Время войны - Антонов Антон Станиславович (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Лана Казарина и брат Яны вошли в дом, когда Яна уже сняла платье. И хотя в этом деревенском доме в отличие от многих других имелось постельное белье, нательного его обитательницы не носили.
Несмотря на юность и свежесть Яна целовалась хоть и неумело, но страстно, и девственницей не была. В этом Игорь убедился именно в тот момент, когда Лана появилась в дверях.
— Нас переводят на фронт, — сказала она с каменным лицом. — Майор Саблин выехал в точку сбора. Срок сосредоточения — сутки.
Последнее она произнесла по-русски, дословно повторяя слова Саблина.
— Значит, время еще есть, — ответил Игорь, не прерывая возвратно-поступательных движений.
Лана резко развернулась и врезалась в брата Яны Кирила, который выглядывал из-за ее плеча. Он начал что-то говорить, но сбился, потому что генеральская дочка протиснулась в дверь с таким видом, словно его там не стояло.
— Нехорошо получилось, — заметил Игорь, обращаясь к Яне. — Теперь меня будут мучить угрызения совести.
Но юная пейзанка не знала, что такое угрызения совести.
— Если будет ребеночек, я назову его, как тебя, — сообщила она, поднимаясь.
— Этого еще не хватало, — пробормотал Игорь.
Когда он вышел на улицу, нагая Лана вылезала из пруда с таким видом, будто она хотела утопиться, но не хватило глубины.
— А что ты думала? — громко сказал в пространство Игорь. — Ты со мной не спишь, а мужчине нужна женщина. Это закон природы.
— Ничего я не думаю, — буркнула Лана себе под нос.
Брат Янки смотрел на нее голодными глазами, пока Лана не натянула комбинезон. Местные девки тоже купались нагишом, но они все-таки хотя бы делали вид, что прячутся от парней за кустами.
Сзади подошел Громозека. Игорь безошибочно мог узнать его по шагам.
— Целинцы прорвались, — сказал громила так равнодушно, словно речь шла о какой-то мелочи, про которую и говорить не стоит.
— Где прорвались? — взволнованно и даже слегка испуганно спросил Игорь. Ему представилось, что через пять минут целинцы обрушатся на деревню.
— На фронте, где еще? — ответил Громозека. — Нами перешеек будут затыкать.
Подробностей он не знал, но Игорь легко выяснил их по компьютерной сети.
Целинцы, застрявшие в котле к востоку от перешейка — недобитые остатки 5-й армии, довольно внушительные по численности — прорывались к своим уже не первый день, но получилось у них только теперь, когда с этого участка фронта, который считался второстепенным, командование легиона оттянуло артиллерию и авиацию для подавления мятежа в Чайкине.
Окруженцы прорвали фронт, но свои встретили их отнюдь не объятиями. Их тут же развернули назад и бросили в контрнаступление, усилив новобранцами, которые призваны по мобилизации. И хотя с оружием и боеприпасами у этой наспех сколоченной армии были большие проблемы, контрнаступление развивалось успешно.
В центре фронта у легиона зияла дыра, и ее никак не удавалось заткнуть. Правда, целинцы перли прямиком в новый котел, потому что у них за спиной фланговые группировки легиона стремительно рвались навстречу друг другу, на соединение, не отвлекаясь на тыловые проблемы — но все равно перешеек следовало прикрыть.
А прикрывать его было нечем. 72-я фаланга, оттянутая с перешейка, истратила весь артиллерийский боезапас на подавление мятежа и поджог города. Вернее, не то чтобы весь — но экстренные перемещения оторвали ее от тылов, которые тут же подгребли под себя наступающие фаланги. Девиз был «Все для наступления», и те части, которые находились на острие атаки, беззастенчиво этим пользовались.
А 13-я в относительно мирном до мятежа Чайкине не только сохранила свои тылы, но имела еще как минимум по два-три боекомплекта в центуриях — то есть ее можно было бросать в бой хоть прямо сейчас.
Вот только полковник Шубин бунтовал и требовал дать фаланге отдых после адской ночи в Чайкине. А потом требовать перестал и просто молча саботировал чрезвычайную переброску. И ничего нельзя было с ним поделать — разве что расстрелять, но расстрел командира — далеко не лучший способ поднять боевой дух солдат перед выполнением важной задачи.
Да и заменить его некем все равно. Все стоящие офицеры из 13-й давно переброшены на передовую. К тому же Шубин говорит разумные вещи. Целинские ополченцы с окруженцами без танков и машин до перешейка раньше чем через двое суток все равно не дойдут. А может и вовсе не дойдут, потому что авиация уже вернулась на передовую и с удвоенной энергией работает по пешим целинским колоннам. Хотя у нее тоже большой перерасход боеприпасов, но это пока не смертельно.
А пока 13-я просыпается от спячки, перешеек можно прикрыть ударными частями Казарина. Он, не в пример землянам, отдыха не требует и сам стремится как можно скорее убраться из сожженного Чайкина. Родной город все-таки.
Но что характерно, Казарин по-прежнему винил во всем органцов и чайкинистов-броневистов. Это они, действуя с двух сторон, спровоцировали горожан на бунт. «Страховцы» — своей безумной жестокостью, а партизаны-бранивоевцы — своим стремлением навредить врагу любой ценой, не жалея жизни мирных людей.
Все это он высказал своей дочери, когда неожиданно вышел с ней на связь. И добавил, что легионеры, конечно, тоже зло — но все-таки меньшее зло.
— Вспомни, кто убил твою маму, — сказал он.
Ее маму убили органцы, и Лане не надо было об этом напоминать. Голос ее задрожал и сорвался.
— Но они же теперь заодно! — выкрикнула она.
— Они не заодно, — покачал головой Казарин. — Просто так получилось. Но это не может длиться долго.
54
Где, как и когда подполковник Органов Голубеу выскользнул из окружения, осталось загадкой. судя по тому, что он не потребовал отправить его в глубокий тыл, в окружное управление, которое одно вправе решать вопрос о дальнейшем использовании сотрудников такого ранга, а согласился остаться в прифронтовой полосе, в заградительной службе, дело тут было нечисто — но подробности сгинули навсегда.
Если кто чего и знал, то он прожил недолго — на этот счет у заградительной службы было достаточно полномочий и возможностей.
Голубеу согласно рангу поставили решать судьбу старших офицеров, и когда началось контрнаступление, окруженцев в звании от майора и выше приводили к нему пачками.
И однажды привели майора Никалаю — почерневшего, оборванного, худого, как щепка, и без правой руки.
— Он был один?! — спросил Голубеу с таким неподдельным волнением, что удивились даже видавшие виды органцы из его новой команды.
— Нет. Группа из 48 человек, он старший.
— Где остальные?
— В фильтрации.
— Немедленно собрать всех. Выяснить, нет ли среди них солдата по фамилии Иваноу. Если есть — немедленно ко мне.
Через несколько минут весь фильтрационный пункт знал, что в сети попалась крупная рыба. Захвачен резидент амурской разведки, один из организаторов военного мятежа в Закатном округе — майор Никалаю, которого лично архипредатель Страхау оберегал от возмездия.
А разоблачил его в последние дни перед войной нынешний замначальника передвижного фильтрационного пункта Голубеу. Правда, под бомбежкой Никалаю удалось сбежать, но от подполковника еще никто не уходил.
Враги для правдоподобности отрезали своему агенту руку и снова забросили его в тыл народной армии. Но бдительность заградительной службы оказалась на высоте. Подозрительного однорукого майора привели к подполковнику Голубеу, и тот его сразу узнал. А потом перехватил и его ближайшего приспешника, который рядился в форму рядового солдата и почти уже уехал обратно на фронт. Рядовых на фильтрационном пункте долго не держали — сразу разбирали по ротам и в бой.
Теперь у Голубеу возникла другая проблема. Он сам вызвался отвезти ценных пленников в Уражай, но не было транспорта. Каждая машина и каждая капля бензина — на вес золота. Лошадей и тех нет.
А Никалаю и Иваноу сидели в глубокой мокрой яме, которая заменяла на фильтрационном пункте тюремную камеру, и сапоги часовых сбрасывали им на головы полужидкую грязь.
