Игра в поддавки - Митич Александр (книги онлайн полные TXT) 📗
— А с кем вы там, в Лихтенштейне, враждуете? Ведь есть же у вас враги, а? — спросил я, активно пережевывая огромный кусище бутерброда с докторской колбасой.
— Наш враг — Чехия, — серьезно сказала Ильза.
Я поперхнулся.
— Кто?!
— Чехия. Это враг!
— А чем они… заслужили? Что они сделали-то?
— Украли у нас землю!
— И много?
— Тысячу шестьсот километров. Квадратных, — мрачно пояснил Иван. — Это сразу после Второй мировой войны было. Чехи прирезали к себе симпатичный лесок в Моравии. И с тех пор не отдают!
«Нормальный лесок, — прикинул я. — Полторы тыщи квадратных километров — едва ли не половина нашей Зоны! Немало».
— Скажите на милость, какие гады! — с наигранным драматизмом провозгласил Тополь.
— Да! Да! — горячо поддержала его Ильза. — Наши дипломаты стараться!.. Хитрить!.. Но Чехия не отдавать земля!
— Ну и как, воевать с ними будете? — поинтересовался я.
Ильза спрятала глаза и замолчала. Видно, для нее, как для патриотки своей страны, это была больная тема. Вроде Ольстера для ирландцев.
— Воевать нехорошо… Пацифизм — хорошо, — наконец сказала принцесса.
«Знаем мы ваш пацифизм, — подумал я. — Небось, могли бы вы в своем Лихтенштейне поставить под ружье тысяч этак сто пацанов призывного возраста, сразу бы начали права качать. А так… По сравнению с такой крохой, как Лихтенштейн, Чехия — настоящая сверхдержава. Ну а Польша какая-нибудь так вообще Империя Зла».
Утро выдалось свежим, даже слишком.
Зябко поеживаясь, мы шли через Елкин Лес на северо-восток.
Нашей целью была Бечевка, приток Припяти, образовавшийся по геологическим меркам вчера — шесть лет назад.
Причиной его образования стали те же самые катаклизмы, которые изменили русло Припяти, породили Пылающий Остров и Речной Кордон.
Бечевка славилась глинисто-красной водой, стремительным течением и ничем не объяснимым отсутствием аномалий. Из-за этой особенности, кстати, в сталкерском фольклоре возникло поверье, что если обмазать этой самой красной глиной из истоков Бечевки все тело, то никакая аномалия тебе страшна не будет. Мне кажется, это полная чушь. Впрочем, я лично не знаю никого, кто отважился бы это проверить на себе…
На берегу Бечевки у нас с Тополем была припрятана лодка — добротная алюминиевая плоскодонка, способная при необходимости поднять не только четверых, но и шестерых. Мы давным-давно уговорились не использовать ее без крайней надобности. Почему? Да потому, что сплавиться на ней вниз по стремительной Бечевке — одно удовольствие. А вот кто и как попрет ее вверх по течению на прежнее место?
Мы- то с Тополем в свое время использовали знакомство со славными мужиками из клана «Долг», которые наловчились кататься по Зоне на самопально бронированном «Патриоте». Эти мужики нашу лодку на крыше своего вездехода и подвезли. Но уже года два как об этих «долговцах» не было ни слуху ни духу, и «Патриота» их никто не видел…
Как решили мы с Тополем еще вчера, крайняя надобность сейчас как раз настала. Чем быстрее мы оттарабаним принцессу и ее бесплатное мясное приложение в «Лейку», тем лучше. А лодку… Я успокаивал себя тем, что она, возможно, больше никогда не понадобится.
А что? Будущее виделось мне в самом что ни на есть шоколаде. Денег рисовались форменные горы!
Во- первых, гонорар от Рыбина за КМПЗ.
Во- вторых — гонорар за спасение принцессы. Вдруг князь Лихтенштейнский окажется добряком и накинет тысчонок сто на чай?
На этом фоне вознаграждение за «колокол» и «ведьмину косу», которое бессовестно зажал Хуарес, уже не выглядело таким эпическим, как давеча. И все же деньги лишними не бывают. А я умею радоваться каждой копейке!
Между прочим, именно по этой причине я уговорил Тополя забрать с собой все мины МОН-5МС, распределив их между нашими рюкзаками. Все равно их гарантийный срок подходил к концу, и я, что греха таить, намеревался толкнуть их какой-нибудь отмычке, возомнившей себя бывалым сталкером.
Ну а в- третьих, конечно, гонорар за «звезду Полынь»! Предварительные оценки, основанные на банковском курсе платины, давали двести тысяч единиц. А расчеты по научным таблицам статистической редкости артефактов обещали увеличение этой суммы в полтора раза.
Итого. Миллионерами нам с Костей, конечно, не стать. Но сделать шаг в следующий имущественный класс мы вполне могли! При желании мы сможем оставить сталкерство и заняться чем-то более респектабельным. И более спокойным, само собой.
— Ты чего насупленный такой? — спросил меня Тополь.
— О вечном думаю, — соврал я.
Мы шли по отличной, надежной тропе. Лучшей в Елкином Лесу просто не было.
Я хорошо знал тропу и без карты. Вначале она вьется по траверзам между низинами, затем взбирается на оплывший холм, поросший корабельной сосной, а затем спускается к Бечевке, отбитой от опушки Елкина Леса пойменным лугом.
Конечно, мы с Тополем как опытные сталкеры ни на секунду не прекращали отслеживать аномалии. Даже на этой проверенной тропе можно было вляпаться и в зыбь, и в мясорубку. А уж в зарослях вокруг тропы аномалии стояли стеной.
Плотные цепи трамплинов выдавали себя дешевенькими артефактами типа «медузы», сгенерированными за последнюю ночь. Птичьи карусели — «кровью камня». Все эти дары Зоны мерцали в ломкой белесой траве фальшивыми драгоценностями. Если бы только мы не спешили, если бы наши финансовые перспективы не были столь обворожительны, мы бы с Тополем наверняка не удержались и занялись сбором всей этой приятной мелочевки. Все-таки страсть к собирательству, которую приобретает каждый сталкер после первого же «своего», найденного и принесенного из Зоны артефакта, — она посильнее полового инстинкта и чувства самосохранения, вместе взятых!
Лишь в одном месте я обнаружил коридор, который мог с гарантией, без лишнего риска, вывести из скопищ аномалий, окружающих тропу. Вход в коридор, как по заказу, был четко обозначен двумя изрядными птичьими каруселями.
В тот момент информация о наличии такого коридора для нас была лишней. Но кто знает, как завтра жизнь сложится? И, между прочим, Синоптик, который поведен на картографировании Зоны, за каждый квант достоверной информации о расположении аномалий охотно платит по десятке.
— Вон гляди, какие птичьи карусели здоровенные. Видишь? — Я обратил внимание Ильзы на пару аномалий, обозначенных отчетливыми пылевыми вихрями.
— А какой… птица катается на этой… карусели? — спросила Ильза. — Курица? Или дятел?
Как видно, других птиц принцесса Лихтенштейнская по-русски не знала.
— Какая попадется, такая и катается, — мрачно заметил Тополь, известный жизнелюб. — Но недолго.
Я криво улыбнулся. В словах Тополя было слишком много правды.
Мы удалились от каруселей шагов на пятьдесят. Там тропа упиралась в мощную воронку и делала вынужденный поворот.
Я машинально сообщил Тополю точные координаты эпицентра воронки. Тополь машинально подтвердил.
Я уже хотел было рассказать анекдот, чтобы развлечь Ильзу, когда взгляд мой упал на огромные, блестящие, как коллекционные рубли, глазища… крысиного волка!
Зверек сидел на задних лапах. Сидел прямо на тропе, как-то очень по-человечески вытянув передние лапки нам навстречу и выставив вверх чувствительный нос-локатор.
Это был матерый крысиный волчара с шестью оранжевыми полосками на спине.
Моя рука бездумно потянулась за «стечкиным» — мало ли, что у твари на уме, — когда меня осенило.
«Шесть полосок! Шесть! Да это же крысиный волк из клетки Трофима! Тот самый, которого я отпустил возле девятой скважины, в Заозерье!»
На душе у меня потеплело. Я исполнился сентиментальных чувств и вернул «стечкин» на предохранитель.
— Чего встал? — спросил Тополь встревоженно. — Опять тетки в белых халатах мерещатся?
— Старого знакомого встретил.
— Не понял. Комбат, ты в порядке? Что за знакомый?
— Да крысиный волк этот. Ну помнишь, которого мы отпустили? Он на тропе сидит!
— Ну, волк и волк. У тебя что, «хай пауэр» заклинило? Патроны экономишь?
