Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" (СИ) - Шиннок Сарина (читать книги без .txt) 📗
— Убейте меня первым! — закричал, срывая голос, он. От крика в груди проснулась давящая боль, Кобра закашлялся и сплюнул на пол камеры сгусток запекшейся крови. Боль в груди становилась сильней с каждым вздохом. Кира протянула к нему свободную от наручников руку и погладила его по взмокшим волосам.
— Уже ничего не изменить, — горестно прошептала она. — Смирись. Будь сильным в последние минуты.
Она ушла. Парень слышал, как она тихо напевала на прощанье:
Он подхватил мотив, глядя ей вслед, ловя каждое движение жадным взором, осознавая, что видит ее в последний раз:
Кобра лег на холодный пол камеры и зарыдал.
— Я ничтожество! — одолевала его навязчивая мысль. — Ничтожество. Право, это звучит смешно! Кэно прав — я слабак! Я подвел его. Черт возьми, ведь он говорил так, чтобы я пытался доказать ему обратное, чтобы я стал сильным… А я не стал! Я недостоин того, чтобы жить!
Он обыскал труп Мавадо, но не нашел ничего, чем можно было бы свести счеты с жизнью.
— Хрен с ним! — Кобра плюнул в сторону. — Ждать осталось недолго.
Он снял с мертвого тела Мавадо ассиметричный кожаный плащ с ярко-красной подкладкой и накинул его на свои плечи. Плащ сидел хорошо, его блестящие черные складки эффектно разошлись по спине Кобры.
— Кобра, на выход! — услышал он бас майора Бриггса.
Кобра еще раз поправил на себе плащ. Чувствуя на себе его тяжесть, он пытался убедить себя в том, что хоть в чем-то он оказался победителем, оказался сильным, оказался не слабаком. И с этой эйфорией от победы над самим собой, он гордо пошел на смертную казнь, и черно-красный плащ Мавадо торжественно развивался за его спиной.
Лейтенант Соня Блейд сидела у стены в своем кабинете, кинув на пол пистолет и закрыв лицо руками. Из ее разгоряченного сознания не шел посмертный образ лидера «Черных драконов».
— Ведь это мои слова: «Он — не человек! Такие, как он, зря землю топчут!». А чем я лучше его? Я тоже убийца. А ведь первый раз он по-человечески поступил со мной. Я не заметила этого. Да, он убивал невиновных, в отличие от меня, но с другой стороны… Только чрезвычайно гордый и глупый человек мог возложить на себя функции правосудия. Человек всегда выбирает для себя дело, которое ему не по плечу. Но приходится жить дальше… Нет, не моему пистолету Desert Eagle решать, кому жить, а кому умереть!
Стук в дверь заставил ее моментально вскочить и распрощаться со всеми мыслями. Соня подняла свой пистолет, быстро запрятала его в кобуру и надела кепку.
— Входите, — попыталась спокойно сказать она, но почувствовала, что ее голос дрожит. В кабинет строевым шагом вошел Джакс.
— Наша миссия выполнена, — улыбаясь, сказал он. — С террористами покончено. Это конец анархического бунта. И так будет с каждым, кто поднимется против всех. Отныне и всегда.
Соня ничего не ответила. Она прошла в другой конец кабинета и стала смотреть в окно. В сумерках еще можно было различить серые стены домов, на которых за один день появились изображения герба «Черных драконов», анархические символы, портреты Кэно и надписи вроде: «Anarchy for this fucking world!», «Kano, you will live forever!», «Vivat anarchia! We fuck them all!», «Kano, we’ll remember you!». Сильнее всего ее поразила самая огромная, красно-черная надпись на стене прямо перед окном: «Kano. We forgive and ask for the forgiving». На улицах толпились огромные сборища людей, одетых в черную кожу или камуфляж. В руках одни держали черные и красные флаги анархистов, другие — зажженные свечи. Кто эти люди? Единомышленники «Черных драконов». Воздают почести памяти погибшего кумира. Только где они были, когда «Черные драконы» гибли за свои идеи? Где они были, когда в Кэно — их кумира и героя — стреляли? И что они здесь делают теперь? Что пытаются доказать? Что они всегда были за Кэно, только боялись сказать? Арестов, преследований, смерти боялись? А теперь кому эти признания нужны! Кэно не услышит! Прощения, о котором они просят, от Кэно они не дождутся — нет больше этого человека, и их прощение не вернет его. А сейчас придут стражи порядка и разгонят этот митинг.
Уже идут. Уже звучит приказ: «Сомкнуть щиты!» И три сотни человек с дубинками и щитами, в касках, в один голос отвечают: «Есть!». Побоище началось. Толпа с таким же единодушным криком «За Кэно!» выхватывает оружие, начиная от автоматов и ружей и заканчивая кастетами и бейсбольными битами. Резня… К утру здесь останутся только трупы бунтарей. Кровь на асфальте будут присыпать песком.
Соня сорвала с шеи военный жетон. Она увидела истинное лицо своего «правого дела». Сегодня, как показалось ей, человечество запустило программу самоуничтожения. «Человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин», — всплыла знаменитая фраза одного философа в сознании лейтенанта, а в глазах отражалась бойня между агентами, слепо выполнявшими чужой приказ, и анархистами, ринувшимися в бой с именем Кэно на устах.
— Правда, один из «Черных драконов» убил Мавадо, — продолжал свой отчет о проделанной работе Джакс, — но я сам виноват: не нужно было сажать их в одну камеру. Он дал нам чистосердечное признание, и теперь дело можно закрыть. Знаешь, что попросила та рыжая террористка? — майор засмеялся. — Похоронить Кэно. Причем достойно. Он, видите ли, «заслужил».
— Чего смеешься-то? — с укором ответила Соня. — Вполне закономерная просьба…
Она вспоминала лозунги анархистов, красивые лозунги, как говорила она сама. Ее мучил вопрос: неужели это действительно конец? Конец борьбы. Столько лет… и вдруг напрасно… Это страшная участь. И смех майора теперь звучал совершенно неуместно и нелепо на фоне таких траурных мыслей.
— Ха-ха! Да не смеши меня, Соня! Еще скажи, что собираешься эту просьбу выполнить?
Соня резко повернулась и возмущенно взглянула на Джакса.
— Я тебе не Соня, а лейтенант спецназа Соня Блейд! Это — во-первых. А во-вторых, я действительно выполню эту просьбу. Думай что хочешь, — она запнулась, говорить было очень сложно — ранее она никогда не могла и мыслить, а сейчас не могла поверить, что способна сказать такое: — думай, что хочешь, но я теперь уверена, что они все заслужили это. Они тоже люди. У них была идея. И они за нее погибли.
Джакс тоже не мог поверить тому, что услышал. Он усмехнулся, но его сарказм сменился негодованием.
— И с каких это пор, интересно мне знать, мы хороним террористов? — грозно прикрикнул он. — Что скажете, товарищ лейтенант?
Соня опустила голову. Ей почему-то снова вспомнилась смерть Векслера. Но отчетливее всего сейчас обозначилась в ее памяти фраза Кэно: «Идешь с пистолетом на безоружного? Дерись по-честному, как мужчина, а то стрелять в спину умеют все!».
— Джакс, выметайся! — резко приказала она, подняв глаза.
— Я тебе не Джакс, а майор спецназа Джексон Бриггс! Научись разговаривать со старшим по званию! — гневно закричал он.
— Да мне начхать на тебя и твое звание, — равнодушно ответила она. — А уволишь меня — я скажу тебе спасибо. А сейчас убирайся — и без тебя тошно…
— Не ожидал от тебя, — подавленно произнес он. — И было бы из-за кого? Из-за террориста!
Майор ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.
В день похорон Кэно была сильная гроза. Его хоронили в его старых черных в серую полоску штанах и военных ботинках, в потертой, поношенной косухе и футболке «Iron Maiden» «A Matter of Life and Death». Его черный гроб был окован сталью, и на крышке была стальная пластина, на которой был выгравирован герб «Черных драконов» и надпись: «Свобода или смерть!». Но иногда даже смерть это свобода.
