их сжимала. Я продолжала петь, глядя в ее заслезившиеся глаза. Будда своим пением избавил бродягу от сумрака сознания. Слова бывшего принца влились в человека и вылечили его разум. Я верю, что могу сделать то же самое.
После четвертого повтора текста я вдруг обнаружила, что стены и пол прошила вибрация. Мама перестала вырываться и смотрела куда-то за мое плечо. Овчинников в дверном проеме превратился в реальную гипсовую статую – настолько побелело его лицо. Ободренная успехом, я запела максимально громко, выкладываясь до сладостной дрожи, пронзающей внутренности.
Стены и пол тряслись уже нешуточно. Из-под земли донесся рокот. Стол медленно поехал по полу, стоявшая на нем вазочка с сухими цветами опрокинулась. Звенели тарелки на кухне. Цокала забытая где-то ложечка в стакане. Я чувствовала, что цель близка. Только не останавливаться, только не терять это чувство…
По глазам резанул пронзительный свет. От неожиданности я выпустила мамины руки и свалилась на пол. В голову ворвался нестерпимый грохот…
– Поезд, – сказал Овчинников, глянув в окно. – Товарняк.
Я обессиленно прислонилась к шкафу. В теле не осталось ни капли сил, ни грамма эмоций. Сжатая в кулаке тряпица, пять минут назад наполненная силой, теперь выглядела как обычный носовой платок.
– Аленушка, – произнесла мама. – Где ты? Почему ты покинула меня?
Охватило такое горькое разочарование, что захотелось заорать во все горло. Ничего не вышло. Ничегошеньки! А я так надеялась… Эти фразы с тряпицы оказались не действеннее оправданий пятиклассника. Может, я буквы перепутала? Или ошиблась в интонациях? Нет. Невозможно. Я штудирую санскрит каждый день. Я не могла ошибиться.
– А ты неплохо пела, – сказал Овчинников. – Как Катя Лель. Может, тебе на эстраду податься?
– Заткнись! Заткнись! Заткнись!
Я вскочила с пола и бросилась на улицу. Уже оказавшись снаружи, вновь помяла бабушкины грядки. Куда я бегу? Да куда угодно, лишь бы очутиться подальше от тесной комнаты, где сидит чужая для меня женщина и где я потерпела жесточайшее поражение.
На пути оказалась веранда, которую дедушка соорудил для летних чаепитий. Я влетела на нее. Товарняк, груженный по самое не хочу, исчез вдали, звук стучащих по стыкам колес постепенно стихал. Я припала к реечной решетке и уставилась в темноту, слушая этот звук.
Чудес не бывает. Можно мечтать о многом. Стремление к вершинам позволяет достичь невероятных успехов. Можно стать звездой поп-музыки, кассовым актером всех времен и народов, занять кресло президента газового концерна или просто получить прибавку к жалованью. Но есть вещи, которые невозможно осуществить ни в этой жизни, ни в какой другой. Я должна это понять. Нужно отказаться от иллюзий, в которых я плаваю последние полтора года, как в аквариуме. Нельзя изменить сознание при помощи слов. И уж тем более – никакие звуки из чрева человека не могут изменить окружающий мир. Что за глупость! Магии не существует. Все, что я нагородила про санскрит – чепуха и околесица. Легенда о Будде – очередная сказка.
Мне захотелось, чтобы под рукой очутился толстый учебник санскрита, чтобы запулить его подальше в темноту ельника. Жаль, нет его под рукой. А так бы сорвала на нем злость.
Я заплакала.
Сзади незаметно подошел Леха и дотронулся до плеча. Я уткнулась лицом ему его грудь, слезы промочили его рубашку насквозь. Какой он все-таки хороший, мой Лешка. Пил бы меньше – была бы его навеки.
Он обнял меня, а потом, кажется, поцеловал. Робко так, необычно для него. А потом… что же было потом? Я ничего не помню.
Глава 3
Веселенький юбилей Семена Капитоновича
После дикого сеанса психотерапии прошло около трех недель. За это время я написала отчет по малоизвестному трактату Плутарха, продублировала в нескольких сценах актрису на съемках фильма «Скалолазка и Последний из седьмой колыбели». О чем фильм, правда, так и не поняла. Про роддом, что ли? При чем там скалолазка?
Леху я почти не видела с того раза. Он много работал, у них в конце месяца много бумажных хвостов вылезает… А может, пил. С него станется окунуться в это занятие с головой.
Маме стало хуже. Если раньше она ела самостоятельно, то теперь потеряла к пище всякий интерес, поэтому ее приходилось кормить насильно. А еще она стала закрывать лицо бабушкиной шалью. Я читала об этом.
В древности в жизни каждой молодой девушки происходил обряд ритуальной смерти, символизирующий окончание девичества и вступление во взрослую жизнь. Ее облачали в белый похоронный саван, а лицо закрывали материей, пряча его от посторонних глаз. Родственники и близкие плакали и прощались с ней… Этот ритуал проводится до сих пор, возможно, вы о нем слышали. Его называют свадьбой. В наше время мрачная инициация приняла атмосферу праздника. Саван частично утратил первоначальную функцию и стал просто красивым свадебным платьем с фатой. Но в случае с мамой не было намеков на праздник. Шаль, которую она натягивала на лицо, выглядела настоящим саваном. Я не знала, что с этим делать.
Жизнь неспешно текла, неуклонно двигаясь к роковой дате семнадцатое июля. В этот день мой начальник Семен Капитонович справлял юбилей. Ему исполнилось шестьдесят пять. Хорошая дата, но речь не о ней. В тот день случилась катастрофа, которая перетряхнула мою жизнь основательней, чем когда бы то ни было.
Я не хотела идти на юбилей, не с кем было маму оставить, потому что бабушка жила на даче – той, что возле железнодорожной ветки, по которой гуляют груженые товарные составы. Но Семен Капитонович сказал, чтобы я приходила вместе с мамой. И мне будет легче, и она развеется.
Справляли в Кунцево, в каком-то кафе, переделанном из заводской столовой. Столы были составлены буквой «Т», причем юбиляр почему-то восседал у ее основания. Маму я посадила между собой и Верой Шабровой, с которой мы тысячу лет назад пережили невероятные приключения во Франции и Новой Зеландии. Мама ничего не ела, а только водила по сторонам диковатым взглядом, пугая гостей. Впрочем, в остальном она вела себя смирно.
