Воскресное утро. Книга вторая (СИ) - Алексеев Михаил Николаевич (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
И он вопросительно посмотрел на Воронова.
— Мы работаем над этим вопросом, — уклончиво ответил тот на немой вопрос.
— Главное, чтобы ВВС было готово к нанесению удара в течение суток, максимум двух, после команды. В общем, вам двоим нужно разработать и иметь план операции. Необходимых людей можно подключать к разработке, не информируя их о цели и месте операции. Когда она начнется, как вы понимаете, я сказать не могу по объективным причинам. Но нужно быть готовыми. Если будут вопросы, звоните. Если у меня будет информация, полезная для вас, тоже немедленно свяжусь с вами. А сейчас разрешите откланяться — дел невпроворот. Спать некогда. Рад был с вами встретиться. Пусть и по служебным делам. После Победы обязательно посидим. До свидания!
7 октября 1941 года. Вязьма. Аэродром «Двоевка».
В ночь с понедельника на вторник выпал первый снег. Он быстро растаял, но показал, что зима в этом году будет ранняя. На утренней зарядке курсанты с хохотом обкидали друг друга снежками, устроив сражение между эскадрильями. Пробежка до «точки» и обратно по первому снегу подняла настроение, упавшее этим хмурым утром из-за нелетной погоды. Значит, сегодня будет снова теория.
Курсанты учебного полка уже две недели осваивали в теории реактивные самолеты. Правда, кроме теории все сделали лишь по ознакомительному полету на «спарке». Командование, учитывая, что весь курсантский состав имеет летную практику на поршневых самолетах, а некоторые — к которым принадлежал и старший лейтенант Егоров — и боевой опыт, уплотнило и ограничило учебный процесс шестью месяцами. Жили они рядом со штабом и столовой в трехэтажной курсантской казарме со всеми удобствами. Тут все было рядом, в том числе и клуб, в который они ходили в свободное время в кино, библиотеку и спортзал. В спортзале чаще всего играли в волейбол, который был очень популярен среди местных мальчишек и летчиков. На аэродром их отвозили автобусом, а обратно они чаще всего с удовольствием возвращались пешком по бетонке, либо по тропинке через небольшой лесок и улицу Лесную. Улица полностью оправдывала свое название — небольшие финские щитовые домики, в которых жили семьи в основном технического состава, скрывались среди деревьев. Вся улица располагалась в роще. После восьми вечера и до отбоя и бетонка, и тропки были заполнены гуляющими парочками и группами молодежи. Фронт был далеко, и практически ничто здесь не напоминало о войне. Разве, что часто встречались патрули НКВД и все офицеры ходили с личным оружием.
Николай запомнил волнение, с каким он впервые сел в первую кабину «спарки» и первый полет. Это было столь же впечатляюще, как и первый полет на У-2. Но возможности этой машины кратно превосходили возможности даже боевых поршневых истребителей. И каждый раз, когда он даже в учебном классе слышал высокий свист турбин запускаемых на аэродроме двигателей, его сердце стучало быстрее. И все его товарищи, теперь такие же, как и он, курсанты болели тем же самым. И каждый мечтал сесть в кабину боевого МиГ-17 и почувствовать себя богом в небе.
И все хорошо было у него с Леной. Вернувшись в Вязьму, он выполнил свое тайное желание — заказал и в течение недели ему сшили парадный и повседневный мундиры ВВС с погонами. Отец Лены помог ей перевестись в столовую Центра, и теперь они могли встречаться не только вечерами, но и на приемах пищи. В первый же вечер Лена не утерпела и прошлась с ним мимо лавочки, на которой вечерами собирались знакомые ей девчонки. Нужно было видеть ее лицо в этот момент! Их отношения уже перешли, как говорила Лена, пионерскую дистанцию и вышли на финишную прямую — либо Николаю нужно было просить ее стать его женой, либо становиться негодяем.
Сначала они, как и все, гуляли по бетонке и дорожкам городка. Потом однажды Лена, помахав ему перед лицом ключиками, повела его на дачу подруги. Дача представляла собой небольшой домик с пристройкой, в которой стоял сельхозинвентарь, и комнатой со столом и старой кроватью. Но не все было так просто. Кругом на своих участках копались люди, поэтому приходилось «гулять» вчетвером — второй парой была хозяйка дачи и ее молодой человек — тоже курсант из другой эскадрильи. Поэтому внешне это выглядело — ну, по крайней мере, в глазах, самих влюбленных — достаточно целомудренно. Кровать и вообще вся комната занималась хозяйкой, а Николаю и Елене оставалась пристройка. Не в первый день, но путь Колькиной руки до трусиков Лены, а чуть позже и до того, что было под ними, был пройден. Сердце в груди стучало так, что казалось, выскочит наружу. А дальше… а дальше было негде! Следствием этих свиданий были опухшие от поцелуев губы и боль внизу живота. Пару раз Лена доставала ключи от квартир подруг, родителей которых в это время не было дома. Воспоминания об этом сразу вызывали определенные неудобства в штанах у Николая.
Первый раз они попали на такую квартиру случайно, за час до окончания увольнительной Егорова. Все, что он успел за этот час, — это довести Лену до состояния согласия, раздеть, раздеться самому и, с сожалением оглядев свою любимую, раскинувшуюся на постели перед ним, всю без остатка, быстро, как по тревоге, одеться. До окончания увольнения оставалось пятнадцать минут, и он уже практически опаздывал. Он был настоящим военным с исключительно обостренным чувством долга. В тот раз ему повезло: его на дороге подобрала машина НКВД, идущая к штабу, и он успел. А Лена поняла и простила ему этот поступок.
Второй раз времени было больше, но Лена почему-то не хотела этого. Потом, посмотрев на расстроенное лицо сгоравшего от желания Кольки, внезапно разделась сама. Это случилось неожиданно, хотя в мечтах Николай это проделал уже много раз. И сейчас, глядя на любимую сверху вниз, лежащую на простынях и от того выделяющуюся на их фоне своей темной стрижкой, блестящими карими глазами, задорно вздернутыми темными сосками грудок и темным, манящим треугольником между мраморно белых ног, он вдруг успокоился — она ЕГО, и никто не сможет ее у него отобрать! Его, и только ЕГО!
Он наклонился над ней и провел рукой по ее щеке, шее, груди, задержавшись на ее сосках, животе. Скользнул пальцами во влажный треугольник и опустился по мокрым бедрам ниже. Она вся была его! В груди бухало сердце, губы пересохли от волнения. Он даже не заметил, как разделся сам. Где-то у него билась мысль, что сейчас не время рожать детей, и он, как взрослый, должен об этом подумать, и он соглашался с этой мыслью. Но эта мысль продержалась ровно до первого движения. Секундами позже он уже плюнул на нее, заменив утверждением, что это ОНА — его любимая и желанная! ОНА — станет его женой! Она — уже его жена, которая родит ему ЕГО детей! И он не собирается ни о чем жалеть.
Через минуты они лежали рядом, и он, не переставая, что-то шептал, обнимая ее и зарывшись лицом в ее волосы, с наслаждением вдыхая их запах. А она, закинув на него ногу, крепко прильнув всем телом к нему и положив голову ему на плечо, молча улыбалась и гладила его. В этот день у них больше ничего не было. Лена боялась, что второй раз подряд будет еще больней, и он не настаивал. Он был счастлив!
И сегодня, одетый в парадный мундир, блестя золотыми погонами и орденом Красного Знамени, он шел к родителям Лены. Он шел просить руки той, которой готов был отдать не только сердце, но и жизнь. Шел и сам нравился себе. Эх! Видели бы сейчас его бывшие одноклассницы! Хотя… к чему? Он уже ничего не хотел им доказывать.
О том, что он сегодня придет, он запиской сообщил Лене через ее подругу на завтраке — у Лены был выходной, а ему комэск дал увольнительную по такому случаю. День был выбран неспроста, в этот день родители Лены должны были быть дома.
23 октября 1941 года. Где-то под Вязьмой.
Сергей Смирнов смотрел, как танки его роты преодолевают препятствия на трассе танкодрома.
После боев под Житковичами и вывода их полка в составе Корпуса под Минск он так и остался сначала ВРИО командира роты, а потом с присвоением досрочного звания «старший лейтенант» и вручением ордена Красного Знамени был утвержден в этой должности приказом. Там, под Минском, он передал оставшиеся от роты два последних БТ-7 в резерв, и уже в Вязьму остатки его роты прибыли «безлошадными».
