Инфернальный реквием - Фехервари Петер (читать полную версию книги .txt) 📗
«Они любят тебя, и по праву. Но не видят, кто ты на самом деле, Асената Гиад».
Возможно, сейчас женщина, взявшая солдат под крыло, ступала по пути целительницы, но манера поведения и шрамы указывали, что когда–то она ходила по другим, менее ровным дорогам. Под чопорной белой накидкой и апостольником скрывалась воительница. Вроде бы ничего необычного: Адепта Сороритас перемещались между различными структурами своей организации, если того требовал долг, однако Лемарша тревожила таинственность, окружающая сестру милосердия.
Секреты прятались за любым ее словом и жестом, будто след из теней, ускользающий от взора Ичукву, но ничто не беспокоило его сильнее, чем невольная улыбка, которой Асената сегодня приветствовала шторм. Хотя в первую секунду комиссар не распознал выражение лица Гиад, его озарило во время разговора с ней.
Так не улыбаются лекари или бойцы.
Так улыбаются только палачи.
— Хочу умереть… стоя, — сказал Фейзт невыносимой женщине, которая только что отругала его.
— Сержант, вы умрете, только если сами захотите, — спокойно произнесла она. — Я уже предупреждала вас об опасности ненужных движений.
— Надо было… увидеть ее. — Толанд мотнул головой в сторону иллюминатора. — Бурю.
Товарищи Фейзта смылись, пока сиделка распекала его за то, что он вылез из койки. Толанд их не винил — никто не мог переспорить сестру Темную Звезду.
— Я сохраняла вам жизнь, сержант. Выходит, зря тратила время? Зря тратила благостыни Императора?
— Мне каюк… сестра. — При каждом вдохе ему казалось, что он втягивает в легкие битое стекло. — Догадался… по их глазам.
— А по моим?
— Не понял… о чем вы.
Гвардеец раскачивался, как одурелый, и мир качался вместе с ним — нет, против него, растягиваясь в слишком многих направлениях сразу.
«Вот–вот порвется, — осознал Фейзт. — В любую секунду…»
Сестра Темная Звезда подступила к нему:
— Ты видишь свою смерть в моих глазах, сержант–абордажник?
— Я…
В тени под ее белым апостольником он разглядел только две одинаковых лужицы черноты. И в них не было ничего. Как такое возможно? Они поглотили бы все, что оказалось бы слишком близко к ним. Значит, она — Пустотный Ангел, так?
Толанд яростно затряс головой, пытаясь хоть как–то собраться с мыслями.
«Мне нельзя тут находиться, — вспомнил он. — Никому из нас».
Фейзт уже не был уверен ни в чем, кроме этого, но когда он попытался сказать сестре — предупредить ее, — то не сумел выдавить ни слова.
— …Ксенофрагменты в твоей груди можно удалить, — говорила женщина. — Бронзовой Свече под силу исцелить тебя, но ты должен бороться.
«Я и… не прекращал!»
Сестра положила ладонь на забинтованное туловище Толанда. Касание холодило льдом, но ее глаза теперь ожили и лучились сочувствием. Оно почему–то терзало солдата сильнее, чем осколки, рвущие ему кишки. Лишь через пару секунд Фейзт понял, в чем причина: жалость Асенаты вызывала в нем стыд.
— Обратись к Свету Императора и наберись сил, — настоятельно произнесла она. Затем выражение лица Гиад вновь ожесточилось, превратившись в насмешливую ухмылку. — Ты трус, Толанд Фейзт? Слишком слабый, чтобы выкарабкаться? Или ты все–таки выживешь?
— Всегда… выживал, — задыхаясь, ответил гвардеец, и у него подкосились ноги.
II
Когда Асената наконец вышла из лазарета, шторм бушевал по–прежнему. Хотя начался он много часов назад, сестра чувствовала, что до пика мощи еще далеко. Им предстояла тяжелая переправа.
Вздохнув, она прислонилась к стене коридора, сползла на палубу и села, задрав колени. Да, недостойная поза, однако Гиад крайне устала — как телом, так и душой, — пока поддерживала образ безупречного целителя, в котором явно нуждались ее пациенты–почитатели. Обходя палату, она ни разу не оступилась и не выдала своих чувств, скрываясь под завесой уверенной походки и безмятежности…
«То не истина, сестра! — пришла к ней незваная, но и неопровержимая мысль. — Твое лицедейство не обманывает никого, и уж точно не тебя саму».
Закрыв глаза, Асената вспомнила, как безотчетно улыбнулась — и кому, этому гаду Лемаршу! — а потом едва не сорвалась в разговоре с Фейзтом. Хотя сержант слыл героем, и Гиад не сомневалась в его силе, упрямство бойца изматывало ее. Комиссар часто намекал, что, возможно, ради блага роты ее неформальному командиру стоило бы поскорее отправиться к Императору, но сестра лишь решительнее принималась спасать жизнь гвардейца. И о Сакральное Пламя, тот нисколько не облегчал ей работу!
Сегодня Асената еще раз вытащила Толанда, пусть и сама почти не понимала, как ей это удалось и сколько еще он протянет. Меняя сержанту повязки, Гиад увидела, что рваные раны под ними воспалены и гноятся. Помогавших ей абордажников чуть не стошнило от смрада, однако сестра даже не вздрогнула.
«Нет, ты бранилась! Весьма красочно и непристойно!»
А потом она простонала, дойдя до Глике. Солдат лежал пластом, и его подушка вымокла от крови, сочившейся из ушей. Поскольку на ощупь тело оказалось теплым, скончался боец незадолго до прихода Асенаты, но никто не слышал, как он умирал. Возможно, Конрад не страдал…
«Опять увертки! Ты же видела его лицо. Может, смерть была и быстрой, но очень мучительной!»
— Исход взыщет плату, — пробормотала Асената, надеясь вернуть прежнюю уверенность.
Фраза показалась ей бессмысленной по сравнению с остекленевшим взглядом Конрада Глике. В глубине души Гиад знала, что обряд Переправы не связан с кончиной солдата. Как и шесть абордажников, испустивших дух по пути к Витарну, он умер из–за чужеродной скверны в организме. Хирургеоны «Асклепия» назвали ее режущим мором.
«Подходящее имя для убийцы!»
— Поганое имя, — поправила себя Асената.
Все выжившие бойцы «Темной звезды» так или иначе пострадали на последнем злосчастном задании роты, но определить степень опасности их ран для жизни оказалось непросто. Одни гвардейцы лишились конечностей, других вскрыли с почти ювелирной точностью. Объединяло пораженные участки то, что они почернели от обморожения и были нашпигованы крошечными, словно кружевными кристаллами. Медике по возможности обработали раны, но удалить осколки просто не сумели. При каждой попытке инородные тела дробились, распространяя заражение и ускоряя гибель пациента. Несколько солдат, в том числе комиссар, получили относительно локализованные травмы, что позволило полностью удалить им порченую плоть. Большинству же бойцов хирургеоны не смогли подать никакой помощи.
«Никакой надежды!»
— Вот уж нет, — возразила Асената.
Если бы абордажники по воле случая попали к более догматичным целителям, их судьба была бы решена, ведь Астра Милитарум никогда не испытывала недостатка в одном ресурсе — живой силе. Даже лучшие гвардейцы считались расходным материалом, не говоря о тех, кто, вероятно, уже никогда не вернется в строй. Однако орден Вечной Свечи резко выделялся даже на фоне других подобных организаций Империума. Его члены в своих делах руководствовались состраданием.
— Часто заявляют, сестра, что есть только война, — сказала канонисса Сангхата, приветствуя ее в ордене. — Наше призвание — доказать иное, пусть мы всего лишь одинокий лучик во тьме.
Ее слова ознаменовали начало четвертой жизни Асенаты Гиад.
«Начало лжи!»
— Или моего истинного искупления.
И все же два десятилетия трудов на поприще целительства не затянули ран в ее душе и не стали бальзамом, что унял бы вытекающие из них кошмары.
«Как ты думаешь, тебя испытывают?»
— Я в этом уверена, — решила сестра, открыв глаза. — Шторм — лишь зримое воплощение Исхода.
Асената заставила себя подняться на ноги, но помедлила, не зная, куда идти. Мысль о возвращении в каюту почти ужаснула ее. Также Гиад не могла выбросить из головы мысли о Конраде Глике — стеснительном парне, который, в отличие от большинства сослуживцев, никогда не хвалился подвигами в боях и обладал редкой кротостью. Один из лучших абордажников…
