Черный Легион (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
– Без жалости, без сожалений, без страха, – улыбнувшись, произнес Абаддон. – Блажен ум, что слишком мал для сомнений.
Ответа он дожидаться не стал. Он протянул руку, требуя меч. Вперед вышел Заиду, который подобрал оружие, вложил его в руку Абаддону, а затем попятился назад.
Сигизмунд повторил этот жест в обратном порядке, передав Меч Верховных Маршалов одному из своих хускарлов, который отодвинулся, почтительно держа реликвию. Взамен Сигизмунд обнажил Черный Меч и поднял его, салютуя Абаддону все с тем же холодным формализмом, какой он постоянно демонстрировал до этого.
Абаддон вскинул клинок, и Амураэль дернулся – не по собственному желанию, а из-за напряжения моей воли. Внутри меня быстро пронесся инстинктивный порыв. Мне так яростно хотелось увидеть бой, что приходилось сдерживаться, чтобы не захватить контроль над телом брата и не сделать шаг вперед за него.
Длинный клинок Сигизмунда давал ему преимущество в длине выпада. Аббадон в своем терминаторском доспехе обладал преимуществом в силе. Моему повелителю предстояло сражаться, имея на уравновешивающей руке массивную помеху в виде Когтя, однако это же давало ему сокрушительное оружие, представься в поединке шанс им воспользоваться. Сигизмунд в изукрашенном силовом доспехе должен был быть быстрее, но никто не мог знать, насколько его замедлил возраст.
И все же воины, собравшиеся с обеих сторон в разрушенном зале, хранили благоговейное молчание. Похоже, людям-рабам сюда не было хода – по крайней мере, на мозаичном полу не лежали их трупы – вследствие чего я подумал, что это какое-то рыцарское святилище для ритуалов Черных Храмовников. Девять Братьев Меча Сигизмунда стояли против почти сорока наших воинов. Точное количество я определить не мог, не вынуждая Амураэля повернуть голову.
Клинки Абаддона и Сигизмунда встретились в первый раз, столкнувшись вскользь и осыпав обоих воинов искрами. Мне пришло в голову, что это могло бы стать для обеих сторон сигналом к атаке, чтобы мы вырезали элиту Сигизмунда, пока наши повелители ведут бой, однако подобного порыва не произошло.
Я почувствовал, как в кровеносной системе Амураэля едко брызжут адреналиновые наркотики, впрыснутые доспехом в ответ на его жажду битвы. Он вздрагивал и подергивался при сокрушительных ударах клинков военачальников, и он был не единственным, кто со свирепой сосредоточенностью следил за схваткой, вне всякого сомнения, представляя себе, будто это он, а не Абаддон орудует клинком.
Сшибающиеся клинки принесли в этом суровое мрачное место сияние грозы. Молнии расходились по стенам из растрескавшегося мрамора и озаряли витражные окна, обдавая холодные лица изваяний героев Черных Храмовников вспышками еще более холодного света. Каменные знаменитости оставались зрителями. Они выглядели лишь немного более стоически, чем наблюдавшие воины из обеих облаченных в черное армий.
В годы, последовавшие за этой дуэлью, те из нас, кому повезло ее лицезреть, описывали ее ход как банальностями, так и сложными терминами. Одно из любимых заявлений Заиду состояло в том, что Абаддон все время опережал Сигизмунда – что наш повелитель постоянно смеялся, играя с древним Черным Храмовником, прежде чем нанес смертельный удар. Именно эту историю пересказывают различные группировки Вопящего Маскарада, а Телемахон никогда против нее не возражал.
Амураэль однажды описал ее предпочитаемыми мною словами, сказав, что Сигизмунд был льдом и точностью, а Абаддон – пылом и пламенем. Это созвучно с тем, что я видел глазами самого Амураэля.
Сигизмунд знал, что умрет. Даже если бы он победил Абаддона, его и его воинов превосходили числом в четыре раза. Его корабль еще кружил в пустоте, продолжая гореть изнутри по мере того, как наши абордажные команды расходились по его жилам, словно яд по кровеносной системе, но если еще и было неясно, кто выиграет битву за «Вечный крестоносец», то финал игры в этом зале подобной загадкой не являлся. Даже убереги Сигизмунда судьба или чудо веры, от ярости сорока болтеров и клинков ему было не уйти.
А еще все-таки проявлялся возраст Сигизмунда. Из-за этого он, лучший дуэлянт из тех, кто когда-либо носил керамит, замедлил темп так, что не опережал Абаддона в его громадной терминаторской броне. У него не было той повышенной силы, которой обладал Эзекиль в этом огромном доспехе, а возраст и усталость лишали его еще большего. Он уже был покрыт кровью моих убитых братьев – сегодня это была у него далеко не первая битва. Его старые сердца работают с натугой? Подведут ли они его сейчас, разорвутся ли в его гордой груди? Такой конец предначертан судьбой величайшему из легендарных космодесантников?
Признаки старости Сигизмунда невольно показались мне трагичными – за что впоследствии Эзекиль надо мной смеялся, называя это симптомом моей «сентиментальной тизканской натуры». Он заметил, что мне следовало бы обратить большее внимание на тот факт, что Черный Рыцарь, находясь в возрасте тысячи настоящих лет, все еще не отставал практически ни от кого из воинов Девяти Легионов и не уступал им на клинках. Годы замедлили Сигизмунда, но все, что им оказалось под силу – замедлить его до уровня остальных из нас.
Разумеется, я обратил на это внимание. Вопрос об исходе поединка не стоял, однако это не значило, что от моих глаз укрылось совершенное мастерство Сигизмунда. Прежде мне никогда не доводилось видеть его в бою. Мне было сомнительно, что даже тогда сразиться с ним и выжить смог бы кто-то, кроме лучших представителей элиты Девяти Легионов, а находясь на пике формы, он бы поспорил с любым дышащим существом.
(Искандар.)
Мастерство, с которым Сигизмунд владел мечом, лучше всего характеризовала его манера двигаться. Чтобы выжить, дуэлянты парируют и отводят удары, если обладают соответствующим умением, а если его у них нет – или же они просто полагаются на силу, чтобы выиграть бой – то в схватке они атакуют при помощи более длинного двуручного меча, уповая на то, что его вес и мощь одолеют защиту врага. Сигизмунд не делал ни того, ни другого. Я ни разу не увидел, чтобы он просто парировал, поскольку при каждом его движении оборона плавно переходила в нападение. Каким-то образом он отводил удары Абаддона, завершая собственные атаки.
Даже Телемахон, который, возможно, является самым одаренным мастером клинка из виденных мною, парировал бы выпады оппонента. Он это делает с непринужденностью, которая граничит с небрежностью – подобное буквально ниже него, так что он действует инстинктивно – однако все-таки делает. Сигизмунд же атаковал, атаковал и атаковал, но при этом как-то отводил каждый удар. За каждым его движением прослеживалась кипящая агрессия.
(Искандар.)
И все же с каждой минутой Сигизмунд уставал все больше. Воздух с хрипом проходил сквозь его стиснутые зубы. Абаддон ревел, брызгал слюной и наносил ему страшные размашистые удары клинком и Когтем, не уставая и не сбавляя темпа. Сигизмунд, напротив, двигался все экономнее. Он…
(Искандар.)
… уставал под напором ярости Абаддона. При свете разлетающихся искр от терзаемых силовых полей теперь было видно, что на его суровых чертах застыла гримаса напряжения. В столь многих битвах – неважно, ведут ли их два человека или две армии – возникает момент, когда равновесие неотвратимо смещается в одну из сторон: когда начинает прогибаться одна из стен щитов; когда начинается падение одной из территорий: когда у одного из боевых кораблей отключаются щиты или отказывают двигатели; когда один из бойцов в спешке совершает ошибку или начинает слабеть.
