Тень Ветра - Ахманов Михаил Сергеевич (книга бесплатный формат .txt) 📗
Саймон, однако, свернул не к городу, а к западным отрогам, где находилась промышленная зона. Здесь, за бронзовыми фигурными решетками, стояли в ряд корпуса “Кибернетик Юнион”, крупнейшей местной компании по производству роботов, компьютерных сетей и роботизированной медицинской аппаратуры – автоматических операционных, станций лайф-анализа и жизнеобеспечения, криогенных камер и доун-установок. Правда, последние тридцать лет продукции с маркой “CD” в Разъединенных Мирах не появлялось, но кто знал и кто помнил об этом? Разве лишь Служба Статистики ООН да надлежащие отделы ЦРУ…
Проехав мимо уснувшего, погруженного в молчание завода, Саймон очутился на восьмиугольной площади. В центре ее бил фонтан, а за ним виднелись административное здание “Аматэрасу” и гигантский сборочный цех, совмещенный со станцией Пандуса. Этот комплекс производил боевые космолеты планетарного базирования и уже не являлся сугубо местным предприятием: треть его акций принадлежала ООН, а остальные – США, Японии и России. Но работали тут, разумеется, только апи.
Судьба “Аматэрасу”, солидного промышленного концерна, в равной степени заботила ООН и правительства всех Стабильных Миров. Дело тут заключалось не в средствах и капиталах, замороженных на Сайдаре, и не в том, что владельцы не имели доступа к собственному имуществу, – для таких богатых стран, как Япония, Штаты и Россия, этот вопрос не был принципиальным. Их беспокоили иные проблемы – отсутствие сведений о разработках одного из крупнейших космических производств и невозможность получить их в обозримом будущем. Тридцать лет – солидный срок, и он становится просто гигантским, если вспомнить, что Сергей Невлюдов, как утверждалось в его частично расшифрованных дневниках, спроектировал Пандус за десять месяцев. Сюрпризы вроде фотонной тяги или эмиттера антиматерии, возникших словно “deus ex machina”, были великим державам совсем ни к чему; любую из подобных разработок полагалось производить под строгим контролем ООН, открыто и гласно – и, разумеется, в одном из Стабильных Миров. И хоть апи, по общему мнению, являлись людьми разумными, слегка чудаковатыми и не претендующими на галактическое господство, стоило все же помнить, что дорога от веры к фанатизму коротка. Представим, рассуждали в Совете Безопасности ООН, что у иерархов Сайдары появится мощное оружие, – чего тогда ждать от них? Будет ли неизменной их склонность к миролюбию? Или они захотят поторопить Апокалипсис, объявив, что такова воля Господа?
Вот что стояло за краткой строкой предписания: “Инспекция комплекса “Аматэрасу” близ города Авалон”. Саймон провел ее на совесть, не обнаружив ни боевых звездолетов с фотонной тягой, ни кораблей иномирян с аннигиляторами. В огромном корпусе, чьи своды уходили вверх на стометровую высоту, лежали на платформах шесть планетарных заградителей класса “Майти Маус” и шесть легких крейсеров “Аматэрасу”. Все космолеты – местного производства, полностью оснащенные, с десантными модулями и орудийными башнями, но без ракет и боевых эмиттеров; казалось, они застыли здесь словно стадо дремлющих китов, ожидающих, когда сдвинутся массивные платформы, переместив их друг за другом в гигантский серебристый овал посреди цеха. Эта Рама была самой большой из когда-либо виденных Саймоном: четверть километра в длину и почти столько же в ширину, с обязательным факсимиле Невлюдова, изображенным гигантскими буквами. Над ней проходили стальные балки, свисали мощные челюсти кранов, удавами змеились кабели – все необходимое, чтоб переправить через космическую бездну ценный груз, весивший многие тысячи тонн.
Саймон медленно пересек овальный обод, разглядывая корабли. На сдвоенных обтекаемых фюзеляжах “Маусов” стоял только номер, но крейсера, гораздо более крупные, с напряженными мышцами орудийных колпаков, были украшены литым изображением богини Аматэрасу с солнечным диском в правой ладони. Вероятно, это символизировало вклад Японии, владевшей изрядной частью всего того, что видел Ричард Саймон; японцы и прежде, и теперь не пропускали случая отдать дань традициям.
Как выяснилось во время Исхода, их отличал гораздо больший консерватизм, чем, например, британцев. Те согласились, чтоб их новая родина (разумеется, остров!) была втрое обширней прежней и лежала на десять градусов южнее. Но японцы ценой колоссальных затрат воспроизвели свой архипелаг в точности, со всеми бухтами и хребтами, заливами и реками, скалами и прибрежным шельфом. Вдобавок они забрали с собой не только города, сады, могильники и древние храмы, но множество природных ареалов вместе с подстилающим скальным слоем. В результате в новой Японии имелось абсолютно все, кроме огнедышащих гор, а старая исчезла, затопленная океаном. Кроме того, океан поглотил часть Европы, Соединенных Штатов, Индии и Китая – все густонаселенные районы, поскольку транспортировка городов сопровождалась образованием гигантских трещин в земной коре. Так что судьбу Японии разделили Голландия и Бельгия, долины Ганга и Хуанхэ и область Великих озер, превратившихся в морской залив.
Послав воздушный поцелуй солнечной богине, Саймон вернулся к своему глайдеру. От площади вниз скатывалась дорога с желобом монорельса посередине – центральный городской проспект, ведущий прямиком к холму и храму с тремя башнями. Когда-то жизнь переполняла его: по утрам горожане отправлялись сюда, к заводам и административным корпусам, вечерами ехали домой, шли в рестораны и кафе, в парки и дома молитв, и в сотню других приятных мест ава-донского рая. Сейчас широкий серый проспект был пуст; лишь кое-где возились неугомонные роботы, подбирая за птицами и полируя каменные мостовые.
Усевшись в машину, Саймон с четверть часа пребывал в задумчивости. Его предписание было почти исполнено – за сутки, а не за месяц, как планировалось вначале, – но удовольствия он не ощущал. Ни удовольствия, ни чувства удовлетворения от хорошо проделанной работы. Собственно, работы не было, была прогулка. Он наведался в город, заглянул на станцию Пандуса и в частный дом, переночевал в отеле, проверил цеха “Аматэрасу” и убедился, что всюду царят безлюдье и пустота… Или наоборот: пустота и безлюдье! Теперь оставалось лишь повернуть на север, подняться в горы, к стальному цветку на решетчатой ножке, войти в башенку и повоевать с компьютером. Разделаться с этой чертовой блокировкой! Или…
Саймон потер едва заметный шрам на шее, памятку о человеке, чьи пальцы теперь свисали с его Шнура Доблести. Здесь он не заработает ни новых шрамов, ни почета… – мелькнула мысль. Даже в том, как он попал на Сайдару, не было его заслуги; эта победа принадлежала трудолюбивым гениям-транспортникам. Кому-нибудь из умников, придумавших, как просверлить в сфере помех дыру и послать в нее Ричарда Саймона – пинком под зад, тычком в спину… И если он не совершит великого деяния – здесь, на Сайдаре! – то так и останется жалким подопытным кроликом. Без чести и славы!
Подумав о великом деянии, Саймон ухмыльнулся и начал мысленно загибать пальцы. Итак, он побывал в жилище и в лавочке, в отеле и на заводе, у радиотелескопа и на станции Пандуса – можно считать, на двух… Другие дома, гостиницы и супермаркеты интереса не представляли, как и прилегающая к ним местность. Скалы тут были, бесспорно, живописными, а рощи – очаровательными, но вряд ли кто-то прячется в них, избрав судьбу питекантропа. Скорее стоило предположить, что Судный День на Сайдаре свершился – как персональный подарок праведникам, и что теперь все апи, от высших чинов до последнего адепта, пребывают в раю. А чтобы грешники не могли последовать за ними, воздвигнута божьим промыслом сфера помех…
При этой мысли Саймон расхохотался и, запустив двигатель, вырулил на проспект, ведущий к храму. В храмах он еще не был, а этот являлся наиглавнейшим из всех; быть может, в нем разгадка тайны? В нем – или, скорее, в канцелярии Верховного Конклава, в компьютерных файлах, записях и сейфах с документами… В конце концов, не могли же эти апи испариться без следа!
С тихим покорным урчанием глайдер двинулся вниз, вдоль блестящего желоба монорельса на титановых опорах, мимо домов с палисадниками и тротуаров, выложенных мрамором и кое-где переходивших в пологие чистые лестницы, мимо витрин магазинов и изящных решеток, ограждавших парки, мимо стаек роботов, суетившихся там и тут, словно огромные крабы на морском берегу. Вскоре здания сделались выше, парки исчезли, дорога выровнялась, а потом резко пошла вверх, взбираясь на склон довольно крутого холма. Он тоже не был природным образованием: глыбы базальта, сложенные в мнимом беспорядке, создавали странную и чарующую гармонию. Справа над дорогой нависала огромная статуя Бога-Отца, с простертыми руками и развевающейся бородой; он как бы колдовал над первобытным хаосом, повелевая глыбам сдвинуться, сгладить острые углы, закружиться по предписанным орбитам, и породить жизнь. Другой монумент, подальше, изображал Бога-Сына, со Святым Духом в виде голубя на левом плече и весами в правой длани – напоминание о грядущем судилище, где будут взвешены и исчислены все человеческие грехи.
