Последний борт на Одессу - Круз Андрей "El Rojo" (книга жизни .TXT) 📗
В сон я провалился почти сразу. И, вопреки обыкновению, ничего такого мне не снилось. Просто море, солнце, домик на берегу моря, и мы всей компанией сидим за столом тут же, около моря, на берегу, и прибой чуть касается наших ног. Я кричу, что ботинки намочил, а Светка громко смеется.
Проснулся и понял, что из открытой форточки вода льет мне на кровать, прямо на ноги. Вот незадача! Посмотрел на часы – уже утро. Шесть часов. Пора ехать в управление полиции, доделать работу до конца. Будить никого из друзей не стал, пусть отдыхают. Тоже, наверное, погуляли вчера. А сегодня воскресенье. Все люди отдыхают, и только полицейские работают. Вот такая она, изнанка службы. По пустынным улицам под дождем поехал в центр по знакомому маршруту. Машин на улицах немного. Кое-где потоки воды несут по мостовым вчерашний мусор. Коммунальные службы тоже отдыхают в воскресенье. Переполненные мусорные баки как бы говорят в пользу этой версии. Поставил машину по привычке на знакомом месте и под дождем пробежался до входа в управление. В дежурной части небольшое столпотворение. Прием и сдача дежурства.
– Привет, не подскажешь – мне бы со вчерашним задержанным поработать, кабинетик какой? – спросил я у пробегавшего мимо майора в форме полиции Одессы со значком «Дежурный».
– Так с ним работают. Луценко Вася, кабинет восемнадцать, уже минут сорок как, – удивленно ответил мне майор и побежал дальше.
Хмыкнув, поднялся по лестнице, постучался в кабинет номер восемнадцать. Тишина. Толкнул дверь. Заперта. Еще постучался и услышал тихий голос.
– Кто там?
– Вась, это Новиков. Открой, – спокойно попросил я.
После небольшой паузы ключ пошаркал о замочную скважину массивной двери, потом провернулся два раза, и дверь тихонько приоткрылась.
Я увидел через небольшой просвет здоровое лицо опера и его массивную руку.
– Че случилось? – проговорил Вася Луценко.
Я с силой открыл дверь и зашел в кабинет. Ян Ковальски сидел на полу, скрючившись и держась за область печени.
– Василий, можно я поговорю с задержанным один на один? – начал закипать я.
– Это еще зачем? – не понял Вася.
– А затем, что я его задержал, я им занимался и давайте уж я с ним сам поговорю? Хотя бы для приличия? – чуть громче повторил я.
– Мне сказали с утра с ним работать, я работаю, – упрямо повторил Луценко.
– Кто сказал? – переспросил я.
– Начальник сказал, – пропуская меня в кабинет, ответил Вася, – Михаил Адольфовоч, вот кто.
– Василий, давай по-хорошему? – упрямо повторил я, – Оставь нас наедине, он по-русски плохо понимает. Сколько ты с ним уже тут? Полчаса? Ну и что? Есть толк?
– Пока нет, – хмыкнул Луценко, – но скоро будет.
– Ничего у тебя с ним не будет, только все испортишь, – еще строже сказал я, – дай мне полчаса? Хорошо?
Луценко хотел было возразить, но наткнулся на мой колючий взгляд, пожал плечами. Взял со стола из пачки сигарету, посмотрел на решетки на окнах и сказал мне в дверях, выходя из кабинета.
– Полчаса.
Но я уже его не слушал. Я поднял Ковальски с пола и усадил на стул. Взял со стола ключ и снял металлические наручники с его рук. Взгляд Ковальски ничего не выражал. Он, как наркоман, смотрел в одну точку на стене. Так бывает у людей с нарушением психики. Они зажимаются и уходят в себя. Теперь его нужно разговорить, иначе он уйдет надолго.
– Курить будете? – протянул я сидящему Ковальски пачку сигарет «Новоземельные», брошенных Луценко на столе.
Задержанный перевел взгляд со стены на пачку сигарет и кивнул. Дрожащей рукой вынул одну сигарету, и я участливо чиркнул лежащей тут же зажигалкой. Ковальски затянулся, я придвинул стоящую на столе пепельницу. В окно барабанили каплю дождя. Часть из них сквозь открытую раму падала на подоконник.
– Может, кофе хотите? – снова спросил я Ковальски, и он согласно кивнул.
Я включил стоящий тут же чайник, взял специальную «кружку для задержанных», стоящую отдельно на сейфе. В каждом отделе полиции есть такая, чтобы поить арестованных. Я ее и в этом кабинете сразу вычислил. Когда чайник вскипел, положил кофе, спросил, нужен ли сахар и добавил столько, сколько сказал Ковальски. Три ложки. Сладкое любит.
– Вас Ян Ковальски зовут? – спросил я, когда задержанный выпил первый глоток кофе и потушил сигарету в пепельницу.
Он посмотрел на меня, подумал и ответил.
– Звали, – по-английски произнес Ян, – в том мире звали. В этом я Ян Кенкерли.
– А еще были Джеком Пепером. Можете не отрицать, – опередил я Ковальского, который уже хотел было возразить, – мы поднимали данные по вашему переходу в Ордене. Вы назвались именно этим именем.
Ковальски или Ян Кенкерли просто покачал головой и сделал еще глоток кофе.
– Нам известны все ваши имена, но сейчас речь не об этом, – перевел я тему разговора, – вы ведь еще и ученый? Талантливый ученый. Ваши работы изданы уже?
Я запустил пробный камень. Попробуем подавить на тщеславие. Внезапно Ян выпрямил спину, хотя до этого сидел сгорбившись, и его глаза заблестели.
– Да, издавались там, на той земле. На этой пока еще не изданы, – ответил он мне.
Угадал, есть контакт! Нужно развивать эту тему. Сукин сын потрошитель тщеславен и хочет мирового признания!
– Ничего, я думаю, их вскоре издадут. Не подскажите, где хранятся ваши рукописи? – я встал, взял со стола пепельницу, вытряхнул ее в мусорное ведро и снова протянул Ковальски пачку сигарет. Он кивнул и вытащил еще одну. Я чиркнул зажигалкой, и Ковальски продолжил.
– Рукописи? Они все тут! – и он постучал себя пальцем по лбу.
На голове у него была запекшаяся кровь, но я не обратил на это внимания.
– Я все свое исследование веду только сам! И никому не доверяю! В том числе бумаге! – Ковальски выпустил дым вверх.
Явный признак того, что настроение у него улучшилось, и он разговорился. Вот еще чуть-чуть, направить его в нужное русло.
– Я бы давно закончил, если бы мне не мешали! – чуть громче проговорил Ковальски.
– Смит? Он и его люди мешали вам закончить исследование? – задал я наводящий вопрос.
Ковальски внезапно оборвал рассказ, пару раз затянулся и потушил окурок в пепельнице.
– Видите, вы все сами знаете. – Вздохнул он, – да, эти люди мешали мне. Мне, гениальному хирургу, помешали ничтожества!
– У вас есть шанс отомстить им. Они не могут становиться на пути у такого светила транспланталогии, как вы. Расскажите нам о них подробнее. И поверьте, мы примем все меры! – я встал со стула, взял чистый лист бумаги и ручку.
– Вот, изложите все подробности про их преступную деятельность, и я вам обещаю, мы постараемся наказать их, – положил я бумагу и ручку перед Ковальски.
Иногда человеку трудно сказать что-то, но очень легко написать. Не случайно задержанным предлагают написать чистосердечное признание. Когда вот так пишешь, иногда бывает легче, чем говорить, глядя в глаза. Ковальски взял ручку, бумагу, задумался.
– По-английски напишу, ок? – внезапно спросил он.
Я кивнул, и Ян начал быстро-быстро черкать ручкой по бумаге. Луценко заглянул в кабинет, но тут же закрыл дверь. Такое знают все опера и детективы во всех странах. Если преступник в расколе, не стоит мешать тому, кто беседует с ним. А если человек взял ручку и бумагу, то совсем не стоит мешать. Правила едины для всех полицейских в мире. Негласные правила.
Ковальски исписал уже целый лист и вопросительно посмотрел на меня. Я достал из пачки второй и протянул ему, а этот взял в руки. Пока товарищ маньяк корябал дальше свою рукопись, я прочитал, что же он там описывает. Оказалось, транспланталогию. Точнее, черную трансплатнологию. Все о том, какие он делал пересадки и сколько ему за это платили. Понятно, будет не лишним. Покажу Демпси Салливану, тот обрадуется. Ковальски протянул мне второй листок и попросил еще. Не вопрос, пусть испишется, самому легче станет. Протянул ему третий листок. Ага. А вот тут уже интереснее. Врачебная ошибка, медицинские термины. Он совершил ошибку, и его выгнали из клиники Смита. Бывает. Смит стал его преследовать. Так, исследование необходимо закончить, так как это будущее всего человечества! Молодец, пан Ковальски! Какие громкие слова! Айди ему сделали люди Смита, некто Алоиз. Кто он такой и где работает, Ковальски-Пеппер не знает. Высокопоставленный чиновник в Ордене. Пеппер решает продолжить исследование самостоятельно. Неплохое начало. Сейчас выйдет третий лист повествования о том, как гениальный ученый кромсает проституток. Ну а почему бы нет? Это же отбросы общества, падшие женщины. Что такое жизнь проститутки на фоне мировой науки? Я бросил взгляд на Ковальски. Он увлеченно писал, уже третий лист подходит к концу. Держи, вот тебе четвертый, ни в чем себе не отказывай.
