Погребенный кинжал - Сваллоу Джеймс (читать книги TXT) 📗
«Вечность, проведенная в слабости и страданиях». Слова Тифуса давили на него. Он мог видеть только бесконечную битву. Войну жертв, а не победителей.
— Я подвёл своих сыновей, — он озвучил эту мысль, не осознавая факта. Слова Жнеца эхом отразились от отслаивающихся стальных стен посадочного отсека военного корабля.
Руководствуясь только своим инстинктом, Мортарион вернулся к пришвартованному «Бледному сердцу». Его шаттл, приготовленный к бою, к великой войне, теперь напоминал обломки, извлеченные из какого–то тёмного болота. Корабль разлагался, как и всё остальное, находящееся в тисках этого гнилого пространства Имматериума.
За ржавой люлькой дока, где висел скрипучий космический каркас «Бледного сердца», виднелся главный люк, отгораживающий внутренности корабля от космоса.
Тяжелые затворки прогнулись под их собственным весом и открылись, позволив частичкам искаженного сияния снаружи наполнить покои лихорадочным светом. В любой другой ситуации Мортарион ждал бы, что отсек подвергнется взрывной декомпрессии, но это был варп. И он понял — ничто в этом месте не следует законам вселенной, где он был рождён.
Дикое сияние эмпирей манило его. Где–то в том пространстве, как он считал, находился источник его мучений. Там–то и собрались силы, осквернившие его легион. Там был конечный пункт его назначения.
Мортарион откинул капюшон назад, обнажая своё бледное лицо и глядя всему безумию в глаза. Он собрал силы, чтобы сделать шаг вперед и противостоять истине.
Его ботинки звенели странным эхом, когда он приближался. Корпус «Терминус Эст» был далеко от него по всем меркам, металл перемещался и изменялся, разрастаясь. Другие корабли флота застыли вокруг «Бледного сердца», как потускневшие украшения, привязанные к безумному небу дикой, необузданной силой. Переливающиеся цвета, сотканные из иллюзий невообразимых горизонтов, складывались в бесконечность. Но одна константа всё–таки была.
Мортарион увидел набросок того, что могло бы быть ликом бога — три сверкающих глаза в запретном орнаменте. Он внезапно осознал, что ждал этого момента целую вечность.
Мрачный незваный Жнец, полный отчаяния, принявшего человеческую форму. Его плащ был таким же тёмным и пустым, как космос между звезд. Война в крови примарха кипела, сжигая его изнутри.
И тут его ненависть и страдание, каждая последняя частичка ярости и меланхолии приняли форму одного единственного требования, которое он проревел в варп. Это был крик чистейшего разочарования. Копьё, брошенное навстречу жестокой судьбе и всем, кто когда–либо снисходил до того, чтобы называть себя его «отцом».
— Чего ты хочешь от меня?
Ответ прилетел далёким жужжащим тембром, но его звучание было ему всё же знакомо:
— Одного неповиновения недостаточно.
Сердце Мортариона сжалось в грудной клетке. Он вспомнил, как впервые поверил в свою смерть на разрушенных скалах Барбаруса и как появилось то глубокое отчаяние. В тот день он потерпел неудачу и предал своё обещание, данное его родным, да и всему миру. Он пал в то время, когда другой шагнул вперёд и забрал ту славу, что по праву принадлежала Мортариону. Стыд, который он ощущал, никогда не потускнеет.
Тогда незавершенное предложение таким и оставалось, но теперь он произнёс его до конца, и истина, с которой Жнец не хотел сталкиваться, стала простой аксиомой.
— Чтобы победить смерть, ты должен стать ею… Чтобы вытерпеть всё это, ты должен подчиниться. Если ты хочешь освобождения от агонии, то ты должен отдать свою душу взамен.
— Я помню…
«Правда ли? Есть ли хоть что–нибудь настоящее в этом месте?»
Две части духа Мортариона сражались друг с другом: разложение против неповиновения, подчинение против мятежа, его будущее сражалось с прошлым.
Огромная ужасная фигура приблизилась к нему, обретая чёткость. Её форма постоянно менялась — это была громадная колония существ, корчащихся вирусных токсинов, обретших объем и сингулярность. Он потянулся к нему огромной прокаженной лапой с тремя когтями, широко раскрытыми, чтобы Мортарион их увидел. На его мёртвой коже был символ триады, повторяющийся во фрактальном изобилии снова и снова; точно такой же, как скопление фурункулов и нарывов — реакция примарха на химерный вирус.
— Мой Чемпион. Я дам тебе всё, о чём ты только попросишь, — прозвучал голос, — Твоё собственное владение, которое будет подчиняться только твоей воле. Ты станешь тем, кем всегда хотел быть. Всё, что нужно, это принять Метку. Прими её и присягни мне на верность.
На Барбарусе Мортарион взбирается на гору, чтобы добраться до Некаре
VII
Откровения
Рыцари
Черное небо
Под Императорским Дворцом находились помещения, которые практически никто никогда не видел.
Некоторые состояли из лабиринтов, проходов, галерей и атриумов, ведущих в самое сердце Терры, к запретным зонам, куда имели право заходить только Адептус Кустодес, Сёстры Безмолвия и сам Император. Другие были перестроенными остатками первых жилых комплексов, сооруженных в этом месте — огромные леса каменных колонн, высеченных разумными машинами-ремесленниками во времена правления Железных Людей.
Однако Гарро направлялся в другое место. Он очутился в зале, похожем на пещеру, в трёхстах метрах под самим Дворцом — зияющей бездне, напоминавшей внутренности гигантского улья. Каждое помещение вдоль стен этой полости было тюремной камерой, и, подобно защитным сооружениям Белой Горы, они были окружены устройствами древней и сложной конструкции, созданными для ограничения неестественных и неземных сил.
Почти все камеры были пусты, адамантиевые двери — распахнуты, а воздух — влажным и тёплым, как кровь. Те немногие, что были заняты, содержали пленников особого рода — мужчин и женщин, которые были слишком ценны, чтобы их казнить, и слишком опасными, чтобы отправить за пределы непосредственной досягаемости Императора Человечества и Регента Терры.
Гарро проехал на скиммере мимо запечатанных камер и задумался, кого он найдёт внутри, если выберет дверь наугад и откроет её.
«Каждая из этих комнат хранит тайны Малкадора», — подумал он. «Или ещё хуже? Возможно, они несут ответственность за его ошибки.»
Вскоре он вышел из скиммера перед дверью камеры на седьмом ярусе, к большому удивлению и шоку охранников, стоявших там на страже.
— Вам… Вам нельзя сюда спускаться, — сказал один из них.
Натаниэль не обратил на это никакого внимания и оглядел пару стражей. Оба мужчины были в серых одеждах Избранных, и у них был своего рода лагерь, установленный на широкой платформе, что было неоспоримым доказательством их пребывания тут в течение долгого времени. На маленьком складном столике Гарро увидел что–то, похожее на грубо сделанную книгу из связки бумаги, открытую так, что при желании можно было прочесть текст, написанный на плотных красных страницах.
— Сир Рыцарь… — с надеждой произнёс другой. — Мы свободны?
Натаниэль покачал головой и подошел к адамантиевой двери, наклонившись вперед так, чтобы датчик, установленный внутри, мог прочитать метку Сигиллита, выгравированную на его броне.
— Нам ничего не говорят, — сказал первый солдат. — Как идёт война, милорд?
Дверь камеры открылась, и Гарро, прежде чем войти внутрь, бросил на них быстрый взгляд.
— Когда она доберётся сюда, ты всё узнаешь.
— Император защищает, — сказал солдат, прячась за словами, как за неразрушимым щитом.
Дверь с лязгом захлопнулась за ним, и Гарро огляделся. Камера оказалась больше, чем он ожидал, и, что любопытно, обставлена так, чтобы выглядеть по-домашнему уютной. Тяжёлое покрывало делило комнату пополам, и, когда он сделал шаг, оно поднялось, пропуская хрупкую и неприметную фигуру — бледнокожую блондинку в простом длинном платье.
