Опрокинутый купол - Буянов Николай (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
– Благоговение, – глухо ответил художник. – Вам, впрочем, не понять. Я держал в руках подлинную Историю, не имитацию, не выдумку… Эти строки написал человек, который собственными глазами видел гибель Житнева! Трудно осознать… Тем более трудно поверить сейчас, что я ошибался, что все это изготовил какой-нибудь местный Левша Кулибин меньше десятка лет назад. Но, черт возьми, с какой целью? Разве что всучить фальшивку музею, а подлинник «толкнуть» богатому коллекционеру на Запад…
– В первую очередь, как я понял, он сделал это с целью изменить текст, – сказал Слава. – И сейчас невозможно установить, когда именно это было проделано… А все потому, что кое-кто был чересчур озабочен сохранением профессиональной репутации.
– Профессиональная репутация! – фыркнул Вайнцман. – Господи, да он все это время ни сном ни духом… А какое самодовольство: он пыжился так, будто сам заносил в скрижали… – художник вдруг осекся, быстро перевел взгляд на меня, потом обратно на Славу. – Или… Вы думаете, это он…
Славка – молодец! – не стал ни соглашаться, ни опровергать. Вайнцман замолчал, ожидая реакции на свои слова. Не дождался, нахмурился и снова запустил пальцы в свою шевелюру.
– Нет, невозможно. Может быть, Закрайский и стоит чего-то как ученый-историк, но, чтобы изготовить подделку такого класса, нужно обладать некоторыми специфическими навыками… Нет, он бы не сумел.
– А кого-то нанять?
– А деньги, простите? Я знаю этого старого пердуна чуть ли не с первой русской революции, он всегда был беден, как церковная мышь. – Он что-то вспомнил, задумался… – Да и артист из него тоже никудышный. А орал он на меня, когда я пришел, вполне натурально.
– Орал?
– Ну да, орал, ногами топал, – он хихикнул. – Решил, идиот, будто это я изготовил фальшивый документ.
Глава 19
ЗАМЕДЛЕННЫЙ ПОВТОР
– Вот это мотив, – медленно проговорил Слава КПСС, когда мы остались одни.
Я смотрел в окно – Яков Вайнцман удалялся медленной шаркающей походкой, видимый со второго этажа сквозь голые ветви деревьев. Весна, первые жаркие лучи, гомон воробьев и обрадованные прохожие, освобожденные – тоже впервые – от тяжести шуб и меховых пальто. Мне совсем не было весело и радостно. И удовлетворения не чувствовалось: фальшивая реликвия, неизвестный художник-гений, убирающий свидетелей своих «художеств», стрела, пропевшая над ухом несчастного Вайнцмана, – все это составляло некую внешнюю сторону дела, «метафизическую»…
А вот проникнуть в другую, истинную, потаенную, где взаимодействуют не голые факты, а ощущения, мысли, побуждения («психологизмы» – то, к чему я всегда относился подозрительно), никак не удавалось.
– Ты заметил, как вел себя Закрайский? «Орал, ногами топал» – так не ведет себя человек, который подозревает. Когда подозревают, ставят ловушки, задают хитрые вопросы, усыпляют бдительность… Нет, он был абсолютно уверен, что именно Вайнцман изготовил подделку. В принципе, он рассуждал логично: где она, другая кандидатура?
Слава встал, прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Я смотрел на него снизу вверх, подперев кулаком подбородок.
– Если Вайнцман действительно исполнитель, – проговорил он, – то где-то должен быть заказчик. Тот, кто придумал всю комбинацию, кто скорее всего продал оригинал кому-то на стороне. Убрать по окончании акции лишнего свидетеля (или просто того, с кем нужно делиться) – вполне здоровое желание.
– А как же видения Глеба?
Слава посмотрел на меня и понимающе вздохнул.
– Не хочется думать, что Глеб пострадал по ошибке, верно?
– Да, – признался я. – Слишком уж… подло. Я подумал: если Вадим Федорович эти четыре года ни о чем не подозревал (иначе почему обратился к эксперту лишь совсем недавно?), то кто мог посеять в нем сомнения относительно подлинности документа? Только Глеб.
«Я будто проваливаюсь куда-то, в иное измерение… Вижу картины из своего прошлого воплощения, но не в состоянии ничего изменить. Все заранее известно: словно смотришь один и тот же фильм по второму разу…»
– Когда-то, еще в детстве, он свято поверил в собственную исключительность. Нет, он не задавался, не задирал нос, ничего подобного. Наоборот, с ним было очень легко общаться… Просто он чувствовал за собой некую ответственность.
– Перед кем?
– Не знаю. Наверное, перед Богом. По принципу: многое дано – многое и спросится.
Мы вышли на улицу, где все трепетало и пело в предвкушении новой жизни. Слава спросил: «Тебя Подвезти?»
– Спасибо, я на машине.
– Домой?
Я чуточку подумал.
– Пожалуй, нет. На студию.
Хотя как раз туда мне и не хотелось: еще свежо было в памяти ощущение ужаса и безысходности, когда я увидел стрелу в горле брата… А ведь он знал, что что-то должно было произойти, и я знал, можно сказать, был предупрежден по телефону: «Кажется, я догадался, Борька. Приезжай, одному мне не справиться…» И я приехал. И орал, как ненормальный, заслоняя собой дверь просмотрового зала: «Отсюда никто не выйдет! Среди нас убийца! Убийца!», пока кто-то (кажется, Дарья Богомолка) не подошла и не взяла меня за руку: «Пожалуйста, Боренька. Вы ему уже не поможете». Да, я уже не помогу. Даже если найду убийцу – что с того? Тысячи раз, особенно по ночам, я молил кого-то неведомого: ну верни все назад, в тогда, душу мою забери, что ли… Уж я бы вытряс из братца все до капельки. Или, на худой конец, дернул бы его за руку в нужный момент, заставил пригнуться, прежде чем стрела свиснет с экрана…
– Кстати, извини, я сорвал пломбу с двери.
Слава укоризненно покачал головой.
– Между прочим, деяние-то подсудное. Однако, если бы не это, Вайнцман никогда не пришел бы к нам. Поглядывай за ним на всякий случай. Вдруг он прав и убийца целился в него?
Я помахал ему рукой и открыл дверцу. И, уже поворачивая ключ в замке зажигания, неожиданно увидел женщину… Я уже видел ее однажды, в мое первое посещение съемочной площадки (провал во времени и в сознании, пастушок возле огромного придорожного камня, пожарная машина и гримуборные в трейлерах для «звездочек»), она, в светло-сером меховом плаще и диадеме, шла меж тех самых трейлеров – мелькнула на краткий миг и исчезла… Я еще спросил Глеба: «Кто это?», он равнодушно ответил: «Оленька Баталова, наша княгиня Елань». Что за ерунда, никакая это не Баталова, это… О черт!
Меня будто взрывная волна вынесла из «Жигулей». Дверца осталась открытой, мотор крутился на холостых оборотах, ключ торчал в замке – бери и пользуйся, кто хочет! – а я огромными скачками несся по четырехрядной мостовой, напрочь игнорируя визг тормозов, гудки и теплые пожелания здоровья в мой адрес. Женщина шла по противоположному тротуару в редком людском потоке – довольно высокая, очень стройная, в светло-коричневом пальто с капюшоном и меховых сапожках. Голова была чуть опущена, и я видел пушистые, загнутые вверх ресницы, а немного выше – кокетливую платиновую челку. По какой-то непонятной аналогии опять вспомнилась Ольга Баталова – какая она, к чертям, древнерусская княгиня? Княгиня была тут, передо мной, метрах в пятнадцати, и-на экране в просмотровом зале, на пленке, неведомо как и где записанной Глебом… А я вдруг споткнулся на ровном сухом месте, нога зацепилась за бордюр…
Мой демарш оказался незамеченным. Я с кряхтением приподнялся, ощупывая разбитую коленку. Прохожие обходили меня с некоторой брезгливостью, руки никто не подал, но и в спину не толкнул, и на том спасибо.
А женщина исчезла, как и положено призраку.
И из всех примет я запомнил лишь пальто да челку.
– Это меня хотели убить, – нервно произнесла Баталова, порывисто затягиваясь сигаретой. Тонкие холеные пальцы чуть подрагивали, голос тоже подрагивал в такт с ресницами – изощренная игра на публику, сцена «Последняя ночь Клеопатры».
– Кому ты нужна, чертова кукла, – реплика в сторону Машеньки Куггель.
– Да, да! Стрела пролетела совсем рядом, я слышала свист!
Был перерыв. Мохов задумчиво уставился в папку со сценарием (держа ее, кажется, вверх ногами), Игнатов ходил из угла в угол, преследуемый сосредоточенной на какой-то своей идее Диночной Казаковой, придворным гримером и костюмером. Оператор Роберт давал указания своим ассистентам. Два старика-разбойника, Вайнцман и Закрайский, сидели по разным углам павильона и принципиально не замечали друг друга.
