Иеремиевы огни (СИ) - Карелина Ольга Сергеевна (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
А потом, как миновала вторая неделя их проживания в санатории закрытого типа, всем домом, за исключением нёсшего вахту Хорста и отсутствовавших Бельфегора с Миа, они с замершим сердцем смотрели репортаж об убийстве Рэкса и его жены. И, отойдя от этого к вечеру, Анжела поняла, что теперь в противостоянии себе Аспитис остался совсем один.
Она не спала всю ночь, но ни Аспитис, ни его сын с невестой так и не приехали. Утром по всем центральным каналам показывали сорванную озверевшими пикетчиками пресс-конференцию с участием бывшего Мессии-Дьявола, Домино Кирсте и внезапно осиротевшего Адамаса — они очень хорошо держались для людей, которых уже открытым текстом подозревали чуть ли не в самоличном совершении этого убийства, но всё равно Анжеле пришлось пить успокоительное, чтобы досмотреть творившееся на конференции до того момента, как последнему оператору разбили его камеру. Мир рушился на глазах, и так и застывшая в кресле Анжела, впавшая в стандартное для себя оцепенение, настигавшее её каждый раз, когда она из-за чего-то переживала почти до обморока, всё задавалась вопросом: почему новые власти, ещё при Рэксе, пустили всё на самотёк и позволили «Атра фламме» так откровенно показывать свою силу? Почему всё падает и никто не пытается это поймать?
До самого вечера Анжела проходила потерянной и оглушённой. Домашние предупредительно избегали её повторявшихся маршрутов, зная, что из такого состояния хорони способен вывести разве что Аспитис. Но даже он, вдруг появившись за два часа до полуночи, задумчивый и отстранённый, не перекинулся с Анжелой и словом. Убедившись, что после душа он ушёл спать, хорони, тайком вздохнув, также прилегла в соседней с ним комнате и долго-долго ещё лежала в одной позе и смотрела в потолок.
Эти две недели, что Марк последовательно разрушал всё когда-либо не им самим построенное, Аспитис, как и все его соратники, спал урывками, мёртвым сном, одним только им и спасаясь от общего чувства безнадёжности и бессилия — хотя пока всё, что происходило, вписывалось в рамки ещё в день образования слияния разработанной стратегии. И тем неожиданнее и разрушительнее стал для него вдруг явившийся ему в ночь после сорвавшейся пресс-конференции кошмар.
В общем-то, это даже сложно было назвать полноценным сном: одни образы, по кругу повторяющиеся и по создаваемой душной многотонной атмосфере очень похожие на тот, ещё больничный, сон про пустую койку, на которой должен был лежать Рэкс. Со всех сторон на Аспитиса лезли люди — и за их стеной нельзя было даже понять, из темноты ли они или что-то ещё скрывается там, за их спиной. Все те же лица, что Аспитис видел у митинговавших возле Правдома, та же самая зашкаливающая злоба, необоснованная ненависть, оскалы, крики — да, он был против ГШР, но, чёрт подери, уже войну против Азата они вели вместе! Почему же тогда? Почему они хотят разорвать и убить его, когда не он, а Марк подрывает здания и похищает людей?..
Они лезли и лезли, словно наталкиваясь на барьер, но находящийся за ним Аспитис, обмирающий от ледяного, пронизывающего всё его существо вопреки железной выдержке ужаса, знал, что ещё чуть-чуть — и они достанут его. Просто люди, не солдаты, не враги, в большинстве своём не умеющие обращаться с оружием и плохо разбирающиеся в политике — но их много, и столько же в них ненависти, а он совсем ничего не может им противопоставить. Потому что, как только они обратят армию против гражданского населения, всю их планету можно будет смело считать просто куском камня.
Оглушающий треск где-то совсем близко пронизал сон сверх донизу — это сломался сдерживающий толпу барьер, и она, воя, рыча, выставляя вперёд скрюченные пальцы, хлынула на Аспитиса волной — и, лишившийся от охватившего его без остатка чувства необратимого конца последних сил, он проснулся.
Не привыкшие ещё к темноте глаза только и сумели различить что тянущуюся к нему как будто из пустоты руку. Рефлекс сработал раньше, чем Аспитис понял, что такая тонкая и осторожная рука вряд ли способна причинить ему вред. Резко приподняв корпус, хорон дёрнул эту руку на себя, перехватил свалившееся на него лёгкое тело и тут же захлестнул ему горло собственным предплечьем. Уже две худые светлые руки, всё больше проступающие из темноты, слабо зацарапали ему кожу.
— Ай, — придушенно сказал знакомый женский голос, и Аспитис, узнав Анжелу, спешно ослабил хватку.
— Прости, — повинился он, глядя, как освобождённая хорони сползает из-под его руки на его укрытые одеялом ноги и с отсутствующим выражением лица растирает шею. На ней была полупрозрачная светлая ночная рубашка до середины бедра и тонкий, из того же материала халатик, явно накинутый сверху в спешке. В первую очередь по этому облачению Аспитис понял, что стоит ночь, и только потом связал с этим царящий вокруг мрак.
— Ничего, я всё понимаю, военные рефлексы, всё такое, — меланхолично отозвалась Анжела, оставив наконец в покое горло и спешно привставая. Пока она одёргивала неприлично высоко задравшуюся ночнушку и поправляла сползший с одного плеча халат, Аспитис полюбопытствовал:
— Что ты тут вообще делаешь?
— Да я… — Анжела замялась. — Я же в соседней комнате сплю. Услышала шум, вышла посмотреть, откуда он. А это вы ворочаетесь, хотя я бы обозначила это как судороги или припадок. Подскочила лоб потрогать и разбудить, а вы сами проснулись.
— Это у меня бывает, — рассеянно отозвался Аспитис: первая просветлённость после пробуждения прошла, и её место заступили воспоминания об испытанном кошмаре — такие яркие и подробные, как будто он случился наяву. Впрочем, почему как будто — так и было, буквально этим утром: толпа, ненависть, безумие… Сам не осознавая, что делает, Аспитис обхватил голову руками и до боли и немоты стиснул зубы. Осознание главной причины всех его переживаний так ярко встало в его мозгу, что он одеревенел, не понимая, как не видел этого раньше.
— Что с вами? — участливый и одновременно крайне обеспокоенный голос Анжелы стал глотком воздуха. С усилием оторвав руки от волос, Аспитис хрипло ответил:
— Всю жизнь я задавался вопросом, почему на самом деле бросил всё и пошёл в МД, почти что на верную смерть. Неужели только от безысходности? Или совершить что-то великое? Для этого больше подошло бы убийство Эдриана — сколько в будущем народу бы спас…
— И почему же? — напряжённо спросила Анжела. Аспитис повернулся к ней и растерянно улыбнулся.
— Я хотел, чтобы меня любили. Всё — только за этим. Самое главное в МД — это культ вождя. Я захотел им стать, потому что мог. Потому что просто найти кого-то равного, а не старшего, как мои друзья, кто бы любил меня, мне показалось недостаточным. Минимум полмира должно было меня боготворить и следовать за мной, куда я ни прикажу. И в итоге я сам всё испортил. Я мог получить ещё полмира без капли крови, а стал объектом всеобщей ненависти. И что теперь? Что? Большинство тех, о ком я думал, что они пойдут за мной в огонь и воду, остались с Марком. И сейчас у меня нет сил, чтобы их вернуть.
Анжела покачала головой и, воспользовавшись паузой, в которую Аспитис пытался отдышаться, чтобы продолжить говорить, возразила:
— Когда мы думаем, что нам не хватает сил, нам чаще всего недостаёт любви. Вы сами-то как к ним относились, к своим обожателям? Тоже любили или воспринимали как должное?
— Уж был получше Эдриана, готового в любую секунду предать самого преданного! — огрызнулся Аспитис, но какая-то определяющая мысль уже шевелилась в нём.
— Иногда, чтобы потерять доверие, достаточно один раз сказать или сделать что-нибудь неправильное, — грустно улыбнулась Анжела. — Для этого совершенно необязательно быть тираном, понимаешь?
Аспитис вздрогнул и быстро посмотрел на неё: Анжела уже испуганно закрыла рот руками. Оттуда донеслось едва слышимое «прости», но и оно вышло фамильярным, и ладоней хорони так и не отняла.
— Думаю, я понял, о чём ты, — сделал вид, что произошло что-то незначительное, Аспитис. — Осталось решить, как это исправить. Я-то думал, это Цезарь такой принципиальный, а оказывается… Ладно, не суть.
